Сергей Самаров - Пепел острога

Коричневые псы не обратили внимания на прошедших в ворота ярла со спутниками, как не обращали внимания ни на кого другого. Не посмотрел на гостей и стражник, тихо вроде бы дремлющий с копьем в руках. Но стоило Ансгару коснуться пальцами копья, привлекая к себе внимание, как стражник рявкнул хриплым голосом и даже достаточно недружелюбно:

– Чего тебе надо, дикарь? Я тебе, кажется, мешаю? Мне с поста уйти?

Значит, смотрел и знает, кто проходит мимо него. А сонный вид – просто обман хитреца. Да и взгляд стражника казался достаточно хитрым и не сочетающимся с грубым голосом и тоном. Похоже было, что он просто пугал юношу.

– Скажи, добрый воин, – старательно не заметив грубость, вежливо обратился к нему Ансгар. – Эти… Рыжие… Это и есть Огненные Собаки?

– Воины добрыми не бывают. Это во-первых, и это навсегда запомни. А во-вторых, Огненные Собаки по городу не бродят, им и не нужно это. Они сидят в своем каменном доме и оттуда мыслью общаются с волхвами и с другими собаками. С любыми собаками в округе. Что прикажут, то собаки и сделают. Прикажут тебя найти, псы тебя вмиг по запаху сыщут и перекусят пополам… Бойся до конца дней своих, бойся Огненных Собак…

Стражник даже пальцем пригрозил. И Ансгар понял, что эти слова относятся не к нему лично, а ко всем скандинавам, давно уже оставившим о себе равное мнение во всех землях, где побывали, и даже там, куда пока не добирались.

Юноша, впрочем, не слишком испугался.

– А посмотреть Огненных Собак как можно? – спросил с хорошо наигранной наивностью и даже слегка улыбаясь.

– Можно и посмотреть, – значительно, словно с угрозой, пообещал стражник. – Только я не помню на своем веку чужестранца, который не сгорел бы под их взглядом. Это дикарей особенно касается. Не советую…

Не зная, верить стражнику или не верить, юноша пожал плечами, усмехнулся и двинулся догонять ушедшего вперед ярла. Говоря честно, как всякий скандинав, Ансгар был осторожен в вопросах, связанных с миром сил неведомых, и предпочитал не настраивать их против себя, хотя полностью в такое их могущество верить тоже не хотелось. Тем более что сказано все было человеком с откровенно плутоватыми манерами. Однако предупреждение все же сработало. Потому Ансгар и не стал спрашивать стражника, где Огненную Собаку найти. Спросишь, привлечешь к себе ненужное и опасное внимание даже не со стороны стражника, а с какой-то неведомой стороны, которая праздного любопытства не любит. А у Ансгара и своих забот хватало, и вообще спрашивал он только для удовлетворения естественного возрастного любопытства, и не более. Навещать страшный символ городища в планы юноши вовсе не входило, да и времени на это у него не было…

Сразу за воротами четверо гостей городища, как и говорил им хозяин причала, свернули направо, где тропа круто взбиралась в гору и заставляла всех, кто пробовал здесь подняться, испытать силу своих легких. Ступеней в тропе не было, и это создавало дополнительные трудности.

– В дождь, сдается мне, здесь вообще не подняться… – заметил Ансгар.

– В дождь, думаю, к кузнецу другим путем ходят, – ответил ярл Фраварад.

– Если есть другой путь, – недобро усмехнулся один из сопровождающих воинов. – А я в этом не уверен… Здешний народ не сообразит второй путь проложить…

Второй, старший, что нес на плече нелегкий, хотя и не слишком объемный меховой мешок, вытер локтем пот со лба и сказал серьезно, показывая свою простецкую мудрость:

– Не возводи на людей напраслину. Они свою жизнь всегда обустраивают. А без другого пути здесь никак не обойтись. В кузницу и железо, и руду, и уголь возят. Не по этой же горе. Здесь ни один бык телегу не протащит. Никак без другого пути не обойтись.

Первым шел ярл, помогая себе при подъеме руками, упертыми в колени, за ним Ансгар, которому мешал длинный меч, цепляющийся за ноги, за юношей следовали два воина. И только один Ансгар из всей группы дышал почти ровно, показывая свое природное юношеское здоровье. Остальным крутой подъем дался нелегко, и потому наверху пришлось остановиться, чтобы привести дыхание в норму.

На самом утесе, откуда, поверх городской стены, открывался красивейший вид на реку и на другой ее, до горизонта заросший синеватым лесом берег, стояло два дома, но определить двухэтажный дом кузнеца Даляты было не сложно, потому что деревянный забор замыкался каменным сооружением, над которым из обмазанной глиной короткой трубы поднимался густой черный дым. Так дымить могла только кузница, и вообще дымить среди лета могла лишь кузница, потому что в домах летом печи не топят, а печи в обычных для этих мест дворовых летних кухнях топят не углем, а дровами. Дрова, как известно, такого густого и черного дыма не дают. Услышав голоса за забором, толкнув калитку, оказавшуюся не запертой, ярл Фраварад первым вошел во двор, где два крепкоплечих молодца в кожаных кузнечных фартуках выводили к воротам только что, видимо, подкованного тонконогого каурого[13] жеребца, необычайной красоты и стати.

– Он великолепен, как Слейпнир[14]… – с восхищением сказал один из сопровождающих ярла воинов, видимо, большой любитель лошадей.

– Только ног в два раза меньше… – заметил Фраварад.

По костюмам определив чужестранцев, один из крепкоплечих, что вели коня, кивнул им приветливо, вежливо приложил руку к груди и сказал что-то на своем языке.

– Далята сейчас спустится с хозяином коня, – перевел Ансгар. – Нас просят подождать. Это не долго, потому что работа закончена.

Конь или же по нраву своему был диковатым, или сам процесс подковки ему пришелся не по душе, и потому он норовил вырвать удила из сильных, но незнакомых ему рук, прял маленькими чуткими ушами и постоянно дергал умной красивой головой, стремясь задрать ее как можно выше, и опасно поднимал передние копыта. Впрочем, конь – это не лось, и бьет только задними копытами, но ногу, нечаянно наступив на нее, повредить тоже может. Фраварад, как всякий воин, конечно же, держал дома своего боевого коня, но его приземистый и сильный, рыжий и лохматый, как все полуночные кони, жеребец с этим ни в какое сравнение не шел ни статью, ни нравом, и ярл без чужой подсказки понимал, что владеть таким великолепием может только знатный человек.

Из дома вышли двое. Один из них был, несомненно, кузнецом, если судить по его рукам с необычайно крупными, сильными кистями. Лицом кузнец был ясен, спокоен, но, кажется, неулыбчив. Взгляд держал твердый и решительный, который обычно выдает в человеке характер воина, несмотря на то что имеет он другую профессию. Второй, молодой, немногим, кажется, старше Ансгара, похоже, кузнечного молота в своих белых руках никогда не держал, но, должно быть, умел владеть длинным мечом, висящим у него на боку. Одет он был довольно просто, и по одежде воина трудно было отнести к высшей знати, какая в городище наверняка имелась. Однако голову он держал гордо поднятой и бородку носил короткую, стриженную, какую простые люди не носили.

– Не шути так с сиротой, воевода, – недобро сказал кузнец, продолжая какой-то ранее начатый разговор. – Она может принять твои слова за правду и будет ждать. Не шути…

Молодой воевода весело усмехнулся, услышал радостное ржание своего коня и тут же прямо с земли легко запрыгнул в седло, не коснувшись ногой стремени. В словах его, обращенных к кузнецу, тоже сквозила задорная веселость, показывающая легкость нрава:

– Спасибо тебе, Далята, за работу, а еще большее спасибо за нравоучение. Давно мне никто нравоучений не говорил, а надо бы, чтоб ума добавить. А шучу я или не шучу – кто знает, сколько правды в каждой шутке… Шутка мыслью рождается, а мысль из правды исходит… Но не буду пока тебе мешать. К тебе гости, вижу, издалека, да и мне спешить надобно. Пленных разбойных людей ныне привезли, сейчас допрашивают, поеду, послушаю, что интересного скажут, чтоб наперед края наши от дурной славы сберечь…

Молодцы в кожаных фартуках распахнули створки ворот, и воевода проскакал под притолокой, пригнувшись к гриве коня, которого с места пустил в галоп. При этом цокот копыт был какой-то странный, громкий и раскатистый, словно несколько человек одновременно скакало, и привлек внимание гостей. Они даже по сторонам посмотрели – не присоединились ли к воеводе другие всадники. Но тот, оказалось, так и ускакал один. Скандинавы переглянулись и в недоумении плечами пожали.

Проводив воеводу взглядом, Далята повернулся к пришедшим и вопросительно поднял густые брови. Смотрел, в общем-то, приветливо, но с достоинством истинного мастера, чья слава давно вышла за ворота городища Огненной Собаки и по миру странствует в виде изделий человеческих рук, уже не спрашивая у самого кузнеца разрешения. Далята об этой славе, конечно, знал и считал ее честно заработанной. Отсюда и его собственное к себе уважение, откровенно показанное пусть и знатным людям, но его славы не имеющим.