Уильям Тенн - Хранитель

Ну что ж, я добился своего! Меня едва не обнаружили, но, к счастью, я довольно подозрителен по складу характера. Мое завоевание, мою победу чуть не похитили у меня, но я им оказался не по зубам. И теперь я счастлив запечатлеть в своем завещании и житии, что вступаю в последний год жизни.

Нет, чтобы быть более точным: этот последний год моей жизни, который мне предстоит провести в открытой гробнице, начался сегодня ровно в полдень. Именно тогда, спустившись во второй подвальный этаж Музея Современной Астронавтики, я трижды с перерывами включил шкалу приемника и трижды получил неопровержимо отрицательные результаты.

А это означало, что я, Файятиль, остался единственным живым человеком на Земле. Сколько сил мне потребовалось на то, чтобы достичь этого!

Но теперь — я не сомневаюсь — все позади. На всякий случай в течение еще следующей недели я буду раз в день спускаться и проверять показания антропометра, но, думаю, шансов на положительный ответ уже не осталось. Я пережил последнюю и окончательную схватку с властью и победил. Меня оставили в покое в моей усыпальнице, и теперь мне остается лишь наслаждаться.

А это не составит трудности. В конце кондов, я готовился к этому в течение многих лет!

И все же, стаскивая с себя синюю бериллитовую униформу и поднимаясь наверх к солнечному свету, я не мог не вспомнить других: Грузмена, Прежо и даже Мо-Дики. Они могли бы быть сейчас со мной, будь в них чуть меньше академического пыла и чуть больше разумного прагматизма.

В каком-то смысле жаль. Но, с другой стороны, их отсутствие делает мою вахту еще более торжественной и славной. Опустившись на мраморную скамью между героическими фигурами Розинского — Звездоплавателя и Звездоплавательницы, я передернул плечами и отогнал от себя воспоминания о Грузмене, Прежо и Мо-Дики Они проиграли. Я победил.

Откинувшись назад, я позволил себе расслабиться впервые за последний месяц. Я взглянул на огромные бронзовые фигуры, высившиеся над моей головой, позы которых говорили о неудержимом стремлении к звездам, и почувствовал, что не могу удержаться от смеха. Мне впервые пришло в голову, насколько не соответствовало моим целям место моего укрытия — только представить себе, Музей Современной Астронавтики! Предельное нервное напряжение и постоянный страх, которые я испытывал на протяжении последних пяти дней, вырвались наружу — я разразился истерическим хохотом, отдававшимся гулким эхом, и справиться с ним я не мог. Мой гомерический смех привлек оленей из музейного парка: они, замерев перед мраморной скамьей, устремили свои влажные глаза на Файятиля, последнего человека на Земле, который давился, кашлял и хрипел, заходясь в восторженном хохоте.

Не знаю, сколько бы еще продолжался этот приступ, но солнце заслонило облачко — обычное летнее облачко, ничего особенного. Но это отрезвило меня. Смех мой оборвался, словно лишившись своего источника, и я уставился вверх.

Облако проплыло дальше, и солнечный свет снова хлынул на Землю, но я невольно вздрогнул.

Две беременные самочки подошли поближе, наблюдая за тем, как я потираю шею: я так смеялся, что в ней что-то хрустнуло.

— Ну что, мои милые, — заметил я, обращаясь к ним с моей любимой философской сентенцией, — похоже, что и впрямь на пике жизни мы погружаемся в глубины смерти.

Они невозмутимо продолжали пережевывать жвачку.

Последние два дня я приводил в порядок свои припасы и строил планы на ближайшее будущее. Одно дело всю жизнь неторопливо готовиться к обязанностям Хранителя. Совсем другое — вдруг обнаружить, что ты превратился в него, став последним представителем не только своей секты, но и всей расы. Я чувствовал, как меня снедает нечеловеческая гордость, которая временами сменялась леденящим чувством осознания всей меры ответственности, возложенной на меня.

С провизией проблем у меня не будет. На военном складе только этого института хранилось такое количество консервированной пищи, что им можно было обеспечить человека не только на двенадцать месяцев, но и на десять лет. И куда бы я ни отправился: будь то Музей Буддийских Древностей на Тибете или Панорама Политической Истории в Севастополе, меня везде ожидали такие же запасы.

Конечно, консервированная пища есть консервированная пища — но ничего не поделаешь. Теперь, когда на Земле не осталось ни одного Утвердителя с их высокомерным аскетизмом, я могу перестать быть ханжой и, наконец, позволить себе гастрономические изыски и деликатесы. К несчастью, я достиг зрелых лет под властью Утвердителей, и усвоенные мною за шестьдесят лет предрассудки стали уже сутью моей личности. Так что сомневаюсь, что я начну готовить свежую пищу по древним рецептам. К тому же такие блюда предполагают истребление живых существ, наслаждающихся бытием. В сложившихся обстоятельствах это представляется не слишком разумным…

Мне нет никакой нужды пользоваться и стиральными автоматами. Зачем стирать одежду, спрашиваю я себя, когда, едва запачкав, я могу бросить ее на землю и надеть новенькое, с иголочки платье?

Но привычка диктует свое. Идеология Хранителей запрещает мне поступать так, как на моем месте поступил бы Утвердитель: скинуть тунику на землю и оставить ее валяться, как оставляют за собой помет животные. С другой стороны, многие из постулатов Утвердителей просочились в мое подсознание и пустили там корни, несмотря на то, что в течение нескольких десятилетий я сознательно и последовательно боролся с ними. Мысль об уничтожении функционально полезной вещи, каковой является грязная Туника, Мужская, Неутепленная, Артикул 2352558.3, невольно пугает меня.

Снова и снова я вынужден повторять себе, что классификационные номера Утвердителей не имеют ко мне никакого отношения. Пустой звук. Они так же бессмысленны, как грузовые разметки носильщиков, оставшихся на берегу после отплытия Ноева ковчега.

И, тем не менее, забравшись в одноместный флаер, чтобы предпринять умиротворяющую экскурсию по музеям я почувствовал, как мой разум автоматически отметил: Номер 58184.72. Отправив в рот полную вилку пряного Протеинового Компонента, я отметил про себя, что поглощаю Артикулы 15762.94 и 15763.01. Я даже вспомнил, что они относятся к той категории, которая должна была быть погружена в последнюю очередь, лишь после того, как представитель Министерства Выживания передаст командование представителю Министерства Пути.

Ни единого Утвердителя не осталось на Земле. Вместе со всем своим огромным правительственным аппаратом, включая Министерство Древностей и Бесполезных Реликвий, которое регистрировало всех исповедовавших Хранительство, они теперь рассеяны по сотне планет во вселенной. Но все это не производило никакого впечатления на мой до идиотизма памятливый мозг, продолжавший цитировать тексты, заученные много лет назад для экзамена на выживание.

Какие они въедливые, эти Утвердители, и как до ужаса эффективны их методы! В детстве я поведал своему некстати разговорчивому другу Ру-Сату, что в свободное время занимаюсь живописью. Мгновенно мои родители соединились с моим рекреационным советником и отправили меня в детскую группу Дополнительных Работ Ради Дополнительного Выживания, где мне было поручено рисовать номера и символы на упаковочных ящиках. «Не удовольствие, а настойчивость, настойчивость и еще раз настойчивость спасет человеческую расу» — с тех пор мне не позволяли сесть за стол, пока я не произносил этот отрывок из катехизиса.

Позднее, конечно же, я заявил о себе как об убежденном Хранителе. «Пожалуйста, больше не приходи, — процедил отец, когда я сообщил ему об этом. — Не мешай нам. Я говорю от лица всей семьи, Файятиль, включая твоих дядьев с материнской стороны. Ты решил стать мертвецом — это твое дело. Но теперь забудь, что у тебя были родители и прочие родственники, и дай нам позабыть, что у нас был сын».

Это означало, что теперь я мог не обременять себя трудом на благо Выживания и в два раза активнее участвовать в работе бригад, микрофильмировавших музеи и города. Тем не менее, время от времени приходилось сдавать экзамены на выживание, хотя все были согласны с тем, что они не обязательны для Хранителей, но все же мы продолжали это делать, расценивая их как жест доброй воли по отношению к обществу, позволившему нам сделать свободный выбор. Для этого требовалось отложить том под заглавием «Религиозный замысел и декоративное украшение храмов Верхнего Нила» и начать штудировать замусоленный справочник «Классификационное руководство и план складирования грузов». Я давно распростился с надеждой стать художником, но эти бесконечные столбики цифр отнимали у меня время, которое я хотел посвятить созерцанию произведений искусства, созданных в менее безумные и фанатичные века.