Питер Нэйл - Зов арены

Тишину в крохотном обеденном зале постоялого двора нарушало только лишь потрескивание смолистых сучьев в очаге, да завывания бури за окном. Заперев понадежнее ставни и двери, чтобы ветер не выдувал драгоценное тепло, хозяин удалился на кухню, оставив своих единственных постояльцев коротать время до ужина за кувшином вина.

Он был бы рад остаться и посидеть с ними, поболтать немного, узнать последние новости из Халоги или с юга, откуда, похоже, прибыла эта парочка — но гости попались на редкость неразговорчивые. Даже друг с дружкой почти не общались, так что если бы Юхас не видел, что прибыли они вместе, то, пожалуй, усомнился бы, вообще, знакомы ли они между собой.

Ну да не беда, сказал он себе, затворяя дверь на кухню. Буря, по всему видать, закрутила надолго — так что на ближайшие пару дней ему компания обеспечена. Успеют еще разговориться.

Зимой, в этой глуши человек поневоле привыкает ценить любое общество

А постояльцы, оставшись одни, еще долгое время молчали, наслаждаясь теплом, отдыхая после долгого пути, и лишь допив вторую кружку вина, мужчина подал голос, обращаясь к своей спутнице:

— Сдается мне, мы здесь застрянем надолго. Раз Вамматар не успел добраться сюда до снегопада, кто знает, как скоро он отыщет дорогу.

Женщина засмеялась, тряхнув головой, и еще чуть влажные от снега огненно-рыжие волосы рассыпались по плечам.

— Тебя это как будто огорчает, Север?

— Конечно, нет. Я для того и вызвался поехать, чтобы хоть немного побыть с тобой наедине. В Логове последнее время сделалось шумно.

— Еще бы!

Они переглянулись с улыбкой, понимая друг друга с полуслова, как это дано лишь очень близким людям. И вновь в маленьком полутемном зале воцарилось молчание, теплое и уютное, окутавшее двоих путников, словно пуховая накидка. Как вдруг тишину прервал странный звук — не то скрип, не то скрежет — донесшийся из угла, где Соня с Севером сложили свои дорожные пожитки. Девушка неприязненно покосилась в ту сторону.

— Опять оно…— В голосе ее звучало отвращение— Нет, уединение — это, конечно, славно. Но, честное слово, я бы отдала свой лучший лук, лишь бы скорее Вамматар приехал и забрал эту штуковину. Может, старой Духи такая игрушка придется по душе, но не мне, это уж точно

— Да ладно, не обращай внимания! — успокоил Север подругу. Похоже, разговор этот велся далеко не в первый раз.— Разара утверждает, что кивес безвреден — пока не нарушены узлы и печати. А я проверил. Все в полном порядке.

— Да знаю я,— отмахнулась Соня.— Но каждый раз, когда слышу, как оно скрипит и ворочается, мне не по себе. Все время кажется, будто там что-то живое.

Вожак усмехнулся, представил оживший кивес.

— Обычный кувшин. Просто магией наполнен под завязку.

Как видно, снисходительный тон мужчины не на шутку разозлил Соню.

— Не смей говорить со мной так, точно я — девчонка, испугавшаяся крысы в подполе! — взорвалась она.— Это магия.

— Ну и что?

Он никак не хотел понять

— Терпеть не могу магию,— с жаром произнесла девушка.— Всегда ее ненавидела и боялась! А стоит человеку к ней пристраститься, и все. погиб. Как дурман для курильщиков лотоса. Или кровь — для гладиаторов. То, что они называют «зов арены»… Знаешь? Магия — еще худшая мерзость! Завладеет душой — и конец!

Теперь уже и Север разгорячился. Нелепые женские предрассудки выводили его из себя.

— Ты так говоришь, будто волшебство — это изначально некая злая сила. Но это неверно. Оно не злое и не доброе, все зависит лишь от человека. Если им движут благие намерения…

Соня невесело засмеялась.

— Я многое могла бы порассказать о людях с благими намерениями. И о том, что магия сделала с ними. Может быть, тогда ты понял бы…

— Ну так расскажи! Чего-чего, а уж времени у нас довольно.

Девушка покосилась на своего спутника.

— Предлагаешь мне развлечь тебя, подобно сказителю в таверне?

— Почему бы и нет? Ты так редко рассказываешь о своем прошлом. Я с удовольствием послушал бы твою историю.

— Она не совсем моя. Скорее, это история одной аренджунки, дочери богатого и знатного вельможи. И ее отца. Человека благородного, полного самых чистых побуждений. Человека, который слишком сильно любил свой родной город и готов был ради него на любые жертвы

Голос девушки, помимо воли, обрел глубину и плавность, свойственную истинным сказителям. Взор затуманился, проникая в бездны прошлого. И мужчина, сидевший у очага, весь обратился в слух, понимая, что сейчас услышит нечто действительно необычное.

Вне себя от ужаса, девушка огляделась по сторонам, едва лишь пришла в чувство. Страх железными клещами сжал горло, она не могла даже кричать, а лишь время от времени стонала и жалобно всхлипывала. Силы покинули ее, и все попытки освободиться, разорвать или хотя бы ослабить кожаные путы, которыми она была привязана за руки и ноги к железным кольцам, вмурованным в каменный алтарь, оказывались напрасными.

Молодая рабыня дернулась, чтобы откинуть волосы с лица и стряхнуть пот, заливавший глаза и мешавший разглядеть господина, чей силуэт смутно выделялся вне пределов освещенного горящими свечами пространства. Она тщилась подыскать слова, что помогли бы ей вымолить пощаду, но лишь тихий стон сорвался с запекшихся губ. Тогда девушка слегка приподнялась, однако острая боль пронзила ее, и она снова откинулась на холодный камень.

Господин подошел поближе, шурша подошвами по плитам пола. Худое седобородое лицо показалось ей ликом призрака: длинные черные тени превращали его в зловещую маску. Рабыня неотрывно смотрела на хозяина, словно пытаясь угадать, какие еще испытания он ей уготовил.

— О боги… — всхлипнула она в отчаянии.

— Ш-ш-ш!.. — Он приблизился еще на шаг, обошел распростертую на алтаре девушку, и, опершись руками о гранит, взглянул на нее сверху вниз. Кинжал, висевший на поясе, тихо звякнул.— Прошу тебя, Лейра,— проговорил старик тихо, и голос его был полон горечи и грусти.— Пожалуйста, не сопротивляйся. И не проси. Для меня это тоже нелегко.

— Господин Эримиор! — воскликнула она.— Ради всех богов, умоляю… Умоляю, пощадите!..

— Тихо.— Его голос звучал не громче шепота.— Мне самому не хочется это делать, Лейра. Дитя мое, неужели ты не понимаешь? Только так… Только так можно уничтожить его.

— О боги! — Она всхлипнула и отвернулась. Горячие слезы потекли по щекам.

— Лейра… — Эримиор сделал едва заметное движение, и в его руке блеснул нож.