Последний реанорец. Том IV (СИ) - Павлов Вел

— Алина! Алина! Очнись! — громко проговорил я Трубецкой на ухо, касаясь её шеи, но складывалось впечатление, что та меня не слышит вовсе, и лишь сильнее погружалась в объятия морозного сна. — Алина, если ты сейчас не очнешься, мы оба замёрзнем к чертовой матери! Трепещи Ракуима! Ладно, не оба. Кто-то один…

Но всё было тщетно.

Чтоб меня тавтонский жеребец лягнул! Мороз и вьюга мне нипочем, хотя сильный дискомфорт всё-таки из-за человеческого организма имеется. Мастер Уартерат крепко-накрепко вбивал в нас все возможности реанорского тела, а теперь я нечто среднее между человеком и сыном Реанора.

Правда, намётки плана уже имелись…

— Ладно, надеюсь, сработает. Как бы то ни было, она хотела помочь. Расточительно, но хрен с ним. Она ведь водница как-никак, может чего и посоветует дельного.

Иллюзорная рука почти тотчас коснулась алой субстанции в воинской сфере, которой уже было меньше половины, по телу без какого-либо промедления хлынула сила, а следом внутри вновь образовался град невероятной силы, принося с собой ощущения тепла и постоянной боли.

Постулат реанорского берсерка…

Кровь, которая начала медленно густеть, заструилась по венам с новой силой, прогоняя через себя силу духа и разогревая всё тело до возможного предела. Пришлось перенаправить всю возможную силу не наружу, а оставить её там, где она есть. Окоченевшая кожа, нервы, кости всё вернулось на круги своя, отступил даже дискомфорт и зубодробительный холод.

Двенадцать лезвий…

Первое…

Второе…

Третье…

Приходилось исполнять технику одной рукой и сидя на заднице, а второй держать девушку прижатой к себе и укрывать её тело силой духа. Но чем больше работали лезвия вокруг нас, тем глубже мы проваливались под толщу снега и тем больше его наваливались сверху из-за постоянного бурана, создавая подобие гробницы или снежного кокона вокруг меня и Трубецкой.

Прекратить пришлось лишь после третьего исполнения, когда мы оказались на достаточной глубине, а снег над нами уже успел спрессоваться, благо жара от моего тела хватало с лихвой, хоть периодически и приходилось держать на своём горбу весь этот вес.

Через полчаса работы вокруг нас уже образовалась настоящая медвежья берлога, в которой маломальски, но можно было развернуться.

Правда, теперь здесь хоть и тепло и у нас есть печь в роли меня, но необходим был воздух.

Ладно…

Постулат реанорского берсерка…

Вихревая гильотина…

За одно мгновение колющий выпад моих рук на манер клинка дважды пронзил несколько метров снежного плена, по диагонали и ровно над головой, формируя выход вентилируемого воздуха.

— Заметёт снегом, но минут на сорок или час должно хватить, позже обновлю… — пробубнил я себе под нос, а на губах самопроизвольно заиграла ностальгическая улыбка. — Прямо-таки, как в старые добрые времена.

После же я не нашел ничего умнее и просто плотнее прижал девушку к себе, окутывая нас единым слоем духа и прислушиваясь к её уже не затихающему, а равномерному сердцебиению и также ощущая её потеплевшее тело. И медленно прикрыв глаза, я решил обдумать всё происходящее тщательнее, а затем немного погодя вернулся к тому, с чего всё и началось. Я вновь возвратился к самому началу приёма, и решил найти самую подозрительную мразь, которую прикончу по возвращении в столицу. То, что виновник всего был там, я почему-то не сомневался.

Единственное, что ощутила Алина перед пробуждением это непонятное неудобство и холод, но этот дискомфорт с лихвой покрывался странным и неестественным теплом. Теплом чьего-то тела. Лишь пару мгновений спустя девушка смогла вспомнить всё, что произошло до сего момента, и со слабой оторопью и зарождающимся внутри страхом медленно открыла глаза.

Первое, что она увидела, это был подбородок, что касался её лба, сама же она, обняв тело, отогревалась прямо на чьей-то груди, после ощутила мерное мужское дыхание, а затем к ней пришло осознание, что она невольно крепко обнимала этого человека. Лишь под конец всех наблюдений Алина смогла понять, что сейчас они отнюдь не на приёме, а в какой-то беде посреди мороза, снега и невероятного бурана, отголоски которого доносились откуда-то сверху. Было похоже, что каким-то образом Захар спас их обоих.

Впервые в жизни ей стало настолько стыдно, ведь она вспомнила последние моменты на приёме и своё поведение.

«Спасительница, которая не смогла никого спасти и сейчас ей самой требуется помощь. Что за позор?» — промелькнули мысли в голове у боярышни.

— Не нужно корить себя, — тихо прошептал Захар, не открывая глаз. — Хоть я и не просил об этом, но ты хотела помочь. И я ценю такой поступок и душевный порыв, но не скрою, очнись ты немного раньше, сэкономила бы мне прорву силы.

— Прости… — совсем тихо шепнула княжна. — Я хотела… помочь тебе.

— Запомни, глупая, — с улыбкой в голосе и на губах прошептал Лазарев. — Никогда не рискуй своей жизнью, чтобы спасти чужую. Поверь мне на слово, оно того не стоит.

— Но ты же ведь спас меня и Куню во время того нападения. И сейчас… тоже спас… — обреченно и со стыдом выдохнула Трубецкая.

— Это лишь мой тебе совет, — с тяжелым вздохом отозвался парень. — Я могу тебе сказать по своему опыту, если женщине нужно вступать в бой или спасать мужчину, то грош цена такому мужчине. И сейчас я говорю не о мужском эгоизме или же инстинктах альфа самца, либо силе этой женщины, просто так сложилось испокон веков. Я знавал много… великолепных воительниц, и все их судьбы окончились весьма жалко и плачевно.

— На третьем кольце, да? — с неподдельным интересом осведомилась Трубецкая, подняв голубые глазки на лицо Лазарева, к которому до сих пор не могла привыкнуть. Теперь парень выглядел старше её самой, а от мальчишеских черт не было и следа. Ей нравилось это, но в тоже время жутко пугали такие кардинальные изменения.

Всего на миг, но возникла томительная пауза, будто юноша над чем-то сильно задумался.

— Да… На третьем кольце… — грустно усмехнувшись, отозвался Захар.

— Ты знаешь, где мы? — вдруг шёпотом спросила Алина, разглядывая снежные стенки их пристанища, а после неосознанно прижалась к разгоряченному телу парня ещё крепче.

— Это северный полюс, либо материк Антарктида, либо стигма или пятно. Больше вариантов нет, но если обратиться за помощью к твоему телефону и просто запредельному количеству снега, то вероятнее всего это стигма или пятно, — бесстрастно ответил Лазарев, словно всё случившееся его не касалось, а голос его звучал так, будто он выбрался на прогулку с друзьями.

Вот только саму девушку такое откровение неслабо напугало, ведь еще с детства от родичей столпов она слышала много разного о подобных местах. Как объяснял ей дед, стигмы и пятна не для каждого воителя и мага. Смерть здесь может ожидать на каждом шагу. Но по виду человека, на котором она прямо сейчас лежала и отогревалась в столь интимной позе, и по его мимике складывалось ощущение, словно его это не заботило вовсе.

— Кстати, ты знаешь, что за дрянь в нас метнули? — с явным интересом спохватился Захар.

— Если всё так, как ты говоришь, то я догадываюсь, что это был за артефакт, — засомневалась боярышня.

Странным образом, но такое равнодушие и тихий убаюкивающий мужской голос вкупе с его телесным теплом, до невозможности успокаивал и придавал сил, что девушка самопроизвольно стала получать удовольствие от такой ситуации.

— Скорее всего, это был пространственный артефакт Распутина, — заключила вдруг она.

— Распутин? Кто он такой? Что за хрен?

— Безумный ученый и кровавый артефактор, сейчас его имя стёрто из истории и передаётся только среди представителей боярских родов, — добавила шепотом та. — В начале двадцатого века из-за его выходок и экспериментов погибло более двадцати тысяч человек. Каким-то образом он смог с помощью своих творений призвать из пространства стигм и пятен в наш мир более десяти могущественных тварей с центральных секторов и с их насиженных гнёзд. Город, в котором это произошло, был уничтожен в мгновение ока и превратился в ад. Когда на место прибыли столпы империи завязалась масштабная битва. Лишь только где-то примерно через неделю тварей удалось уничтожить, но более сорока уникумов сложили свои головы на руинах того города. Среди убитых был один мой родич и двое родичей Потёмкиных. С тех пор имя Распутина предали забвению, а его казнили. Наложили табу на всё, что с ним связано, в особенности на такие артефакты, но как видишь его дело, его творения и его последователи живут и поныне.