Дэйв Дункан - Волшебное окно

– Добрый день, мастер Кондорал, – сказала Иное, останавливаясь.

Мгновение он молча смотрел на нее, держась за перила.

– И вам добрый день, ваше высочество, – промолвил он наконец слегка удивленно, как будто предпологал, что принцесса намного младше.

– Не знаете ли вы менестреля по имени Джалон?

Инос до сих пор беспокоило, что она никак не могла вспомнить любезного молодого человека, ведь менестрели довольно редко появлялись в Краснегаре.

– Джалон? – Кондорал нахмурился и выпятил губу. – Ну почему же, конечно, мадам! Очень хороший трубадур! – Старик просиял. – Он что, опять здесь?

– Да, – сказала принцесса с досадой. – Я почему-то не помню его.

– О нет, вы и не могли бы! – Кондорал покачал головой. – Нет, никак! Это было много лет назад. Но это хорошая новость. Мы услышим прекрасное пение, если голос мастера Джалона не потерял своей красоты. Вспоминаю, как он заставил нас прослезиться, когда пел балладу «Дева и дракон».

– Но он не выглядит старым, – поспешно возразила Иноc, – он не намного старше меня.

Кондорал опять покачал головой с явным сомнением.

– Я помню, как еще в молодости слышал рассказы о нем, миледи. Это, должно быть, сын или даже внук.

– Может быть, – сказала она и побыстрее прошмыгнула мимо, пока он не пустился в воспоминания.

Преодолев несколько Лестниц, Иноc добралась до своей комнаты наверху одной из башенок Она занимала ее с прошлого года и очень любила, хотя зимой в ней жить было невозможно из-за холода. Комната была круглая и очень светлая, а высокий сводчатый потолок доходил чуть не до пола. Здесь было четыре заостренных мансардных окна, из которых был виден весь Краснегар.

На севере лежал Зимний океан, сейчас сверкающий голубизной и словно улыбающийся под лаской летнего солнца Прибой лениво разбивался о скалы, чайки кружили над ним, иногда устремляясь вниз за добычей. На западе находились дворы и башни замка, бесконечные крыши и террасы.

К югу располагался город, круто спускающийся к гавани. За небольшим проливом лежало побережье с невысокими холмами, поросшими травой. Эти холмы тоже были частью отцовских владений. Ему же принадлежали и торфяные пустоши, лежащие за горизонтом, но Инос бывала там редко, только когда охотилась с родителями.

Принцесса положила драгоценный сверток с шелком на кровать и принялась стягивать одежду, бросая вещи прямо на ковер. Оставшись в льняном нижнем белье, она схватила шелк и попыталась задрапироваться в него, как это делала с ней мистресс Меолорна. У нее не очень получилось, но зрелище все равно было впечатляющим.

Никогда не видела Инос подобной ткани. Она даже не представляла, что нити могут быть такими тонкими, мягкими или что можно создать на станке такие узоры. Золотой, зеленый, бронзовый – цвета горели в ее комнате даже ярче, чем в полутемной лавочке.

И как много было этого шелка! Она попробовала сделать себе шлейф и чуть не упала, наступив на него и заставив затрепетать золотых драконов. Как сказала Меолорна, шелк, должно быть, происходил из далекого Гувуша, лежащего на берегах Весеннего моря, а такие вещи были величайшей редкостью в северных краях. Она купила его много лет назад у моряка-джотунна, которому он наверняка достался как пиратская добыча. Шелк был старинным, роскошным, просто созданным для того, чтобы оттенять красоту принцессы Иносолан из Краснегара.

Но три с половиной империала! Инос вздохнула, глядя в зеркало. Надо добиться, чтобы отец понял! Иначе единственным возможным выходом оставалось самоубийство.

Ну почему она пообещала, что деньги будут заплачены сегодня же? Надо было оставить себе большее пространство для маневра.

С другой стороны, платье из этого чуда будет надеваться только по особым случаям, так что его хватит на годы Инос уже перестала расти, значит, не вырастет из него. Конечно, не мешало бы немного округлиться – она очень надеялась, что так и будет. А пока недостаток форм легко восполнить, подложив подушечки. Интересно, какой размер подушечек позволит ей тетушка Кэйд?

Ну что же, вертеться перед зеркалом не имело смысла. Нужно поговорить с отцом. Инос начала сворачивать шелк, размышляя, что надеть для этого разговора. Видимо, лучше всего – старое коричневое платье из грубой шерсти, теперь слишком короткое да еще и залатанное. Это будет как раз то, что надо.

Инос потребовалось некоторое время, чтобы выяснить, где отец. Наконец ей сказали, что он у себя в спальне, что было неслыханно в это время дня. Кроме того, это значило, что надо опять подниматься по бесконечным лестницам. Впрочем, любого места в Краснегаре можно было достичь, только преодолев множество ступеней.

Спальня короля располагалась в верхней части огромной башни, известной как башня Иниссо. Инос пробиралась туда по лестнице, встроенной во внешнюю стену. В башне было много помещений на разных этажах: тронный зал, приемная, гардеробная, передняя. Останавливаясь в гостиной, чтобы перевести дыхание, Инос в очередной раз задумалась, почему ее отец не переедет в более удобную часть замка?

Гостиная была тем не менее ее любимой комнатой. Когда два года назад тетушка Кэйд вернулась из Кинвэйла, она привезла с собой гарнитур, украшающий сейчас гостиную, совсем не похожий на тяжелую старинную разномастную мебель, загромоздившую дворец. Гарнитур был в высшей степени изысканный, из розового дерева с позолотой, с тонкими изящными ножками, покрытый великолепной резьбой, обитый атласом с розами и бабочками. Во всем Краснегаре не было комнаты, убранной с таким вкусом. Даже ковры здесь были произведением искусства. Инос была в восторге от нового облика гостиной, хотя и постеснялась бы даже себе признаться в этом, чтобы не оскорбить память матери.

Восстановив дыхание, девочка прошла через гостиную и поднялась в следующую комнату, называемую теперь туалетной. До недавнего времени она была ее спальней. Затем, по последнему лестничному пролету, принцесса добралась до отцовской комнаты.

Дверь была открыта, так что Инос вошла. Вид неуклюжей, громоздкой мебели вызвал в ней смешанные чувства. Последнее время она редко бывала здесь, и ее вдруг поразило, каким старым и обветшавшим здесь все выглядело – настоящее прибежище стареющего вдовца, сохраняющего верность вещам, невзирая на их внешний вид.

И действительно, алый шелк поблек, позолота облупилась. Занавески и ковры были потерты. Портрет ее матери по-прежнему висел над камином, но потемнел от копоти.

Как часто ледяным утром Инос забиралась в огромную кровать, чтобы уютно устроиться между родителями под охапкой меховых зимних одеял! Теперь же на эти радостные воспоминания накладывался образ матери, горящей в лихорадке, умирающей от страшной болезни, принесенной первым весенним кораблем и бушевавшей в городе все лето. Лучше не вспоминать сейчас об этом!