Варвара Еналь - Земля будет принадлежать нам

Ручей, в котором Таис набирала воду, широкой струей падал со скалы в море недалеко от их домика. Таких маленьких водопадов на острове было множество. Вода быстро наполняла кувшин, Таис ежилась от холода и поглядывала на небольшие деревянные хижины, облепившие скалу и тянувшиеся неровным рядом вдоль всей береговой линии. Высоченная отвесная скала стала для них надежным пристанищем, защитницей от ветров и наводнений.

И тут до слуха Таис долетело ночное пение сторожа. Мотив тянулся на одной ноте, и улавливалось лишь одно слово на всеобщем языке. «Уходите, уходите, уходите…» – пел мужчина на вышке.

Заунывный мотив заставил Таис вздрогнуть. Наполненный водой кувшин чуть не полетел вниз, она еле успела подхватить его.

Чего это сторож распелся утром? Такие песни полагалось петь только ночью, для ночных духов, в которых тут все верят. Таис дернула плечом, откинула тыльной стороной ладони отросшую челку и быстрым шагом припустила к дому.

Едва добралась до двери, как на лесенке появился Федор. Уставший, похудевший и загорелый. Он хорошо загорал, его кожа не краснела и не покрывалась волдырями, не то что у Таис, и вскоре после прибытия на остров он стал похож на пирата. Серые глаза блестели, губы улыбались.

На самом деле Федор был вполне доволен жизнью на острове.

Вот и сейчас он слегка качнул ведром, словно хотел похвастаться уловом, улыбнулся во весь рот и сказал:

– Привет, мартышка. Как спалось?

– Ты чего хромаешь? – тут же спросила Таис.

Он действительно слегка прихрамывал, и на большом пальце правой ноги поблескивала кровь. Федор тоже предпочитал ходить босиком.

– Споткнулся о камень. Ерунда. Печь топится? Есть хочу ужасно.

– Давно. Сейчас поставлю воды на компот. Каша уже стоит на углях, должна довариться.

– Вот и здорово! – Федор перевел взгляд на огромный, подвижный и радостно блестевший в лучах утреннего солнца океан и добавил: – Хорошее утро. Хочу поесть и поспать. А после будем думать, как нам засеять поле.

Федору нравилась здешняя жизнь.

Почему?

Таис не раз спрашивала его об этом, когда долгими холодными вечерами они грелись у печи.

– Потому что тут все настоящее, Таис. И тут свобода.

– Ничего себе свобода, когда все решают жрецы.

– Не все. Нас с тобой они не трогают. А деревенским даже полезно, когда кто-то подсказывает, что надо делать. Иначе тут были бы хаос и анархия.

– Я заметила, что людям всегда нужен кто-то, кто бы говорил, что надо делать, – усмехнулась Таис.

В то утро уставший Федор не был склонен к долгим разговорам. Он помог почистить рыбу, и они запекли ее на углях, завернув в мясистые съедобные листья. Привычная для здешних мест еда, но вкусная и сытная. Только рыба и спасала от голода.

Они уже почти покончили с завтраком, когда дверь распахнулась и появилась Амалика. Она была лохматой, вместо двух неизменных аккуратных кос – растрепанные волосы. Глаза дико блестели, через правую щеку пролегла длинная царапина.

– Обезьяны! – крикнула она. – Бегите в лес! На деревню напали обезьяны!

Небольшая колбочка с Живым металлом находилась внутри шарообразного катера, в глубине нижних технических отсеков. Ее скрывала плоская тонкая крышка люка, но достаточно было слегка надавить на вогнутый кружок размером с подушечку пальца, как кабина катера открывалась и становился виден искристый, голубоватый и всегда подвижный Живой металл.

Эмма все никак не могла привыкнуть к этой загадочной субстанции и каждый раз, когда Ник и Жак брали ее в ангар, чтобы подготовить к полету боевые машины, удивленно застывала, любуясь инопланетной плазмой.

Жидкость менялась каждую секунду: то становилась насыщенно-синей, с крошечными белыми искрами в самой глубине, то вдруг наполнялась ярким голубым светом и выбрасывала быстрые вспышки.

Колба, в которой находилась плазма, была не больше ладошки, но именно она приводила в движение катер. Плазма растекалась по тонюсеньким прозрачным ответвлениям, похожим на кровеносные сосуды, и являлась не только энергетической составляющей, но и частично заменяла искусственный интеллект.

Точно такая же плазма, оказывается, была в Энергомодуле станции, и именно из нее рождались крошечные роботы-каракатицы.

«Надо бросить в плазму зерна чипов, и тогда Живой металл структурируется и выполняет заложенные в чипах программы, – так когда-то объяснил Эмме деловитый Жак. – У нас на планете есть большие роботы-машины, полностью созданные из Живого металла».

На планете Земля живительной плазмы не было, потому синтетики – и не только они – использовали этот уникальный элемент очень экономно.

– Они успели наворовать себе Живого металла, но больше они на нашу планету не сунутся, – мрачно сказал Ник. – И придется им искать себе другой источник энергии. Вот пусть на Земле поищут.

При этих словах Ник недобро усмехнулся и скептически поднял брови.

На Земле были свои полезные ископаемые, и нефть в том числе. Только живой ее никак нельзя было назвать, даже с натяжкой. Долгие годы она служила главным источником топлива и приводила в движение практически все виды машин на планете.

Эмма честно пыталась объяснить свойства нефти, но братья только качали головами.

– Что, просто горела – и все? – недоверчиво хмурился Ник. – А какой от этого толк? Выработка тепла, приводящего в движение механизмы? И все? Поэтому синтетики так быстро захватили планету. Вы очень сильно отстаете от большинства развитых цивилизаций, которые я знаю.

– А сколько ты знаешь цивилизаций? – тут же спросила Эмма.

– Много. – И Ник добродушно улыбнулся.

Братья действительно много знали. Если переводить на человеческое летоисчисление (а сделать это можно было с огромной натяжкой, ибо время на их планете, разумеется, текло по-другому), то Нику и Жаку сравнялось по семнадцать лет. Они были близнецами. «Мы появились из живота нашей матери одновременно», – неуклюже пояснил Ник.

Судя по всему, рождение двойняшек для далекой планеты Эльси было обычным делом.

Они были одновременно и похожи, и непохожи. За то время, что Эмма провела на крейсере «Дракон», она научилась различать братьев. Ник был быстрым, говорливым и темпераментным. Он первым бросался в бой, если это требовалось, и практически никогда не сомневался в принятых решениях.

Жак был более рассудительным и сдержанным. Он гораздо больше всего знал из истории цивилизаций, лучше разговаривал на всеобщем языке, и капитан крейсера, их старший брат Люк, чаще всего именно Жака назначал главным, когда приходилось совершать полеты на катерах.