Юлия Андреева - Геймер

Не доверяя слугам, Фудзико собственноручно укладывала кимоно господина. Кроме самураев, личного повара и массажиста с Алом должны были поехать две ее служанки.

Ал оглядел поклажу и, не заметив среди писчих принадлежностей словаря отца Алвито, который он постоянно возил с собой, попросил жену принести его из спальной.

Фудзико с готовностью улыбнулась ему и, неуклюже поднявшись, побежала выполнять просьбу, но остановилась в дверях.

– Простите, господин, но книга отца Алвито находится в вашем сундучке, прикасаться к которому вы запретили под страхом смерти…

– Тебе я вполне доверяю, – рассмеялся Ал.

Фудзико тут же скрылась за седзи. Ал услышал ее удаляющиеся шаги, потом все стихло. Где-то в доме играл ребенок, служанка Кито пела грустную песенку.

Неожиданно мирную атмосферу дома разорвал дикий крик Фудзико. Ал бросился к жене. Та стояла на коленях перед открытым сундуком, ее лицо было закрыто руками.

– Что с тобой? Ребенок? Да? – Ал сгреб, по-видимому, не соображающую ничего Фудзико и, подняв ее на руки, перенес на ложе.

– Живо за врачом, кажется – началось, – крикнул он сбежавшимся на крик слугам.

Лицо Фудзико было мертвенной бледности, в руках она сжимала отрез дорогого шелка, лежавшего на дне сундучка.

– Фудзико, что с тобой? – снова спросил Ал, но не получил ответа – в глазах жены стояло безумие. – Фудзико, ответь мне, тебе больно? Это ребенок? Да?

– Нет. – Фудзико взглянула на Ала и залилась слезами. – Да, господин, – неожиданно она вырвалась из его объятий, и, встав на колени, начала отбивать поклоны.

– Что ты делаешь, ненормальная, опомнись! – Ал снова поднял Фудзико и прижал к себе.

– Я виновата, господин. Не знаю как, но я виновата. Этот ребенок. Мой первый ребенок. Господин, ради Будды, ради надежды родиться в новой жизни самураем, ответьте, откуда вы взяли этот шелк? – Она поднесла кусок к глазам Ала, ее руки тряслись, по лицу катились крупные слезы.

Ал понял далеко не все. Но, присмотревшись к шелку, догадался, о чем спрашивает его жена.

– Это. Это маленький Минору. Наш приемный сын. Блэкторн притащил его откуда-то еще в осакский замок. Он сумасшедший, и сам не знал, откуда взял. А я видишь – оставил. Куда было девать? Никто вроде не хватился и… – Он уже понял, что произошло, и теперь сам с удивлением и невольным ужасом смотрел на кусок шелка. Конечно – Марико говорила, что Токугава казнил мужа и ребенка Фудзико. Малышу было – месяц или два, Ал тогда еще чуть было не возненавидел Токугаву за то, что тот повелел убить и отца, и сына. Сын-то в чем виноват? Он до сих пор опасался, как бы Фудзико вдруг не начала опять строить из себя преданного вассала Токугавы и не предала еще нерожденного ребенка, которого Ал давно уже считал своим. Все это время он не настаивал на том, чтобы жена заботилась о его приемыше, опасаясь, что общение с ним натолкнет ее на неприятные воспоминания. И вот ведь как все повернулось.

– Его никто не тронет. Никто не посмеет рассказать Токугаве о малыше. Слышишь ты – никто. Даже ты. Это будет нашей тайной. Нашей семейной тайной. Ни для кого, поняла. Ни для кого в целом мире! В каждом доме есть свои тайны. Будут и в нашем. Никому не говори, Фудзико, поняла…

Она кивнула, вдруг уставшая от своей истерики, крика, волнений и всей этой ужасной жизни.

Марико-сан последний раз подняла глаза на икону, осенив себя крестным знамением. И затем гордо взглянула в глаза Бунтаро.

– Додзо. Бунтаро-сан. – Она опустила голову с высокой прической, на шее поблескивала тонкая золотая цепочка с распятьем. – Додзо.

Бунтаро зарычал и со всей силой рубанул по шее жены мечом. Лезвие легко отсекло голову, прошло сквозь татами и застряло в деревянном полу.

Бунтаро не уклонился от потока крови, который омыл его колени.

– Все кончилось, – сказал он себе, вытирая меч о пояс. – Все. – Он чувствовал себя опустошенным, но ожидаемого успокоения не наступило.

Бунтаро взглянул на труп жены, и, перешагнув через него, вышел из комнаты. Этот труп был чужим. Бунтаро не знал лежащей на полу женщины. Не мог знать.

Он прошел до лестницы и, скупо отреагировав на приветствие дежурившего там самурая, спустился на второй этаж, комнаты на котором занимала его жена и наложницы. Словно пьяный, шатаясь и еле переставляя вдруг сделавшиеся тяжелыми ноги, он распахнул дверь в комнату Марико и, только тут увидев на кровати приготовленный для нее служанкой гребень и купальный халат, заплакал.

Он плакал, не стыдясь своих слез и стараясь обнять все вокруг, широкий пояс, кимоно, почувствовать едва уловимый запах ее тела на постели, перемешанный с запахом ароматического масла, которое Марико любила, чтобы массажистка втирала ей в тело после ванны, запах духов…

– Скорей бы все закончилось, на самом деле. Долго ли еще тут мучиться?..

Марико, любимая и любящая женщина, хатамото и самурай, верный вассал Токугавы. Конечно, он знал, что до своего замужества Марико уже была шпионом Токугавы – лучшим шпионом. Мало этого – Токугава посвятил его в план приставить жену к чужеземцам, с тем чтобы она выведывала их секреты и защищала своего господина. И он – Бунтаро – был вынужден согласиться с планами сюзерена. И вот теперь, когда Марико вернулась к нему, увеличив доход их сына в десять раз и добившись повышения по службе самого Бунтаро, а на самом деле покрыв его несмываемым позором, он был вынужден убить ее.

Бунтаро плакал, а наверху в его комнате слуги тихо и безропотно убирали труп хозяйки, меняли татами, вытирали кровь.

Ничего не произошло. Сам Токугава будет вынужден смириться с потерей своего шпиона, потому что измена – самый страшный грех, какой только существует на земле, и расплата за него одна – смерть.

Тем не менее Бунтаро не чувствовал себя очищенным, поэтому он приказал слуге подать новое кимоно, бросив ему на руки залитое кровью старое. И отправился в замок, где в гостевых домиках жили иноземцы.

Приблизившись к посту охраны, Бунтаро попросил одного из стражников сообщить Блэкторну, или как он теперь сам себя называл, Адамсу, что его срочно ждет Токугава и ему Тода Бунтаро, приказано доставить его. Никто не обнаружил фальшивой интонации в голосе Бунтаро, никто не угадал его намерений.