Джонатан Уайли - Лабиринт теней

«Что находят друг в друге эти парни — ведь они такие разные?» — уже в который раз подумала девушка.

Эти двое были не разлей вода — их связывали узы прочнее кровных: ведь пять лет тому назад они в одночасье лишились и родителей, и крова. Тогда же закончилось и их детство. Магара зналась с ними вот уже три года, и теперь именно в ее дом возвращались они из дальних своих странствий. Она лучше, чем кто-либо другой, знала об их неустанных, но, в сущности, бесплодных попытках отомстить…

Магара закончила бритье — теперь, когда от светлой растительности не осталось и следа, гармоничность черт Варо стала еще явственнее. До чего хорош! Широкие плечи, мускулистый торс, тонкая талия… Сейчас он был по пояс обнажен — для того лишь, чтобы за шиворот рубашки не попадали клочья волос.

«Если кого-то и можно назвать красавцем, — подумала девушка, — так это Варо». Но Магара прекрасно знала, что не ее одну волнуют эти ледяные глаза…

— Готово, — объявила она, сунув Варо полотенце.

Он вытер лицо и поднялся, не подумав даже стряхнуть с плеч светлые прядки.

— А теперь ты, — повернулась Магара к Бростеку. — Но сперва смой сливки со щек!

Бростек послушно выбрался из кресла и улегся на пол.

— А ну-ка, умой меня, моя девочка!

Тень незамедлительно подбежала к хозяину и принялась слизывать сливки с его усов. Это было комичное зрелище, но Магара всякий раз содрогалась, видя устрашающие волчьи клыки в столь опасной близости от обнаженной шеи приятеля. Она знала, что Тень предана Бростеку и ведет себя очень ласково, словно любящая и хорошо выдрессированная собака. Волчица даже носила ошейник, который хозяин надел на ее шею в знак приобщения к цивилизации, но в глубине ее глаз то и дело загорался диковатый огонек, и тогда казалось, будто она вот-вот устремится на поиски некогда потерянной стаи, чтобы скитаться с собратьями по заснеженным горам, оглашая окрестности леденящим душу воем. Тень явно была ручной, однако от одного ее вида многие тотчас начинали нервничать.

Волчица завершила свою неурочную трапезу. Бростек поднялся с пола, сбросил рубашку и занял место Варо на стуле. Когда мужчины ходили по полу, домик слегка покачивался.

— Спасибо, — бесстрастно произнес Варо.

— Я всегда в вашем распоряжении, добрый господин, — присев в реверансе, ответствовала Магара в тщетной надежде вызвать на этом ледяном лице хотя бы подобие улыбки.

Но рослый мужчина лишь вежливо кивнул в ответ, а потом повернулся к ней спиной и вышел за дверь. Там он остановился, облокотясь на перила сходней. Летнее солнце освещало его внушительную фигуру, делая ее похожей на бронзовую статую.

Туалет Бростека Магара начала с того, что попыталась пальцами расчесать его спутанные черные космы.

— Ой! Осторожнее, пожалуйста, — запротестовал тот. — В этой чаще пасется весьма ценная живность!

— Может, мне ее оттуда просто выкурить? — задумчиво проговорила Магара. — Подпалить эти дебри будет куда проще, чем чесать их да стричь…

— Знаешь, пойду-ка я лучше искупаюсь, — поспешно сказал Бростек, пытаясь подняться.

— Ничего, шрамы быстро заживают. — Девушка властно вернула его на место. — А теперь сиди смирно! Иначе у тебя и впрямь станет одним ухом меньше.

Она защелкала ножницами, и на пол посыпались черные завитки. Варо тем временем молча и неподвижно стоял у перил.

— Неужели он никогда не остановится? — прошептала Магара себе под нос.

— Нет, — тихо ответил Бростек неожиданно серьезно. — Ни он, ни я…

Известия о зверствах людей-ножей начали появляться лет десять тому назад. Первыми их жертвами стали одинокие путники да пастухи — к тому моменту, когда находили их трупы, они уже превращались в смертоносную гниющую жижу, и признать в них человеческое тело было едва возможно. Налетчики постепенно смелели, атакуя поначалу отдаленные фермы и охотничьи хижины, а потом и целые деревни. Где бы ни появлялись таинственные разбойники, повсюду они оставляли после себя странные знаки, выжженные на стенах опустошенных жилищ, а порой и на коже обескровленных жертв.

В горных селениях постепенно начиналась паника. Хотя многие и покидали насиженные земли, уходя на равнины запада, большинство оставалось дома, не в силах нарушить привычный жизненный уклад. Бытовало мнение, что злобные кровопийцы родом из соседней страны Бари, но доказательств тому не было. Слишком мало живых свидетелей оставалось после набегов людей-ножей — те же, кто чудом уцелел и не был пленен, зачастую погибали во время страшных эпидемий, неизбежно следующих за разорениями. Деревни потом долгие месяцы оставались пустынными. Зная о таинственных злодеях ничтожно мало, многие деревенские жители всерьез полагали, будто люди-ножи — это мифические существа, выдуманные для того, чтобы пугать детишек, пребывая в уверенности, что уж с ними-то никогда не случится ничего подобного, покуда не становилось уже слишком поздно…

Связи между соседствующими Левиндре и Бари были налажены из рук вон плохо. Страны разделял высоченный горный хребет — один из тех, что, словно гигантские колесные спицы, расходились во все стороны из самого сердца континента, представлявшего собой огромную, закованную льдом пустыню. Гигантские горные пики, вздымающиеся в небо, вечно занавешивал облачный покров, и даже горные хребты, естественные границы между странами, были столь устрашающими, что пересечь их отваживались лишь самые смелые или безрассудные путешественники. Но теперь по горным перевалам вообще никто не ходил — жуткие слухи и страх делали свое дело. Кое-кто утверждал, будто семеро людей-ножей, известные лишь по символам, начертанным на их страшной печати, — это злые волшебники, которым удалось подчинить себе до времени дремавшие темные силы, другие величали их вампирами, пьющими кровь своих жертв. Третьи верили, что они — жрецы некоего воинственного культа, почитающие мерзких безымянных божеств. Расходились мнения и о судьбах их пленников: то ли их обращают в рабство, то ли приносят в жертву, то ли используют в неких таинственных экспериментах. Но достоверных сведений не было — ведь никто никогда не возвращался, чтобы поведать правду…

Находились такие, кто утверждал, будто видел Семерых за работой, но им мало кто верил, ведь от леденящего душу зрелища рассудок несчастных мутился, посему свидетельства их были отрывочны, а зачастую и противоречивы. Однако, невзирая на все это, за долгие годы оформились кое-какие общепринятые взгляды на эту напасть. Считалось, что люди-ножи работают поодиночке, ставя на месте преступления «роспись» в виде одиночного символа под круговой печатью. Каждого из Семерых сопровождал большой отряд воинов. Были ли эти люди добровольцами, соблазнили ли их люди-ножи обещаниями вечной жизни или иными посулами, а может, подчинили себе при помощи ворожбы — об этом не стихали споры.