Лоэнн Гринн - Кровавое наследие

 Часть разума ветерана пыталась отмести ненавистное предположение. Лакедон не раз спасал ему жизнь.

 Они с Виччи были лучшими — и единственными — друзьями Буффалона. Маг наверняка не способен на подлость… или способен?

 — Буффалон, слушай меня! — Какие то эмоции, то ли зависть, то ли страх окрасили голос говорившего. — Сейчас жизненно важно и единственно правильно будет снять перчатку. Мы положим её обратно на платформу…

 — Что это? — вскрикнул Виччи. — Что это с ним, Лакедон?

 Буффалон всецело убедился, что был прав в своих подозрениях. Волшебник хочет заполучить его перчатку.

 — Виччи. Обнажай клинок. Нам, может, придётся…

 — Мой клинок? Ты хочешь, чтобы я поднял его на Буффалона?

 Что то внутри старого бойца взяло контроль на себя. Буффалон словно со стороны наблюдал, как рука в перчатке метнулась и схватила антиквита за горло.

 — В ви иччи! Его кисть! Отруби…

 Уголком глаза Буффалон заметил, как второй его спутник замешкался, но всё же занёс оружие. Ярость, никогда прежде не испытанная, захлестнула опытного воина. Мир окрасился в кроваво красный, а потом все поглотила непроглядная тьма.

 И в этой тьме Буффалон  услышал крики.

 В песках Мары, у юго-западной границы жестокой пустыни, заполонившей почти весь край, стояла лагерем маленькая, но грозная армия командующего Асклизиуса. Они разбили лагерь несколько недель назад по причинам, до сих пор оставшимся загадочными для многих солдат, но никто не осмеливался усомниться в правильности решения военачальника. Большинство этих людей следовали за Асклизиусом от самых Южных Королевств, оставаясь верными фанатиками его дел и ни о чём не спрашивая. Но про себя они всё же удивлялись, отчего он не желает сейчас двигаться дальше.

 Многие были уверены, что это связано с самой пёстрой — цветастой, кричащей и безвкусной палаткой, воздвигнутой неподалёку от командирской, палаткой, принадлежащей ведьме. Каждое утро Асклизиус направлялся к ней в поисках предзнаменований будущего, дабы строить на них свои решения. И каждый вечер Лилит проделывала путь до палатки командующего — по куда более личным мотивам. Никто не мог бы точно сказать, велико ли её влияние на решения командира, но влияние это, несомненно, присутствовало.

 И вот, когда краешек утреннего солнца показался из за горизонта, плотно сбитая фигура Асклизиуса покинула походные покои; его бледное, дочиста выбритое лицо — некогда описанное ныне покойным соперником как «лик самой Владычицы Смерти, от рождения лишённый доброты», — было абсолютно лишено выражения. На Асклизиусе ладно сидели чёрные как смоль доспехи, лишь по краям и вокруг шеи отделанные малиновыми вставками. Кроме того, грудную пластину украшало изображение красной лисы над тремя серебряными мечами — единственное напоминание о славном прошлом командующего. Два помощника обслуживали командира, пока он натягивал чёрные с малиновым латные перчатки, выглядящие так, словно только что сошли с наковальни. По правде говоря, все облачение Асклизиуса выглядело превосходно. По ночам солдаты, научившиеся понимать, что даже крошечное пятнышко ржавчины может стоить им жизни, до блеска начищали доспехи своего командира.

 Полностью защищённый сверкающими пластинами доспехов, оставив лишь голову открытой, Асклизиус направился прямиком к своей колдунье, к своей возлюбленной ведьме. Обиталище Лилит напоминало стёганое одеяло, сшитое из кривых лоскутов, по меньшей мере, пары дюжин цветов, что сильно обескураживало привыкших к походным палаткам солдат. Лишь такие, как командующий, умеющие видеть не только внешнюю сторону, могли заметить, что различные краски создают особый узор, а познавшие самые глубины магии различили бы силу, заключённую в этих узорах.

 За Асклизиусом шагали двое его помощников, один из них нёс в руках какой то свёрток, напоминающий по форме голову. Офицер беспокойно дёргался, словно груз внушал ему отвращение и немалый страх.

 Командующий не позаботился объявить о своём прибытии, но не успел он дотронуться до задёрнутого полога шатра ведьмы, женский голос, глубокий и дразнящий, пригласил его войти.

 Хотя солнечные зайчики уже вовсю играли, прыгая по лагерю, внутри палатки Лилит царила почти полная темнота, и, если бы не слабо чадящая под потолком одинокая масляная лампадка, ни командующий, ни его подручные не разглядели бы ничего дальше собственных носов. А тогда бы они пропустили много интересного.

 Отовсюду свисали мешочки, пузырьки и разные безымянные вещички. Хотя у неё и были сундуки для хранения своих припасов, ведьма по каким то ведомым лишь ей причинам отказалась от них, развешивая все предметы на крючках и петельках, тщательно выбирая место для каждого. Асклизиус не задавал вопросов по поводу этих странностей волшебницы; ведь после того, как он получил бы желаемые ответы, Лилит могла развесить под пологом сушёные трупы, и он бы не посмел ничего сказать ей.

 Впрочем, она почти так и делала. К счастью, многие её снадобья скрывались в непрозрачных сосудах, но среди тех, что свободно свисали со стен, имелись и засушенные тельца редких животных, и их разнообразные части. Вдобавок некоторые предметы наводили на мысль об их недавней принадлежности человеку, хотя определённо сказать можно было бы лишь после тщательного исследования.

 К пущему беспокойству военачальника, любовника ведьмы, единственная лампа в этом святая святых колдуньи рождала тени, пляшущие вне всякой связи с отбрасывающими их предметами. Частенько люди Асклизиуса видели, как пламя клонилось в одну сторону, а тень перемещалась совершенно в другую. А ещё из за теней палатка казалась куда просторнее внутри, чем решил бы сторонний наблюдатель, — словно, переступив порог, входящие попадали в другое измерение.

 И как сосредоточие всего тревожащего и сбивающего с толку в этих покоях, хозяйка, колдунья Лилит, являла собой самое поразительное и волнующее зрелище. Когда она поднялась с разноцветных подушек, разбросанных на узорчатом ковре, огонь вспыхнул в каждом мужчине. Пышные чёрные волосы каскадом ниспадали на спину, открывая круглое притягательное личико с пухлыми красными, манящими губами, длинноватым, но милым носиком и глубокими, невероятно глубокими зелёными глазами, цвет и сияние которых сравнить можно было разве что только с изумрудами. Густые ресницы полуприкрывали эти глаза, когда казалось, что ведьма пожирает по очереди каждого входящего, просто глядя на него.

 — Мой генерал…— промурлыкала она, и обещание звучало в каждом слове.