Алексей Пехов - Созерцатель

Если ад и существовал, то там было похолоднее, чем здесь.

Огонь преследовал меня, и я бежал прочь, обгоняя его всего лишь на шаг, ощущая жар сквозь одежду, словно ее не было. Для меня он так же опасен, как и для превратившегося в головешки мутанта. Пламя не знает жалости, и ему плевать даже на того, кто его породил. Им властвуют лишь два желания: пожирать и расти.

На этот раз я, кажется, превзошел сам себя. Слишком вымотался, слишком долго сдерживался, но огонь точно озверел. Я просто залетел на трап и выскочил на палубу, словно пробка из бутылки с шампанским.

В два прыжка оказался возле борта и очень неизящно сиганул вниз. В холодную, темную, ненавистную, но спасительную воду Туида. Подальше от гибнущей «Мандрагоры».

– Красный. Это красный, – прошептал я едва слышно.

Я находился в роскошной столовой, глядя на скатерть на моем круглом столике и оббитые бархатом стулья. Еще красным была клюква в мороженом дамы, сидящей по соседству, а также мундир у полковника артиллерии, прошедшего по прогулочной галерее, отделенной от столовой стеклянной перегородкой.

Мир тонул в красках. Он был перенасыщен ими, как кровь наркомана запрещенными веществами. Каждый цвет взрывался в моей голове бесконечным количеством оттенков. Целый спектр мерцал у меня перед глазами. Калейдоскоп, который я старался собрать со всей возможной осторожностью.

Пытался найти их все. Увидеть. И назвать. Не так, как обычно у меня получалось, – вкусами, а их истинными именами.

Именами цвета.

Это был якорь для моего мозга, освободившегося от долгой самоизоляции. Прекрасный способ держать себя под контролем, не сойти с ума и не казаться окружающим опьяневшим полудурком.

Опьяневшим от красок.

Алый. Как кровь. Кораллы на шее дамы, лакомящейся мороженым. Это красиво. Завораживающий цвет. Самый лучший. Жаль, что редко я вижу его таким.

Васильковый. Платье той чудесной девушки с каштановыми кудрями, которая так привлекает полковника. Но она его не замечает, все ее внимание сосредоточено на взятой из библиотеки книжке с лимонно-желтой обложкой. Новый любовный роман какого-то автора из Республики.

Колонны здесь были из алюминия и сверкали зеркальным серебром. Им вторил рояль, сделанный из точно такого же материала. Его крышка, обтянутая свиной кожей, черная, точно южная ночь.

Завтрак подходил к концу, и тапер играл легкую мелодию. Что-то классическое, но, признаюсь честно, мое понимание этой музыки, в отличие от присутствующих на палубе «А», было отнюдь не идеальным.

Синий. Бархат ковра и тюль на скошенных панорамных окнах.

Нежно-голубой. Обои. На них многочисленные рисунки. В этой столовой – изображения самых известных дирижаблей последнего десятилетия, совершавших рейсы на континент алавитов и в Конфедерацию Отцов Основателей. Беспосадочные перелеты над океаном даже после войны еще были в новинку. Это теперь ими уже никого не удивить и газетчиков не заставишь писать о них даже под дулами всех орудий танка.

В прогулочной галерее, откуда открывались лучшие виды на проплывающую под нами землю, на обоях были совсем иные картинки – корабли самых известных мореплавателей, открывших человечеству новые земли. Например, Империю искиров, Мандаринское царство, Галькурду, Маса-Арду или Папаякту.

Белое. Как первый снег, выпавший на полях. Куртки и перчатки бесшумных стюардов, снующих мимо столов. Один из них, уже немолодой, с седеющими пушистыми баками, которыми он, по-видимому, очень гордился, предложил мне шампанского.

Зеленое. Бокал из дорогого стекла какой-то новомодной компании из Пьентона – столицы Республики. Он был с граненой ножкой, в которой, точно в бриллианте, преломлялся и отражался свет. Я не притронулся к напитку, но с удовольствием держал фужер в руках, поглядывая в окно.

Желтое. Подо мной проплывало бесконечное море деревьев. Я очень хорошо их знал.

Компьерский лес.

Мой персональный ледяной ад на земле.

Осенью того памятного года, такой же солнечной, как эта, Союзу не удалось прорвать окружение Пьентона, где уже начинался голод. Искиры вцепились в землю зубами, их поддерживала дальнобойная артиллерия флота, и мы, промучившись больше месяца и потеряв много солдат, вынуждены были отступить. В итоге из-за начавшегося контрнаступления Северная армия была уничтожена. Тех, кто уцелел, искиры гнали до Тузе, добивая при первой возможности. Мой новый полк тоже оказался там, и мы здорово хлебнули лиха. А также крови, свинца, грязи, дождя и газа. Этот чертов газ! Ядовито-зеленые облака, проникая в окопы, убивали каждого, у кого не было противогаза.

Уцелевшие, не выдержав яростного натиска врага, ушли в Компьерский лес. В том числе и я. Мы застряли в этом царстве сказочных эльфов и друидов на долгие месяцы.

Узкоглазые пытались нас выкурить, но нам уже некуда было отступать, и мы дрались, удерживая позиции. Целых полтора месяца.

А затем пришел декабрь, и повалил снег.

Зимовка в лесу была одним из моих самых страшных воспоминаний о войне. Нас не спешили спасать и вытаскивать отсюда. Союзу было не до разбитой армии – они пытались закрепиться на важном плацдарме, измотать искиров, надеясь, что мы просуществуем и без их поддержки. Все силы были брошены на то, чтобы деблокировать Пьентон и укрепить побережье.

Искиры пытались выжать нас из бесконечных рощ, пущ и оврагов. Они продвигались медленно, а мы отступали все дальше в чащу. Сами не зная этого, голодные, обмороженные, уставшие и злые на весь свет, сковывали их левый фланг, мешая переброске сил для наступления на Арвэтт, где находились наши военно-морские базы.

Такая ерунда продолжалась до середины весны, пока Союз не измотал противника, обрезал им коммуникации внезапным ударом с помощью переброшенных из колоний войск и перешел в наступление.

– Сэр?

Я посмотрел на стюарда с пушистыми баками. По его глазам понял, что он не в первый раз ко мне обращается.

– С вами все в порядке, сэр?

– Дурные воспоминания.

Он покосился на желтый ковер за панорамными окнами столовой.

– Простите за нескромный вопрос, сэр. Вы были там?

– Да.

– Мой брат тоже. Джейсон Макдонник, сэр. Пятый полк Королевской артиллерии. Погиб в конце зимы. Быть может, вы его знали?

– Сожалею. Пятый тянул лямку на юге массива, недалеко от дельты Ру. Мы были западнее.

Он печально кивнул.

– Желаете что-нибудь еще, сэр?

– Нет. Благодарю.

Кости Джейсона Макдонника, как и кости тысяч других солдат, остались где-то под этой листвой. Здесь лежали ребята из Королевства, Республики, Риерты, а также наших южных колоний и даже из Конфедерации Отцов Основателей. Безымянные герои Великой войны. И мне было жаль, действительно жаль всех тех, кого убил голод, мороз и искирская пуля.