Светлана Багдерина - Люди и монстры

— Мать ее обучала?

— Нет. Тетя Ануш никому не говорила, что у нее есть дар. Белка несколько лет назад как-то сама догадалась, и с неделю потом ревела и пряталась от нее. Но тетя Ануш никогда не хотела быть ведьмой. Она и в город-то из своей деревни перебралась, чтобы никто об этом не знал. А когда после смерти Симарона объявили охоту на чародеев…

— Ее… нашли?

— Нет, — покачал головой Найз, понимая, что имел в виду его наставник: стать свидетелем расправ над последними магами он успел. — Она была знахаркой и умерла во время эпидемии сухой лихорадки. Заразилась в пристанищах для больных, куда ухаживать за ними ходила.

— Значит, никто не подозревает, что Белка — маг, — то ли спрашивая, то ли утверждая, пробормотал Фалько.

— Нет. А что? — в его недоговоренности Найз почуял недоброе.

— Мне не понравилось, как на нее глядел черноволосый возчик, на которого опирался наш добрый купец, — гардекор задумчиво потер горбинку носа. — Он эрегорец, присоединился к каравану в Рэйтаде, а в Эрегоре с магами разговор особый. В Далайне или Гельтании они еще могут рассчитывать на изгнание или каторгу. Здесь же… Короче, приглядывай за ним, если будет возможность. Ну и за ней, конечно, тоже.

В тот день караван прошел еще пару десятков дистантов, прежде чем начало темнеть и мастер Виклеан дал команду на привал. Съехав с дороги на небольшой луг, под копытами мгновенно превратившийся в месиво из грязи и травы, торговцы поставили фургоны кольцом, загнали коней внутрь и развели костры. Всё это проделывалось сноровисто, но угрюмо, без обычных разговоров и дружеских подначек: неурочное появление чудищ, а самое главное, их бегство накрыло лагерь торговцев безмолвной тенью дурных предчувствий.

Традиционно охрана выходила за круг и бродила ночь напролет, приглядывая заодно за стреноженными лошадями на выпасе — но не сегодня. Опустив борта фургонов так, чтобы под колесами невозможно было пробраться, караульные взобрались на фургоны побогаче, те, что с дощатыми стенками, уселись на крыши, поджав ноги, и приготовили луки и стрелы. Второй рукопашной с зелеными волками люди отнюдь не хотели.

Фалько, Найз, Эмирабель и Лунга поужинали у костра мастера Виклеана в такой же напряженной тишине, как остальные торговцы и, коротко поблагодарив, отправились спать. Гри, выглядевший подозрительно бодро для чуть не съеденного полдня назад, попрощался с ними тихим ржанием. Из-за его спины, от соседнего костра, во тьму их проводил холодный задумчивый взгляд чернявого возчика.

В эту ночь торговцы не разбивали шатров и палаток: ме́ста для них в кругу плотно составленных возов было слишком мало, и людям приходилось устраиваться на голой земле, подложив доски и одеяла, или располагаться среди товаров внутри фургонов. Фалько сказал, что спать не хочет, а лучше посидит на крыше с караульными, подышит свежим воздухом. Найз тут же сообщил, что сон пропал и у него, но гардекор легким движением руки отправил мальчика вслед за спутниками к торговцам, с которыми Белка и ее дядька ехали днем. Он попробовал было заикнуться, что свежий воздух — то, что раненому ночью нужно больше всего, но девочка коварно открыла второй фронт, заявив, что раненому ночью больше всего нужен покой. Верный Лунга тут же поддержал ее примерами из жизни алхимиков, пострадавших от экспериментов, чье выздоровление или его отсутствие зависело от полноценного ночного отдыха. Против такого напора Найз поделать уже ничего не смог. Вздохнув, он влез в темную душную утробу фургона, на ощупь отыскал незанятый уголок и осторожно растянулся на спине, стараясь не потревожить ни соседей, ни разнывшиеся плечи.

Найз думал, что после дня, полного тревог и опасностей, ему долго будет не заснуть, но стоило глазам закрыться, а мускулам расслабиться, как он провалился в темную бездну без грез… из которой его не сразу смогли вырвать даже крики, истеричный лай собак и ржание лошадей — совсем рядом.

Лихорадочно пытаясь сообразить, что происходит и куда бежать, мальчик вскочил, сбивая кого-то и, кажется, роняя на другого кого-то — в кромешной тьме фургона было не разглядеть и собственного носа — наугад повернулся, и увидел светлую полоску там, где полог неплотно прилегал ко входу. Он рванулся туда, отдернул парусину — и оказался нос к носу с зеленым волком. Из спины его торчало две стрелы, пригвоздивших зверя к торцу фургона, глаза были закрыты, но выпущенные когти еще скребли по дереву.

— П-палкой в глаз… — выдохнул Найз, механически нащупывая у пояса отсутствующий кинжал, оглянулся, каждое мгновение ожидая увидеть новое чудовище, несущееся к нему — и только теперь услышал резкий крик мастера Виклеана откуда-то сверху:

— …не выходить! Не выходить, я сказал! Всем оставаться в фургонах!!!..

В центре лагеря носились кони, раскидывая остатки костров и постелей, а между ними, то ли ловя, то ли уворачиваясь, бегали люди. Под возами, забившись в самые дальние углы, глухо выли псы. Зеленых тварей видно не было. Но не успел мальчик понять, миновала угроза или затаилась, как парусина их убежища затрещала, и с крыши вниз бросилась одна звериная фигура, вторая, третья… С рыком чудовища помчалась к коням. Взбесившиеся от ужаса животные исступленно заржали, заметались, люди внизу закричали, падая под копыта, и голос караванщика, отчаянно завопивший «Не стрелять!», потонул в какофонии рева, ора и рычания.

К их фургону, мотая головой и яростно скаля зубы, выскочил Гри, приметный даже во тьме своей парусиновой повязкой — и тут же с крыши соседнего воза на спину его сигануло что-то темное. «Зверь?!» — испугался мальчик, но в свете луны и догоравших костров блеснул длинный клинок. Человек изогнулся, меч свистнул, одним ударом рассекая путы на ногах коня, и шальной клич «А провались земля и небо!..» на пару секунд заглушил дикий гвалт, проливаясь бальзамом на сердце мальчишки. Фалько ударил пятками в бока, посылая скакуна к безумной круговерти людских и конских тел. Гри взвился, протестуя, но, признав умелого всадника, сдался.

В ту же секунду мрак у земли в пяти клозах от них ожил и слепился в зеленую тварь. Оттолкнувшись задними лапами, она бросилась к шее коня — но Гри отступил, свистнул клинок, и зверь рухнул в грязь, рассеченный надвое.

От крика «Е-есть!!!» под ухом мальчик едва не свалился на землю, а когда секунду спустя вновь поднял взгляд, то всадник и жеребец уже смешались с хаосом в центре лагеря.

Как ни силился Найз разобрать хоть что-то в этой сумятице, ничего не удавалось. Кони, твари, люди пешие, люди верхом — или один человек? — всё слилось в полумраке в единую непрерывно мечущуюся массу, и когда минут пять спустя этот безумный хоровод стал замедляться и успокаиваться, мальчик соскочил на землю и кинулся в самую гущу, сжимая кинжал.