Юлия Остапенко - Птицелов

Зато тут было пусто и спокойно, а ничего другого Лукасу сейчас и не требовалось.

Он стоял возле стрельчатой бойницы, заменявшей в верхнем ярусе окна, и ждал. От бойницы тянуло сквозняком, от стены — холодом, но его не смущало ни то, ни другое — и не к такому привык. Неуютность этого места обеспечивала куда больший душевный комфорт, чем надушенные дворцовые хоромы. Лукас давно понял, что шпики всех сортов — твари на редкость изнеженные, прямо как клопы: им бархат да пух подавай, к голому камню никогда не присосутся.

Дерек тоже это знал — уж он-то как никто. Лукас верил его чутью и опыту и ждал, согревая дыханием стынущие пальцы. Надо было всё-таки перчатки прихватить, ну да бес с ними.

На нижнем ярусе бедняга Годвин развлекал короля и полчище его прихвостней. Лукас ему откровенно сочувствовал. Он и в юности-то не особенно любил свет, а теперь и вовсе избегал всеми силами. Иногда это становилось трудно, но чаще всего — получалось. Его и сейчас бы здесь не было, если бы не Дерек… а вот, кстати, и он.

— Я заждался, — опуская руки, сказал Лукас.

— Извини, никак не мог вырваться, — ответил тот, и в его глазах промелькнуло мимолётное облегчение.

Лукас окинул его взглядом — там, внизу, где он случайно встретился с Дереком глазами, было слишком пёстро, чтобы он мог рассмотреть старого друга как следует. «Постарел, конечно, но держится молодцом. Все мы стареем», — без сожаления подумал Лукас. Пожалуй, даже всё ещё красив, и чёрно-белое одеяние патрицианца ему всегда было к лицу. Когда оба они были моложе, Дерек по пьяни частенько уговаривал Лукаса вступить в их ряды. Бабы, дескать, так и млеют при виде рослого рыцаря в белом плаще и чёрных латах с ярко-алой эмблемой на кирасе — раскрытой ладонью, будто чья-то огненная рука оставила на железе отпечаток. А к чёрным волосам, да бледной коже, да огню в глазах — ох, Лукас, они все твои, смеялся Дерек. Да они и так мои, отвечал ему Лукас, и они смеялись уже вместе, легкомысленные, беспечные, молодые… Теперь Дерек прятал под кирасой намечающееся брюшко, а Лукас слишком хорошо знал, чем приходится расплачиваться за эффектное одеяние рыцаря-патрицианца. Например, десятилетней разлукой с тем, кто когда-то был другом.

— А ты действительно почти не изменился, — сказал Дерек.

Лукас усмехнулся:

— Врать ты всегда умел, это я помню. Тогда и я тебе верну комплимент. Поверишь?

Дерек приподнял уголки губ в ироничной улыбке. Лукас подумал, что теперь он похож на патрицианца куда больше, чем десять лет назад: появилась наконец холёность и отстранённость, холодность и лёгкая снисходительность во взгляде и жестах. Таковы были его старшие братья по ордену, с которыми Лукасу когда-то приходилось иметь дело и которых он временами ненавидел. Но Дерека ненавидеть не мог. Не потому, что не хотел — просто забыл уже, как это делается.

— Во всяком случае, я вижу, у тебя всё хорошо, — сказал он. — Ты всё-таки стал патрицианским магистром…

— Да. А вот ты так и не стал владетельным рыцарем. Хотя, уверен, возможности были.

— И не одна.

— Как ты здесь оказался?

— К Годвину заехал. Надо было кое-какие дела уладить.

— Дела? — брови Дерека вопросительно приподнялись. Лукас заметил, что они почти совсем поседели — странно, в волосах седины не виднелось. — Какие у тебя могут быть дела с этим деревенщиной?

— А какие у меня могут быть дела с магистром-патрицианцем? — вздохнул Лукас. — Ровным счётом никаких.

— Это только от тебя зависит.

Лукас поднял голову. Лёгкая тревога, точившая его всё время ожидания, усилилась, и это ему вовсе не понравилось.

— Только не говори, что тебе… — начал он и умолк.

Дерек отвернулся, запахнул плотнее плащ — не традиционный белый, а чёрный с белой подкладкой, — сделал несколько медленных шагов к поручням балкона. Галдёж внизу чуть притих — видно, придумали новую забаву и сейчас вели приготовления.

— Да нет, я помню, ты больше этого не делаешь, — произнёс Дерек, не глядя на него. — Я просто хотел тебя предупредить.

«Проклятье», — подумал Лукас. Помолчал, раздумывая, стоит ли задавать вопрос, который терзал его с того самого мгновения, как он увидел Дерека в толпе придворных. Наконец, чувствуя, что этого всё равно не избежать, негромко спросил:

— Будет война, да?

— Да, — кивнул Дерек.

То, как он это сказал, объясняло многое — больше, чем Лукасу хотелось знать.

— Скоро?

— Очень скоро.

— Поэтому в Балендоре сейчас и нет герцогини?

— Герцогиня уже едет.

— Вот как, — протянул Лукас. — Так она всё-таки решилась…

— Сама она бы никогда не решилась, — коротко сказал Дерек.

Лукас помолчал, обдумывая услышанное. Потом дважды хлопнул в ладоши.

— Браво, ваше преподобие, — проговорил он. — Вот, значит, как далеко вы забрались. Гражданская война между королевскими особами. А начинали, подумать только, с мелких междоусобиц.

— Надо же было на чём-то тренироваться, — неожиданно желчно ответил Дерек, и Лукас подумал, что прежде в нём не было этой желчи.

Повисла минутная тишина, потом Дерек, не выдержав первым, раздражённо сказал:

— В жизни не поверю, что ты меня осуждаешь.

— Тебя? Да что ты, — удивился Лукас. — Напротив, я всегда тобой восхищался.

— А я тобой, — пристально на него глядя, сказал Дерек. Лукасу не понравился этот взгляд — глухое недовольство снова заскреблось в нём, но он заставил его стихнуть и насмешливо сказал:

— Но я-то просто живу как живётся, а ты, вижу, годами развивал свой талант. Оно и понятно — прибыльное дело, должно быть. Не так-то много у нас мастеров по развязыванию войн. Я всегда голову ломал — и как ты только это делаешь?

— На самом деле всё просто. У каждого человека есть слабости и уязвимые места. И если постараться, всегда можно отыскать давно брошенное зерно будущей вражды. Люди глупы, они думают, что старые обиды забываются.

— Но они ведь и правда забываются, — улыбнулся Лукас.

— Говори за себя, — улыбнулся Дерек в ответ.

Это были очень нехорошие, гадкие улыбки. Дрянные улыбки давних врагов. Хотя они ведь никогда не были врагами.

Какое-то время они смотрели друг на друга. Дерек отвёл взгляд первым и сказал с показной беспечностью:

— Впрочем, ты сам знаешь, эта война давно уже зрела. Не спровоцируй мы, спровоцировал бы кто-нибудь другой, случайно, в куда менее подходящий момент.

— И кто победит? — вполголоса спросил Лукас — он не сомневался, что патрицианцы это уже решили.

— Сначала — герцогиня.

— А потом?

Дерек скрестил руки на груди. В его голосе повеяло далёким холодком.