Гэв Торп - Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2

— О! — воскликнула она, заметив их.

Он хотел убрать руку, но она ее не отпускала, стараясь при этом заглянуть ему в глаза. Он отвернулся.

— Ты парень с постоялого двора, верно? Говорят, что ты не умеешь говорить, но только что ты кричал. Ты хотел меня предупредить, да?

Он не ответил, пытаясь освободиться, но она крепко сжимала его запястье.

— Да? — не унималась она.

Он кивнул.

— Я буду тебе благодарна всю жизнь, — сказала она. — Ты спас меня от смерти.

Он высвободил руку. Нужно уходить. Ему нужно набрать хвороста. Он не должен находиться рядом с ней.

Если хозяин это увидит, то отколотит так, что не скоро забудешь.

— Дай мне руки!

Это был приказ, а приказы он исполнял всегда. Он протянул ей руки.

Стянув зубами мягкие кожаные перчатки, она взяла его правую руку и сжала в своих ладонях. Она была такого же роста, как и он, но ее ладошки были меньше — и теплее.

Она поднесла его руку к губам и стала на нее дуть. Ему показалось, что ее ладони сделались еще теплее — его руку как будто опалил огонь.

Она что-то тихо сказала, он не расслышал, что именно. Через несколько секунд она открыла глаза и отпустила его руку. От ее тепла боль в руке, обожженной ядовитой кровью твари, утихла. Взяв его левую руку, она проделала с ней то же самое.

И тогда, взглянув на свои руки, он охнул от удивления. Раны закрылись, вместо них остались только шрамы.

Он попятился — эта девочка испугала его не меньше, чем лесная тварь. Она была столь же необычной: она была волшебницей…

— Только никому не говори, — предупредила она, приложив к губам палец. Потом улыбнулась. — Если, конечно, ты умеешь говорить. Ты мне что-то кричал, но что это было? Слова? Или ты просто кричал, как животное? Ты умеешь говорить, мальчик?

— Я… умею, — прошептал он.

— Что?

— Я умею говорить, — громче и с вызовом произнес он.

Обычно он разговаривал только сам с собой, но в этот раз впервые показал другому человеку, что умеет говорить.

До сих пор единственными звуками, которые срывались с его губ, были крики, когда его хлестали кнутом. Вообще-то, наказания уже перестали на него действовать; он к ним привык.

— Мой отец наградит тебя, — сказала девочка.

— Нет! Никому об этом не рассказывай!

— Почему?

Он затряс головой, не зная, как ей это объяснить, да вообще-то и не желая этого делать. Никто не должен знать о его поступке. Хозяин не должен знать, что у него есть нож и что он умеет говорить. Он бросил взгляд на мертвую тварь.

— Зверочеловек, — сказала девочка.

Зверочеловек?! Теперь он вспомнил. Так их называли солдаты, которые прочесывали лес после той истории с дровосеками.

— Получеловек-полузверь, — продолжала девочка. — Мне говорили, их полно в Лесу Теней. — Она оглянулась на темные деревья. — Надеюсь, других поблизости нет.

— Нет, — ответил он.

— Откуда ты знаешь? — спросила она, снова посмотрев на лес.

— Я его видел.

Он видел — а она нет. Вот потому тварь и подобралась к ней так близко.

И вот почему погибли дровосеки. Они не услышали, что к ним подкрадываются зверолюди.

Девочка следила за ним, внимательно вглядываясь в его лицо, а он упорно смотрел в сторону.

— А где моя лошадь? — спросила она.

— У реки, — ответил он, махнув рукой.

— Хорошо, — сказала она. — А то если она пропадет, мне мало не будет. — Она осмотрела свои испачканные грязью меха. — Мне ведь тоже нельзя здесь находиться, так что будет лучше, если мы оба станем держать язык за зубами. А с этим что делать? — спросила она, показывая на труп зверочеловека.

— Его скоро не будет, — ответил он.

Через несколько часов падальщики оставят от него чисто обглоданный скелет. А еще через несколько часов не останется даже костей.

— Ты мне поможешь поймать лошадь?

Это был скорее вопрос, чем приказ. Он кивнул. Она подобрала с земли свою меховую шапочку и пошла к реке.

Он посмотрел на меч. Прикасаться к нему не хотелось, но и оставлять его здесь нельзя. Его могут найти другие зверолюди. Спустив рукав, он через ткань взял меч и, подойдя к реке, зашвырнул его на самую ее середину.

Затем они подошли к мирно пасущейся лошади, и он подставил девочке руки, чтобы она могла взобраться в седло. Но девочка не двинулась с места. Он поднял на нее взгляд и увидел, что она снова внимательно смотрит ему в глаза. Он уставился в землю. Наконец она оперлась ногой о его сложенные замком руки и вскочила в седло.

Вытерев ладони о штаны, он взглянул на свои шрамы. Затем снова на девочку — она приложила палец к губам, прося его молчать.

Но ведь он и так всегда молчал. До нынешнего дня.

Даже заляпанная с ног до головы грязью, она выглядела весьма элегантно. По сравнению с ней он просто нищий в лохмотьях.

— Я этого никогда не забуду, — сказала она. — Мой отец не наградит тебя, потому что ничего не узнает, но я могу сделать это и сама. Чего ты хочешь?

Он пожал плечами, не зная, что ответить. У него никогда ничего не было, и ему ничего было не нужно. Правда, у него имелся кинжал, и это решило дело.

— Стрелы, — сказал он. — И лук.

Она кивнула, и на ее грязном и бледном личике появилась легкая улыбка.

— Ты их получишь, — сказала она. — Кстати, меня зовут Элисса. А тебя?

Они объединились ради одной цели — увечить и убивать, разрывать на куски и проливать кровь. А это событие вполне заслуживало того, чтобы быть занесенным в анналы истории, — разумеется, при условии, что в живых остался бы хоть один свидетель его.

Но когда заходящее солнце бросило последние лучи на неубранные поля, улицы и дома, когда ночные тени, наконец, легли на изрытую землю и дымящиеся руины, в долине не осталось ни одного живого человека.

Словно здесь никогда никого и не было; словно не существовало людей, которые здесь рождались и жили.

Погибшие не могли рассказать, что здесь произошло, равно как и победители, ибо даже захватчики не смогли пережить тот день.

Расправившись с обитателями долины, мародеры бросились друг на друга, сцепившись в смертельной схватке. И кровь полилась еще сильнее, когда победители принялись истреблять друг друга во имя богов Хаоса.

Так прекратила свое существование и была предана забвению деревня в долине, исчезнувшая с лица земли вместе со всеми своими жителями.

И уже никто не помнил, что здесь когда-то находилось — или могло находиться…