Андрей Посняков - Земля Злого Духа

– А коль найдешь ты его… или не найдешь – как нас догонять собрался?

– Как все охотники. – Отрок повел плечом. – Знаки за собой оставьте, ага. Лоскутки цветные в ветвях, кору на стволах подрубите…

– Сделаем, – уверенно обещал отец Амвросий. – Самолично за тем прослежу, не сомневайся.

Добрым отроком сей остяк был, священник ничего худого про него сказать не мог: и ловок, и скромен, и не дурак, одна вот беда – и беда большая – язычник, истинного Бога не ведающий! И это вот с лихвой перекрывало все остальное.

Силантий Андреев отдал челнок без лишних вопросов, дал и пищаль, и пули, и пороху. Снарядившись, в лодку без лишнего шума уселись четверо: Маюни с послушником Афоней, с ними – проводником – молодая девчонка Нэснэй, посланная Аючей, и… худенькая смуглая красавица Устинья. Опозоренная.

Девка сама напросилась: раньше-то ее атаман утешал-поддерживал, да Настя, да Маюни – с ними она и общалась как прежде… Да вот сгинул атаман, и Настя сгинула… а теперь и остячонок в путь-дорожку собрался…

Вот и, гордость девичью отбросив, – иные усмехались: чести уж нет, к чему и гордость? – попросила Устинья с собою взять: мол, обузой не буду.

– Сам атаман, Иван Егорович, меня огненному бою учил… Еще одну пишалицу дайте!

Тут уж Мокеев, услыхав, взъярился:

– А вот не пищаль тебе, дурища, а…

– Охолонь!

Тяжелая рука Михейки Ослопа опустилась новоявленному атаману на плечо, да так, что едва не придавила, едва не вогнала в землю.

– Охолонь, говорю… Есть тут пищалька одна, вон…

Бугаинушка кивнул на молчаливого Якима, верного оруженосца пропавшего атамана, коего на поиски никто и не думал отпускать – больно уж умелый ратник, жалко такого терять. Яким и сам понимал все, тем более, как почти все казаки, не верил в то, что Иван еще жив.

– Вот тебе, дева… – Опустившись на правое колено, оруженосец протянул уже усевшейся в лодку Устинье «хитрую» атаманскую пищаль – винтовую, с колесцовым замком. – Заряжать как, ведаешь?

– Ведаю. – Девушка сглотнула слюну. – Иван Егорович самолично показывал…

– И вот еще… – Яким вытащил из-за пояса подзорную трубу. – Мыслю – вам сгодится.

– Благодарствуем…

– Ну, да храни вас всех Господь! – перекрестил всех священник. – Доброй дороги.

– И вам доброй дороги. Бог даст – скоро свидимся.

– Дай Боже – нагоните с атаманом уже…

– Помоги, Господи и Пресвятая Богородица-Дева!

А может, и поможет Господь – сыщется лихой атаман Иван свет Егорович, найдется живой и здоровый? На то некоторые где-то в глубине души надеялись… многие же – не надеялись, а вот о пропавшей Насте не вспомнил никто – не женское было на дворе время! Баба – тем более незамужняя девка – не значила в те времена абсолютно ничего. Станок для рождения детей, придаток для ведения домашнего хозяйства… а уж что-то большее – женщина любая – никто, и звать ее никак. Век такой. Такая эпоха.

Опасаясь драконов, Иван с Настею продвигались по реке с осторожкою. Орудуя веселом и памятуя летучих драконов с соглядатаями-седоками, молодой атаман частенько поглядывал в небо… и не менее часто – на голую спину сидевшей впереди суженой… Поглядывал да загадочно улыбался… Как-то обернувшись, девушка улыбку эту заметила, устыдилась… Да под вечер, отдыхая, нарвала травы – сплела что-то вроде накидки, травою же и подпоясалась.

– Это чтоб я не таращился зря? – расхохотался Иван.

– Дурачок! Что же я – так и буду ходить нагою? Срам ведь, прости, Господи, грех.

– Ах ты ж моя люба…

– Ох, милый… давно спросить хочу: мы куда сейчас поплывем-то?

Еремеев покусал губы, думая, как получше объяснить деве задуманное:

– Понимаешь, Настюшка, колдуны, конечно, вскорости погоню вышлют – знают ведь, где искать. У наших! Нагонят или в пути перехватят, и мы от них никуда не скроемся: все же чужие здесь, а колдуны – дома. Да и наших, думаю, на том месте давно уже нет – поискали нас, поискали да в путь-дорожку тронулись вновь. Чего ждать-то? Так вот я и подумал: река-то, ясно, на полночь, в море течет, Аючей как-то рассказывала, что есть в той стороне – невдалеке, дня два-три пути – море… Большая соленая вода – так она говорила, вроде бы стойбище их там когда-то было. Вот мы туда и пойдем – там прохладно, ни драконов, ни ящеров, ни змеюг нету… Да и лодку волоком тащить не надо – не утащим ведь… Обойдем, на север сколь можно продвинемся, а дальше уже отыщем протоку – и к солнцу. Колдуны нас в той стороне уж точно искать не будут, так?

– Так… – Настя вдруг задумалась. – Постой! Мыслю, ты ведь давно в ту сторону плыть решил… и мне ничего не сказал – почему?

– Потому, – опустив весло, Иван нахмурил брови, – про соль вспомни! Как все про нее думали, говорили… и что потом вышло?

– Да-а-а… – чуть помолчав, протянула девушка. – Колдуны умеют мысли читать… Не всегда, не все, а только такие вот… когда много, когда все разом…

– Догадливая ты у меня, люба! – Атаман с улыбкой протянул к суженой руки – обнять, приласкать…

Настя вдруг пристально посмотрела куда-то ему за спину, через левое плечо, словно бы заметила там что-то такое…

– Снова дракон? – потянулся Иван за саблей.

– Дракон, – без особого испуга покивала девчонка. – Только летучий. Вон там, над деревьями… далеко.

– Где? – Молодой человек живенько обернулся, прикрыл глаза от солнца рукою. – Ага, вижу. Летит, гад, высматривает! Там, где мы и были бы…

Беглецы так и заночевали в лодке, приткнувшись к небольшому мыску, уснули, крепко прижавшись друг к другу, и с утренней фиолетово-алой зарницею уже пустились в дальнейший путь, не тратя понапрасну столь драгоценное время.

Задул встречный ветер, пахнувший свежестью и соленой водою, стало заметно прохладнее, непроходимые заросли по берегам постепенно сменились хвойным редколесьем, лиственницами и чахлыми кустами смородины и малины. Сняв с себя рубаху, Иван протянул ее Насте:

– Надень!

– Да пустое…

– Надень, говорю. В лихоманке свалишься – что я с тобой делать буду?

– А ты как же?

Девчонка все же нехотя надела рубаху, снова взялась за весло. Иван поиграл мускулами, улыбнулся:

– Не устала грести-то?

– Не-а. Да и теплей. Ой… смотри-ка!

Забыв про весло, Настя кивнула влево, где за лиственницами, за кустами малины замаячили огромные шерстистые туши с могучими бивнями и длинными хоботами-носами.

– Товлынги, – промолвил Иван. – Так их Маюни называл.

Девушка с опаской покосилась на зверюг:

– Ах, милый, хорошо, что мы в лодке.

– Товлынги людей не едят. Мирные.

– Я не про то. – Настя покачала головой с разметавшимися от ветра волосами и, оглянувшись, тихо пояснила: – Где товлынги, там и людоеды-менквы.

– Ничего, – поспешно успокоил атаман. – Менквы, чай, не драконы! И без пищали управимся – саблею!

– Лучше уж не нарваться бы!

– Да, это лучше. Ну, Господь даст… А клинок-то татарский, глянь. – Еремеев протянул суженой саблю. – Видишь, тут вязью буквицы, видно, Аллаха да Магомета славят.

– Красиво, – рассматривая эфес, улыбнулась девушка. – И злато, и каменья играют. А уж клинок… узоры словно изнутри проступают!

– Дамасская сталь, тройная ковка! – забрав у Насти оружие, улыбнулся Иван. – У нас такие клинки харалужными или булатными называют. Дотронуться нельзя, до чего острый! Любого людоеда напополам развалит, ага.

Девчонка при этих словах поморщилась:

– Ой, смотри не накаркай, милый!

– Да ладно тебе.

…Иван все же накаркал: не успели беглецы проплыть и пары верст, как с лесистого берега полетел брошенный в лодку камень! Затем еще один, и еще – просто повалились градом, пара мелких попали в борта, крупные же грохнулись рядом с берегом, поднимая пенные холодные брызги.

Менквы уже не прятались больше за деревьями, выскочили, радостно гомоня и потрясая зажатыми в мощных ручищах камнями. Ну до чего же отвратительные создания – приземистые, длиннорукие, с несуразно большими головами, с вытянутыми вперед мордами. Толстоносые, почти без подбородков, с массивными надбровными дугами, угрюмо нависающими над маленькими, горящими лютой злобой глазками…

Ох, как же они орали! Как верещали, прыгали, вопили!

– Радуются чему-то, сволочи, – направляя челн на середину реки, выругался Иван. – Чему интересно? На том берегу вроде их нету…

– Ага, нету!

С противоположного берега тоже полетели камни! Один даже ударил в лодку, да с такой силой, что чуть было не потопил утлое суденышко сир-тя!

– Ах вы, тварищи! – Погрозив менквам кулаком, Еремеев снова направил челнок к середине, благо река была широкая.

– Надо бы от них оторваться, Настена! Погребем?

– Погребем, милый!

Беглецы навалились на весла с таким рвением, с каким только могли. Казалось, лодка стрелой полетела вперед, ничуть не уступая в скорости идущему под хорошим ветром стругу, однако…

Однако проклятые людоеды не отставали! Неслись по берегу с проворством и неутомимостью ланей, ловко перепрыгивали валуны, с хрустом продирались кусточками и все швыряли, швыряли свои каменья!