Часы Судного дня (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич

© Павел Иевлев, 2021

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Свежеобретённая недвижимость представляла собой весьма оригинальное архитектурное сооружение. С основного ракурса невысокая, но толстая башня с массивным купольным набалдашником и двумя боковыми пристройками до смешного напоминала стоящий торчком короткий каменный хуй.

— Задорная какая, — сказал я сам себе вслух.

От сарайчика до здания прослеживалась дорожка из каменных плит с проросшей травой, и я отправился на обзорную экскурсию по моим владениям. Вблизи здание оказалось больше, чем я думал — пристройки вытянулись к морю двумя крыльями, образуя в плане подкову, в центре которой и торчала фаллическая башня. На вид я бы оценил её высоту в пятиэтажный дом, но узкие окна были одним рядом в верхней трети. Пристройки пониже — с двухэтажку. Тёмные каменные стены из массивных блоков, подогнанных так плотно, что нож в щель не вставить, двускатные крыши, крытые плоской черепицей, окна в самом верху — увы, без стёкол. Надо думать, внутри меня вряд ли ждут пригодные для жизни интерьеры. Уж больно заброшенный и нежилой вид имеет это строение. Меня стало понемногу накрывать осознание, что я только что обрёл на свою задницу чудовищный геморрой. Опасайтесь сбычи мечт, как говорится.

Крылья «подковы» образовали небольшой внутренний дворик, открытый к морю. Он зарос травой в рост человека и зримо демонстрировал торжество природы над архитектурными амбициями и прочую тщету бытия. Впрочем, каменная лестница к берегу выглядит вполне целой, а наличие небольшого уютного пляжика примиряет с грядущими трудностями обживания этих руин.

Хотя нет, не руин. Наоборот, от стен веет какой-то незыблемостью и неизменностью в веках. По их состоянию невозможно сказать, построены они десять, сто или тысячу лет назад. За шероховатую поверхность массивных блоков дикого камня зацепились вьюнок и мох, но они только придают монументальной конструкции флёр винтажного романтизма. А вот наличия ватерклозета подобная архитектура отнюдь не обещает…

В глубине дворика в основании центральной башни виднелся вход — единственный способ попасть внутрь без использования осадных лестниц. Внутренние выходящие во двор окна расположены ничуть не ниже наружных. Затейники они тут, как погляжу. Хотя правильнее, наверное, в прошедшем времени говорить. Были затейники. Были-были — да все вышли. Интересно, куда. Нет, не то чтобы интересно, но, наверное, полезно это знать. Для общей, так сказать, эрудиции и для понимания границ собственной безопасности. Потому что тут не только окна в трёх метрах над землёй, но и дверь какая-то мамонтоустойчивая. Относительно массивного здания она смотрелась небольшой, но, подойдя поближе, я понял, что это только так казалось. Высота закруглённого проёма была под два с половиной метра, ширина не меньше двух — неслабые такие ворота. Набраны из деревянных плах, не тронутых временем. Тёмное, массивное, прочное дерево. Каждая плаха длиной во всю высоту двери и на вид довольно толстая — насколько можно судить по наружной поверхности. Ну то есть, если вы делаете ворота из таких деревях, вы же вряд ли будете делать их толщиной с фанерку? Они под собственным весом поведутся тогда. А тут всё намекало на такую, знаете ли, параноидальную основательность. Доски крепились к каким-то внутренним конструкциям за счёт утопленных глубоко в древесину широких железных головок — не то болтов, не то заклёпок, не то супергвоздей, калибром с железнодорожный костыль. Снаружи створки не имели никаких видимых устройств открывания — ни замочной скважины, ни ручек, ни даже верёвочки, чтобы за неё подёргать, вызывая дворецкого. Вероятно, гостям тут не были особенно рады. Хочешь — головой бейся, хочешь — так стой. Пока сверху горячей смолой, к примеру, не обольют. Там как раз такой карнизик интересный над дверным проёмом.

Ворота прилегали к проёму с удивительной плотностью. То есть удивительной для такого средневекового стиля. Ни малейших щелей — что между досками, что между створками, что между воротами и каменным проёмом. Во времена рыцарских замков, знаете ли, так не строили. Очень может быть, что всё это просто стилизация такая, исполненная современными средствами. Я ж, получается, про здешний мир вообще ничего не знаю. Может, тут конные рыцари свиньёй ходили, а может, боевые роботы сотрясали берег чугунной поступью. Вообще-то для рыцарских времён окна широковаты. Если вы ожидаете штурмовых лестниц и смолу регулярно кипятите, то окна должны быть такими, чтобы даже самый худой ландскнехт с алебардой туда пьяную харю свою не просунул. А здесь вполне широкие стрельчатые проёмы. Их в замках уже попозже стали делать, когда изобретение артиллерии сделало оборонительные сооружения бессмысленными.

Как я ни бился, ни потянуть ворота на себя, ни толкнуть от себя не вышло. Стояли как вмурованные. Тянуть на себя было особо не за что, вставленное между створками лезвие карманного ножичка не создало достаточного рычага, а от себя я как ни толкался — только плечо отшиб. Вообще никакого люфта, насмерть стоит. Ну да и глупо было бы делать такие ворота открывающимися вовнутрь. Наоборот они должны в проём там упираться, чтобы любой таран обломался. Такое только взрывать.

В общем, и внутрь я не попал, и для себя не определился — это бывший отель «под старину» для романтического туриста или вправду что-то глубоко историческое. Побившись безуспешно в двери, обошёл здание, завершив круг, и убедился, что вход действительно один. Нет, это вряд ли отель. Не бывает отелей с одной дверью — не должны гости с прислугой в ней толкаться.

Поворачивая за угол, нос к носу столкнулся с Криспи — от неожиданности чуть удар не хватил. Увлёкшись прикладной археологией, я уже и забыл про свой «зоопарк». Девушка кинулась ко мне и неожиданно, упав на колени, обхватила мои ноги, прижавшись лицом… В общем, неловкая вышла сцена, хорошо, что жена меня сейчас не видит.

Осторожно освободив ноги от энергичных объятий, присел рядом, чтобы быть на одном уровне. Приобнял за плечи, откинул с лица спутанные волосы и увидел, что она плачет — беззвучно, но ручьём.

— Ну, Криспи, это что за нафиг? — растерянно спросил я.

Услышав своё имя, она вдруг разрыдалась в голос. Это была настоящая истерика — она кричала, слёзы текли по покрасневшему лицу, она то хватала меня за руки, прижимаясь лицом к плечу, то отталкивала и била маленьким кулачком в грудь. Вскоре я был мокрый от слёз и окончательно потерявшийся. Она вела себя одновременно как оскорблённая женщина и как обиженный маленький ребёнок, а я бессилен перед обоими этими явлениями. Женские и детские слёзы — не конвенциональное оружие против меня. Это нечестно и должно быть запрещено как негуманное обращение с пленными.

— Криспи, Криспи, ну перестань… Ну что ты так, зачем… — я обнял её, с силой прижал к себе, спрятав голову на груди, закрыв руками от жестокого мира и тихонечко покачиваясь, как будто убаюкивая младенца.

— Всё будет хорошо, всё уже закончилось, я с тобой, всё теперь будет просто замечательно, — я говорил с ней бессмысленно, не подбирая слов, на одной интонации, как говорю в таких случаях с дочкой, безнадёжно расстроенной какой-нибудь непереносимой трагедией типа недостаточно розового платья. Поскольку у меня дома бегает пятилетнее белокурое счастье, я имею некоторый опыт успокаивания плачущих девочек. Им не важно, что ты говоришь, важно — как. И тактильный контакт. И прижаться к большому и тёплому. И выплакать в него всё несовершенство этого неудачного мира.