Вадим Хлыстов - Первая раса. Хозяева. Книга первая

гладкая, отполированная поверхность теперь была покрыта вмятинами и трещинами. А

предупреждающий символ в виде черепа «Хо» – «Дальше только Смерть», которым

предостерегали полудикие западные племена, некогда грозно смотревший с вершины

пилона в три человеческих роста, сейчас едва выглядывал из под песка…

Яр еще раз задумчиво провел по камню ладонью, потом решительно поднялся и угрюмо

взглянул на спутницу:

– Пора приниматься за дело, несравненная… Надеюсь, ты не забыла, что здесь обычное

дело нападать на женщин, если они не местные?

– Да, пора, яростный. И я ничего и никогда не забываю – женщина хищно усмехнулась -

тебе ли об этом не знать…

После этой фразы они встали друг против друга и начали как бы исподволь, но неумолимо

меняться. Оба сразу как-то стали более усталыми, плечи их согнулись, и даже тонкая

песчаная пыль, казалось бы, опасавшаяся надолго оставаться в их волосах и на почти

обнаженных телах, торопливо решила наверстать упущенное.

Спустя две сотни ударов сердца, среди песков великой пустыни стояли два совершенно

других человека, которые внимательно осмотрев друг друга, устало и тяжело двинулись в

ту сторону, о которой не двусмысленно предупреждал древний символ…

Атсу, второй воин пятого десятка пограничного гарнизона, расположенного на краю

великой пустыни, сегодня был часовым. И часовым откровенно скучающим. Он вчера

опять проиграл две партии в азартной игре под названием «собаки и шакалы», и теперь

десять раз подряд будет расплачиваться за свою порочную страсть, стоя здесь, в

глинобитной сторожевой башне в самые жаркие часы и наблюдать за пустыней, что бы ее

Сешт опять пожрал.

Часовой с подвыванием зевнул и тряхнул головой, чтобы не уснуть. Солнце пекло

немилосердно и казалось, его беспощадные лучи прожигают даже крышу башни, укрытую

высохшим камышом. От скуки и жары Атсу, облокотившись на хлипенькое деревянное

ограждение, начал напевать нечто заунывно-бесконечное, такое же унылое, как и

подступающие к маленькой крепости пески. Но внезапно, как будто за эту песню пустыня

решила наградить воина, она из-за ближайшего бархана разрешила выйти двум фигурам -

мужской и женской. Эти двое, поддерживая друг друга, еле передвигая ноги, доплелись до

груды камней, лежащих прямо напротив башни, и упали на них от усталости…

Атсу потер глаза от изумления. Фигуры никуда не делись. Воин озадаченно произнес -

«И-е-е» – потом окончательно пришел в себя, и прыгая через ступеньку, стремительно и

рванул вниз, докладывать командиру этого Шу забытого гарнизона.

Командир, как обычно, в это время возлежал возле источника и с тупой угрюмостью

смотрел перед собой. Он, начальник тысячи в столице, был сослан сюда, как утверждали

злые языки, за настойчивые взгляды в сторону гарема Императора. И только благодаря

своим многочисленным и влиятельным родственникам, дело обошлось именно ссылкой. А

ведь вопрос стоял очень остро. Скажем так же остро, как и остр хирургический нож

придворного лекаря, одним движением превращающий ходока и кутилу в очень

осторожного и покладистого евнуха…

Атсу склонился в торопливом поклоне:

– Здоровья, радости, силы – милостивый Джахи.

Командир лениво поднял на него мрачный взгляд:

– Чего тебе, бездельник?

– За стеной мужчина и женщина.

Джахи встрепенулся, как боевой леопард, услышавший удары полкового барабана.

– Женщина?!!

–Да, милостивый. И она, как я сумел рассмотреть, красива, хоть вся в пыли.

Командиру полусотни и его подчиненным уже давно приелись десять рабынь, которых

отряд взял с собой в этот караул на сто восемьдесят восходов Шу. И сменить их не было

никакой возможности. Ну, Сешт бы их побрал, совершенно никакой…

Джахи решительно поднялся:

– Эй, вы четверо – он властно окликнул ближайших воинов, лениво чистящих свои боевые

серпы – пойдете со мной.

Повинуясь приказу начальника гарнизона, часовые у ворот чуть приоткрыли створки и

четверка, возглавляемая Джахи, целеустремленно двинулась к двум замершим от страха

фигурам.

Не дойдя до мужчины и женщины пяти шагов, командир полусотни остановился и

внимательно оглядел странную пару. Мужчина, хоть и на голову выше Джахи, да и шире

в плечах, безвольно свесил руки и подрагивал как кролик, угодивший в силки. А

женщина, даже под слоем грязи, действительно была хороша. Да, определенно хороша…

Если ее помыть....

Джахи, не скрывая своих чувств, облизал губы и сделал шаг вперед:

– Кто такие? Как здесь оказались? Быстро отвечать!

Однако при этом он почему-то смотрел только на женщину…

Эти двое из пустыни, не медля ни мгновенья, упали на колени, а мужчина, с дрожью в

голосе, заикаясь, ответил:

– Мы просто бедные странники, милостивейший – здоровья, радости, силы тебе.

Странники, отставшие от каравана…

Джахи, заложив большие пальцы за пояс и выпятив нижнюю губу, масляными глазами

продолжал смотреть на женщину. На ней ничего не было надето, кроме набедренной

повязки и соски ее грудей вызывающе смотрели в стороны. Командир маленького

гарнизона оценивающе прищурился:

– И чего хотите, а?!

Мужчина, еще ниже склонив голову, хрипло прошептал:

– Только воды, светлый и милостивый воин. Больше ничего....

Джахи раскатисто хохотнул:

– За все в этой жизни надо платить, странник. Я дам тебе воды, если твоя женщина – он

сделал движение губами, как будто хотел ими попробовать сладкую, мягкую виноградину,

– пойдет с нами. Впрочем, я могу и не дать ее тебе, а девку забрать силой. И ты тогда

подохнешь в этой пустыне до следующего утра.

Мужчина почти лег животом на песок:

– На все воля божественного Шу. Пусть идет с тобой. Дай только пить.

Начальник гарнизона презрительно сплюнул. Такой здоровый, а сердце как у трусливого

шакала. Отцепив от пояса полупустую тыкву, в которой плескалось немного воды, Джахи

бросил ее к ногам мужчины:

– На, забирай и пошел вон отсюда.

Мужчина, призывая на голову великодушного воина все блага великих богов Тукана, на

коленях подполз к сосуду, схватил его дрожащими руками, дергая судорожно кадыком, начал пить. Потом, не переставая кланяться, и не бросив даже взгляда на спутницу, отполз

за камни, и оттуда опять донеслось бульканье воды.

Джахи взял женщину за подбородок и чуть его приподнял, заставляя смотреть себе в

глаза:

– Давай-ка собирайся, красавица. Обещаю, в течение многих ночей, да и дней тоже, тебе

не будет скучно.

Воины, сопровождавшие командира гарнизона, захохотали, одобряя его незамысловатую

шутку. Женщина, повинуясь воле Джахи, покорно подняла голову и командир встретился

с ней взглядом. Сладкая и горячая волна немедленно прошла по позвоночнику воина и так

ударила в голову, что у него перехватило дыхание. Затем эта волна, все сокрушающим

потоком вернулась и прошлась по вздыбившимся немедленно чреслам с такой силой, что

командир гарнизона почувствовал в себе что-то древне-жутко-сладкое, превращающее

мужчину в зверя-самца. Самца, готового сражаться за самку с целым миром, а потом, победив этот мир, сразу же овладеть предметом своего вожделения тут же, прямо среди

крови и поверженных тел. Женщина неторопливо поднялась с камней. От ее былой

покорности не осталось и следа. Перед солдатами маленького гарнизона стояла властная, уверенная в себе госпожа, привыкшая к тому, что слуги сломя голову бегут выполнять ее

любое желание по единственному движению брови. Она каким-то образом одновременно

смогла заглянуть в глаза всем воинам сопровождавшим Джахи. Их дыхание сразу

участилось и они, не контролируя себя, схватились за рукояти своих боевых серпов, готовясь вступить в смертельную схватку, каждый сам за себя, за обладание самой

желанной женщиной, которая когда-либо рождалась под светом звезд. Все человеческое, что было нанесено на их личности цивилизацией Тукана, испарилось в один миг под этим

взглядом. Навсегда. Это были уже совсем не люди. Так же как и Джахи.

Женщина плотоядно улыбнулась:

– Я уверена, великие воины, что мне действительно не будет скучно. Но я хочу, что бы вы

пока не убивали друг друга…

Она, покачивая бедрами, не оборачиваясь, пошла к воротам крепости. Рычащей, воющей

сворой, пятеро, что были только что людьми, ринулись за ней.

Внутрь укрепления женщина вступила как завоеватель. Никто не смог избежать ее

взгляда. А она, непонятно чему смеясь, сбросив с себя набедренную повязку, начала

грациозно плескаться в источнике, вокруг которого и была построена крепость.

Свирепо поглядывая на своих соперников, стая бывших людей сгрудилась вокруг, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, ожидая любого приказа своего нового кумира.