Эд Гринвуд - Эльминстер в Миф Дранноре

Она даже зашипела в злобе, когда он слегка протянул к ней руки.

- …Именно это и означает быть коронелем, а вовсе не почести, регалии, поклонение.

Илдилинтра отстранилась от него и направилась к каменному бордюру, увитому ползучей лавандой. С хищной грацией она сложила руки на груди и стала всматриваться поверх водной глади на юг. Сейчас, в лунном свете, эта гладь напоминала чистую белую простыню - или саван. За ее спиной повисла тишина, глубокая, почти оглушительная.

Наблюдая за ней, коронель уронил руки. Он терпеливо ожидал. В этом королевстве воинствующей гордыни, в королевстве, где никогда и ничего не забывается, труд коронеля по большей части состоял в терпеливом выжидании. Молодые эльфы никогда этого не понимали.

Благородная леди Старим долго всматривалась в ночь. Почти бесконечно. Ее руки слегка дрожали, а голос, когда она заговорила, был высоким и таким же нежным, как внезапно налетевший ветерок:

- Ну что ж, зато теперь я знаю, что должна сделать.

Элтаргрим поднял руку, чтобы своей магической мощью сковать свободу леди - самое серьезное оскорбление, какое можно нанести главе эльфийского дома.

И все же он немного опоздал. В ночи внезапно вспыхнул огонь и взлетел сноп искр там, где встретились их силы. Они боролись довольно долго, но ей удалось ускользнуть. В руке леди Старим был родовой клинок ее дома, а глаза не отрывались от коронеля.

- О, как я вас когда-то любила! За Старимов! За Кормантор!

Лунный свет еще раз блеснул на лезвии ее клинка, когда она вонзила его, по рукоять, в свою грудь. А другой рукой воткнула зуб дракона в яркую, фонтанирующую струю. Резной клык, казалось, блеснул на мгновение и начал медленно таять в алом потоке. Из нее вытекло больше крови, чем можно было ожидать от такого хрупкого тела.

- Элтар… - выдохнула она почти умоляюще, потом глаза ее потемнели еще больше, она покачнулась. Коронель торопливо сделал шаг вперед и поднял руки, зарево целебной магии скользнуло по его пальцам, но, увидев это, она выхватила клинок и опять с силой вонзила его, на этот раз себе в горло.

Он уже почти пробежал то небольшое расстояние, что еще оставалось между ними, когда она, задыхаясь, сделала неуверенный шаг вперед, опять подняла залитую кровью руку и глубоко вонзила клинок в свой правый глаз.

Она упала прямо ему на руки, а потом замирающими губами еще пыталась произнести его имя. От того места, куда она вонзила драконий клык, в небо поднимался кровавый дымок. А коронель бережно опустил ее на мох, не обращая внимания на нарастающий, рвущийся в ночное небо рев магии, беснующейся вокруг него, магии, которая, теперь он это знал, должна была потребовать не ее, а его жизнь.

- Ох, Линтра,- прошептал он,- разве есть на свете какой-нибудь спор, который стоил бы твоей окончательной гибели?

Потом он поднялся, посмотрел на блестящие от крови руки и собрал всю свою волю. Кровь Илдилинтры на руках была кратчайшим путем, по которому ее бушующая магия доберется до него, если он слишком запоздает со своей.

Коронель вытянул руки и смотрел на них до тех пор, пока с них не исчезла потемневшая влага, пока ее не сменило светло-голубое свечение возрождающихся чар, несущихся по его коже, подобно пожару. И вдруг его накрыла темнота. Коронель поднял взгляд и обнаружил, что смотрит прямо в разверстую, зловонную, роняющую капли крови пасть дракона.

Это было самое смертоносное заклинание старейших домов королевства, магия мщения. Она забирала жизнь и того, кто ее пробудил. Некоторые называли это заклинание «Смерть чистокровным!». Дракон башней возвышался над ним в ночи, темный, влажный и ужасный, такой же тихий, как ветерок, и такой же смертельный, как дождь из колдовского зелья. Любая живая плоть должна распадаться перед ним, трепеща, увядая, превращаясь в серую гниль мешанины из костей и сухожилий.

Правитель Кормантора стоял, окруженный всей своей пробужденной магией, и ждал нападения дракона.

Внезапно его ошеломил грохот, зашелестели листья на деревьях, по взволнованной глади воды побежали сотни барашков, покатились камни, опаляя и превращая в золу мох там, где они касались его. Высокий, невидимый в воздухе купол, воздвигнутый коронелем над собственной головой с помощью защитного заклинания, мешал нападению. Дракон извивался и ревел, нарезая жадные, но бесплодные круги вокруг правителя эльфов.

Элтаргрим неподвижно стоял под охраняющим его куполом и наблюдал за тем, как дракон постепенно уходит в небытие. Вот еще раз чудовище угрожающе подняло голову, но это была уже только рваная тень его исчезающей плоти. Мрачный правитель стоял как вкопанный, и тогда дракон стал слабеть, уменьшаться, наконец, упал, чтобы стать дымом в светло-голубом пламени коронеля.

Когда все было кончено, старый эльф пригладил дрожащей рукой белые волосы и опять опустился на колени перед распростертым телом любимой:

- Линтра, - печально позвал он и наклонился, чтобы коснуться ее губ, на которых все еще пузырилась кровь. - О, Линтра.

Он коснулся магией ее раны на горле, и кровь на ней превратилась в облако дыма. Когда дыма стало еще больше, слезы закапали всерьез.

Он боролся с ними, как мог, потому что опять зазвенели стеклянные колокольчики - это ветер, несмотря на все защитные заклинания, доносил сюда взрывы смеха и громкую музыку с пирушки Эрладдена. Он боролся, потому что был правителем Кормантора, и в его обязанности входило сказать кое-что еще, прежде чем кровь совсем перестанет течь, а сама Линтра совсем остынет.

Элтаргрим откинул назад голову, чтобы еще раз увидеть луну, чтобы загнать рыдания вглубь, и, справившись с этим, сказал прямо в блестящий глаз Линтры, который все еще смотрел на него:

- Мы будем чтить память о тебе.

А потом он долго укачивал ее тело, и если даже печаль полностью овладела им, то все равно на острове больше никого не было, чтобы это услышать.

Человек

Дикие следы и скипетры

О путешествии Эльминстера из родного Аталантара через глухие леса в легендарное королевство эльфов Кормантор никаких записей нет. Остается только предполагать, что оно прошло без особых приключений.

Антарн Мудрый

из великой истории могущества архимагов Фэйруна,

изданной приблизительно в Год Посоха

Молодой человек был настолько занят размышлениями над последними словами богини, которые та ему сказала, что стрела, вылетевшая из-за деревьев, оказалась для него полным сюрпризом.

Она просвистела у самого его носа, оставив след на листве, и Эльминстер удивленно захлопал глазами. Когда он снова взглянул на дорогу перед собой, по ней бежали люди в потертых и грязных кожаных доспехах, с кинжалами и мечами, явно намереваясь прикончить одинокого путника. Их было человек шесть, может быть, больше, и ни один из них не выглядел дружелюбно.