Перст судьбы - Марианна Владимировна Алферова

проснулся, потому что шел снег. Была осень, но почему-то шел снег. Потом я понял – это падает пепел. Я поднялся. Мы ночевали все у того же родника. Он рассерженно звенел и лился, переполняя чашу и убегая в желоб меж камнями, устремляясь к лесному ручью. Я напился. Серый тоже. Кресла, поросшего мхом, больше не было – осталась только груда камней. Я достал книгу, отогнул застежки. Лицевая страница была белой, изнанка – черной. Все страницы были пусты – и белые, и черные. Ни единой буквы во всей книге. Бумага была толстой, шершавой и пахла лесной травой, а не пылью. Я положил книгу назад в сумку.

Мы с Серым двинулись в путь. Голодные и уставшие, мы торопились дойти до развилки. Более всего я опасался, что опять начну ходить по кругу и никогда больше не выйду из леса. Но я вышел. И дорога вывела меня в город.

Я вернулся домой через два месяца, уже в снег и зиму. Серый шел медленно, а зачастую мы шагали рядом, и Серый вез только переметные сумки.

Я направился к нашему дому… И остановился. Внезапно мне показалось, что он сейчас рассыплется пылью, как прежде исчез замок Императора-стража. Но нет, сторожка не пострадала за минувшие пять лет. И даже руины большого дома были все теми же – прочными стенами, разрушить которые не могли ни ветер, ни дождь. Истинно лурсская вечная кладка.

Уже вечерело. Матушка открыла ворота и появилась на пороге – наверное, увидела в оконце спаленки на втором этаже, как я подхожу. Он обняла меня и начала целовать, как в детстве, потом отстранилась, прикрылась рукой, скрывая слезы.

Я отвел Серого в конюшню и поставил подле Резвой, отцовой кобылы двенадцати лет от роду. За те пять лет, что я не был дома, она поседела и сделалась такой же масти, что и мой Серый. Надеюсь, старички подружатся.

Отец сидел у камина в зале. Огонь оранжевой бабочкой то раскрывал крылья, то сникал, взобравшись на спину огромного обугленного дерева.

– Дорога была долгой, – сказал отец, и вопроса не было в его голосе.

Я ничего не сказал – достал из сумки странную книгу, ту самую, что я схватил со стола в гибнущей библиотеке.

– Для чего эта книга?

– Чтобы писать, – сказал отец, – о белых делах – черными чернилами на белом листе.

– А о дурных делах?

Отец перевернул страницу.

– О дурных – черным на черном – их надо записать, о них надо помнить, а читать – не след.

– Но там нет записей.

– На белых страницах нет. А вот на черных – полным-полно. Ты их просто не видишь. Для этой книги нужен особый свет.

Он вернул мне книгу, потрепал нашего пса Дымка по загривку. Матушка на кухне уже наливала мне похлебку в большую тарелку, а вареного мяса с косточкой – в миску Дымку. Она принесла мой ужин и поставила на стол в нашей маленькой гостиной. Дымок вежливо гавкнул, вывернулся из-под отцовой руки и потрусил к своей миске.

Я мгновенно опустошил тарелку, потом сел в кресло напротив отца и рассказал про замок и Императора-стража. Отец выслушал, не задавая вопросов.

– Что я сделал не так? Что?

– Ты не понял еще?

– Нет.

– Надо было спросить, какова плата, чтобы войти.

– Так просто?

– Вопрос был простой. А вот ответ – нет.

Я растерялся. Гнев вдруг охватил меня – столь яростный, что слезы обожгли глаза. Я ненавидел в тот миг себя за глупость. И моих спутников – тоже. Я был уверен, что все они знали, как пройти внутрь, но решили разыграть меня, дурака.

– Но… Но почему Страж не сказал про оплату сам, почему?

– Может быть, твой вопрос и стал бы платой.

– Мой путь был напрасен? Я сделал круг и вернулся назад.

– Разве? Не знаю. Ты принес домой книгу. И у тебя не получится забыть дорогу в лесу.

– Это та книга, которую ты все время искал? – спросил я с надеждой.

Отец отрицательно покачал головой.

Жаль – я закусил губу, пребольно, до крови.

– Я покажу тебе, как читать записи на этих листах, – пообещал отец. – Ты достоин того, чтобы их увидеть. И чтобы делать новые. На белых страницах.

Великой Судьбы – пожелание, типа здравствуй.