Руслан Мельников - Голем. Пленник реторты

Сзади, в тени кресла-трона, застыл верный телохранитель, со всеми потрохами и их содержимым преданный курфюрсту. Старый рубака при полном боевом доспехе, вооруженный мечом средней длины. Вполне подходящее оружие для боя как в просторных залах, так и в узких галереях замка…

Да и сам ветеран этот, уцелевший в бесчисленных стычках и войнах, тоже был в определенном смысле оружием — надежным, безотказным, не знающим пощады и сомнений. Отличный воин. Смышленый командир. Выходец из ландскнехтских низов, ныне произведенный в рыцари и состоящий в личной гвардии герцога-благодетеля. Повелитель Остланда умел окружать себя верными людьми. По-настоящему верными — обязанными курфюрсту всем и все теряющими в случае его внезапной кончины.

Гвардеец за креслом был подобен бездушному предмету обстановки и напоминал, скорее, неподвижную статую, нежели человека из плоти и крови. Но Дипольд-то знал: статуя эта оживет, едва лишь над Карлом нависнет угроза, пусть даже тень угрозы. Оживет внезапно, стремительно. А ожив, — ударит. Молниеносно, сильно.

Насмерть.

Этого отцовского трабанта [6] Дипольд тоже помнил с раннего детства. Только вот имя… Как же его зовут-то? На «Ф» как-то. Фридрих. Или Фердинанд. Он не любил показной пышности рыцарских турниров и редко принимал в них участие. Но всякий, кто видел его в настоящем сражении или хотя бы на жестоких… очень жестоких тренировках курфюрстовой гвардии, крепко задумался бы, прежде чем бросить вызов такому сопернику. Даже у самого Дипольда, несмотря на всю его горячность и боевой задор, желания всерьез скрестить меч со старыми гвардейцами не возникало. А если и случалось порой такое, то не настолько сильным оно было, это желание, чтобы воплощать его в жизнь. От победы над безродным выскочкой-ландскнехтом все-таки славы мало. А случись поражение — позора не оберешься.

Впрочем, кое-какие уроки на тренировочном ристалище отцовских гвардейцев Дипольд, бывало, брал. Уроки не рыцарского боя — иного. Лютой, жестокой драки на выживание. Обучался так — на всякий случай, больше потехи ради. И ведь пригодилась же наука! В оберландской темнице, к примеру, когда ломал руку Сипатому. Кстати, как носить нож в голенище — скрытно, на разбойничий манер — Дипольду тоже показали именно бывшие ландскнехты, возвышенные Карлом.

Фридрих-Фердинанд стоял навытяжку, готовый вступить в бой в любую секунду. С кем угодно. Прозвучал бы только приказ господина. Был бы только дан знак. Остландский курфюрст, наоборот, восседал в расслабленной позе. Уперев правый локоть в широкий отполированный подлокотник и положив подбородок на пальцы, поблескивающие перстнями, Карл наблюдал за вернувшимся сыном. И не выказывал никаких чувств.

Карл Осторожный вообще никогда не шел на поводу у чувств. Ни у каких чувств. Даже узнав о пленении единственного наследника, Вассершлосский герцог не совершил ни одного опрометчивого поступка, о котором впоследствии мог бы пожалеть и он сам, и заложник оберландского Чернокнижника. Курфюрст вел себя как обычно — расчетливо и предусмотрительно, не теряя здравомыслия и хладности рассудка, не поддаваясь страстям. Чего ему это стоило… Трудно было сказать что-либо определенное, глядя на невозмутимое лицо Карла. Но вот седины в волосах курфюрста заметно прибавилось.

Посольство, отправленное в Верхнюю Марку, личный визит в Нидербург и предварительные тайные переговоры с кайзером и соседями — да, все это было. Но явных приготовлений к военному походу, способных насторожить оберландцев и стоить жизни пленнику, остландский курфюрст не начинал до последнего момента.

Лишь когда радостная весть о чудесном спасении Дипольда достигла ушей Карла, в Остланде всерьез и открыто заговорили о возможной войне. О большой войне. И то были отнюдь не пустые разговоры. Однако темпы подготовки к предстоящей кампании не устраивали нетерпеливого Дипольда. Основательность, обстоятельность и неторопливость, с которыми, по своему обыкновению, подходил к решению любой важной проблемы — и к этой, разумеется, тоже — Карл Осторожный, выводили пфальцграфа из себя.

А черепашья скорость передвижения войск, следующих из дальних провинций по необъятным просторам Остланда и дружественных княжеств, герцогств и графств! А разбитые дороги! А тяжелые артиллерийские обозы! А вечно недостающие запасы продовольствия и фуража! А неспешные рекрутинговые наборы и разорительные авансовые выплаты жадным наемникам!.. Неповоротливая военная машина, разбросанная по множеству земель и крепостей, повязанная путаными вассальными отношениями и сокрытыми экономическими интересами, шевелилась, как всегда, вяло и неохотно. Подготовка к войне грозила затянуться не на одну неделю и не на один месяц.

— Ты не понимаешь, отец! — Дипольд сильно, до хруста в костяшках, сжал кулаки, словно пытаясь удержать в ладонях рвущуюся наружу злость. — Ты не видел оберландского голема! Ты не знаешь, что это такое!

— Ошибаешься, я все прекрасно понимаю, — со вздохом ответил Карл. — Да, я не видел голема собственными глазами. Но я знаю…

— Что?! — Дипольд все же сорвался на крик. — Что?! Ты?! Можешь?! Знать?!

— О том, что произошло в Нидербурге, я знаю все, — Карл говорил все так же спокойно, умиротворяюще, не повышая голоса. — Я лично разговаривал со свидетелями турнира и твоего…

Неловкая краткая пауза. Еще один сочувствующий (и это-то, именно это — хуже всего!) вздох.

— …твоего пленения.

«Пленения!»

Пфальцграф вспыхнул. И — замолчал. Пересохшую глотку словно сдавила стальная длань голема. Сжатые в кулаки пальцы отказывались разжиматься. Кулаки будто свело судорогой.

«Пле-не-ни-я!»

Любой плен — это позор. И даже если удалось благополучно сбежать из темницы Чернокнижника, позор еще не смыт. А смыть — сразу, быстро, жестоко, кровью, большой кровью, потоками крови — ему, Дипольду Славному, препятствуют! Не дают ему этого! Не позволяют! Мешают! И кто?! Родной отец!

— Оберландского стального рыцаря мне описали во всех подробностях, — пользуясь немотой, овладевшей устами сына, продолжал Карл. — И о том, на что он способен, рассказали тоже. Именно поэтому я говорю тебе еще раз, и повторю снова, сколько потребуется: торопиться с этой кампанией нельзя. Нам нужно выждать и подготовиться, Дипольд. Благоприятный момент, выбранный для удара по врагу, — это уже половина победы. А кидаться в бой без должной подготовки, очертя голову, — значит наполовину лишиться… И победы лишиться, и собственной головы.

Дипольд застонал. Ох уж эта проклятая, ставшая притчей во языцех осторожность отца! Да, благодаря ей Карл Остландский не проиграл еще ни одной битвы. Ну, а много ли он их выиграл? Настоящих кровавых сражений? Нет — совсем немного. Раз, два… ну три… ну четыре… Да и те все — незначительные приграничные стычки. Большая же часть успехов отца — результат умелой политики и прочей сопутствующей ей грязи. Лукавая дипломатия и хитрые интриги, мастерское разжигание раздоров во вражеских станах и тайные убийства соперников (этим отец тоже не гнушался — благо, в его распоряжении всегда были верные гвардейцы, посвященные в рыцари, но имевшие весьма отдаленные представления о рыцарской чести), подлые подкупы и выгодные временные союзы, экономические реформы, укрепляющие положение Остланда, и, конечно же, торговля, торговля, торговля… — вот чем добивался своего его сиятельство герцог Вассершлосский, курфюрст Остландский.