Двое из логова Дракона (СИ) - Куницына Лариса

Часть 1

В тот день я, наконец, приняла решение, что пора возвращаться. Эта мысль уже давно приходила мне в голову, но сперва я лениво отмахивалась от неё, затем, немного подумав, отвергала. А она всё чаще приходила ко мне, и однажды наступил момент, когда я могла уже выдать целую дюжину аргументов, за то, что пора. Хотя на самом деле, был только один, и он был самым главным.

Всё же к окончательному решению подтолкнул меня не он, а странное происшествие, случившееся около полудня, когда я, уложив Жулю в плетёную колыбель, вынесла её в маленький внутренний дворик и, поставив в тень под зарослями дикого винограда, карабкавшегося по шпалерам к самой крыше, присела рядом на скамейку.

Солнце ярким горячим потоком вливалось в дворик, отражаясь от зеркальных стёкол верхнего этажа, и золотило широкие листья растений, высаженных под арочными сводами нижней галереи. Было тихо, лишь в зарослях расцвеченных оранжевыми и алыми бутонами роз посвистывали какие-то маленькие птички, да журчали струи небольшого фонтанчика, украшавшего центр дворика.

Джулиана спокойно спала в своей колыбели, а я слушала плеск воды, с блаженной улыбкой глядя на розы, покачивающиеся под нежными прикосновениями лёгкого ветерка.

Не знаю, что заставило меня обернуться назад. Там, за моей спиной была всего лишь широкая деревянная дверь с витой кованой ручкой, обычная дверь, которая вела в прачечную и другие хозяйственные помещения. Но я почему-то обернулась. Двери не было. Под арочным сводом галереи не было ничего. Там было темно. Эта темнота, плотная, почти осязаемая притягивала взгляд. Я какое-то время вглядывалась, пытаясь разглядеть в ней хоть что-то, но, казалось, что в её глубине не было ничего, словно, она представляла собой бесконечную пустоту, гулкую и жуткую в своём безмолвии. А потом оттуда донёсся голос. Холодок пробежал у меня по коже, когда из этой бездны отчётливо донеслись слова, произнесённые знакомым, но каким-то неузнаваемым голосом: «Я приду за тобой…»

Я бросила взгляд на колыбель, но дочка всё так же спокойно спала, раскинув на подушке розовые ручки. Я поднялась, намереваясь проверить, что происходит у меня за спиной, но там уже матово поблёскивала красным лаком знакомая дверь. Я всё же подошла к ней, зачем-то приоткрыла и заглянула в прачечную, где ароматный ветерок развевал белоснежные пелёнки, развешанные на блестящих струнах.

Я закрыла дверь, и снова прислушалась к звучащему в моей голове голосу, обещавшему, что кто-то придёт за мной. В нём не было угрозы. И эта Тьма, вдруг распахнувшаяся за моей спиной, не показалась мне пугающей. Скорее, в ней была загадка, и, может быть, вызов. И тогда я, наконец, поняла, что пора. Я пошла в дом, быстро набросала на компьютере рапорт и отправила его командиру подразделения. Я готова была вернуться во флот, на командный мостик своей поисково-спасательной баркентины «Пилигрим».

В тот же вечер я сообщила о своём решении Джулиану. Не знаю, какой реакции от него я ожидала, но он ничего не сказал. Я сидела на диване в нашем большом, чуть мрачноватом зале, украшенном старинными картинами и гобеленами. В камине горел огонь. Пламя свечей отражалось в молочном фарфоре и играло искрами в гранёном хрустале. Он стоял у окна, глядя туда, где на синие холмы, покрытые виноградниками, уже опустилась ночь. Мне показалось, что он не расслышал моих слов.

Я смотрела на его высокую стройную фигуру, широкую спину, волнистые волосы, собранные на затылке в длинный хвост. Он сильно изменился за этот год. Это заметили все, но, пожалуй, никто, кроме меня, не знал, насколько он изменился. И никто, кроме меня, не видел его таким, каким он стал, каким он был на самом деле. Снова, как уже много раз до того, я ощутила мучительную нежность и улыбнулась.

Я подошла и, обняв за талию, ткнулась лицом в его спину между лопатками. Его ладони тут же легли на мои руки. Я подумала, что ещё год назад была уверена, что люблю его безумно, что сильней уж некуда, но только теперь я поняла, как можно любить на самом деле. Наверно, никогда и никого я не любила так, как его…

— Что скажешь? — шепнула я и выглянула из-за его плеча, чтоб посмотреть в окно.

Там была тьма. Такая же непроглядная, как и та, что распахнулась передо мной днём. Я вглядывалась в неё, но не видела ничего, кроме смутного отражения Джулиана в оконном стекле.

— Странно, — пробормотала я, — сегодня должно быть полнолуние.

Он вздрогнул и провёл по стеклу рукой. Луна словно выскользнула из его пальцев и расположилась в самом центре неба, а внизу засеребрились подсвеченные её светом холмы. Сквозь прозрачное стекло можно было разглядеть даже звёзды, мелким бисером рассыпавшиеся по чёрному бархату неба.

Я вздохнула. Мне очень хотелось спросить, что это значит, что он знает об этой тьме. Но я знала, что он не ответит. Он очень изменился за этот год.

Джулиан обернулся и, обняв, поцеловал меня в лоб.

— Я тоже думаю, что пора. Если ты так решила, значит, время, действительно, пришло.

Потом он поднял голову и настороженно прислушался.

— Она проснулась, — он разжал объятия и направился к выходу из комнаты, на ходу бросив: — К тому же, к нам гости.

— Кто? — спросила я и обернулась к окну.

По белому кругу луны промелькнула ажурная тень, а спустя минуту на посадочной площадке возле дома приземлилась изящная авиетка, из-за голубых и красных сигнальных огней похожая на ёлочную игрушку.

— Свет, — произнесла я.

Вспыхнули световые панели, расположенные на потолке между дубовыми балками, и таинственная атмосфера стилизованного под средневековые замки зала сменилась уютом гостиной.

От двери поплыл негромкий мелодичный звон.

— Открыто! — крикнул Джулиан с порога.

Он вернулся с дочкой на руках. Она, как всегда, радостно смотрела по сторонам. И я в очередной раз улыбнулась, заметив, что её глазёнки того же чудного прозрачно-зелёного цвета, что и у папы.

Дверь открылась, и через порог переступили толстые кошачьи лапки в белых тапочках. Большой сибирский кот чёрно-белого окраса с огромными жёлтыми глазами вошёл в дом и, оглядевшись, пропел глубоким контральто:

— Добр-рый вечер-р, др-рузья мои.

— Добрый вечер, Василий, — кивнула я.

Только после этого на пороге появился Азаров. Он был в форме при всех регалиях, из чего я сделала вывод, что он примчался прямо с нашей базы в Гоби, чтоб выяснить, насколько тверды мои намерения прервать отпуск.

Я догадывалась, как обрадовал его мой рапорт. Год назад я передала командование баркентиной своему старшему помощнику Раулю де Мариньи. За это время мой экипаж совершил шесть рейдов в свободном поиске и несколько экстренных вылетов, которые, впрочем, нельзя было счесть серьёзными испытаниями. Последнее время, навещая меня, мои офицеры всё чаще жаловались, что служба становится скучноватой. Они же рассказали мне о том, что совсем иначе складывались дела у наших коллег с баркентины «Паладин», которая уже больше года бороздила космос под командованием командора высшего класса Азарова.

На них то и дело сыпались какие-то путанные и опасные задания. За год они потеряли треть экипажа, причём только три человека ушли, не выдержав тягот службы, остальные были комиссованы по состоянию здоровья, а двое и вовсе погибли.

Из последнего рейда «Паладин» приполз на боковых двигателях. Задние левые отсеки были загерметизированы, а обшивка в этой части имела несколько рваных пробоин, расположенных так, словно кто-то огромный схватил звездолёт зубастой пастью в районе хвостовой части. В ответ на многочисленные вопросы о том, что произошло в полёте, члены экипажа только тягостно вздыхали и ссылались на то, что результаты рейда строго засекречены. После этого баркентину отбуксировали на Венеру и поставили в док на ремонт.

Кроме «Паладина» в подразделении числились: наш «Пилигрим», который остался без командира и с недоукомплектованным экипажем, только что сошедший со стапелей «Кудесник», экипаж которого ещё не был утверждён окончательно, и полностью укомплектованный, готовый к подвигам, но слишком маленький и не лучшим образом оснащённый «Фудзивара».