Генри Каттнер - За земными вратами

Итак, теперь она звалась Малеска. Ее импресарио уверил, думаю, небезосновательно, что она — самая очаровательная девушка Америки. Но если б я знал, что сегодня вечером она будет исполнять здесь «Крыши Виндзора», то пошел бы в какое-нибудь другое место.

Однако было уже слишком поздно — я сидел за столиком, довольствуясь сэндвичем и виски с содовой. Свет погас, включили прожектора: на сцене в буре аплодисментов стояла, кланяясь, Малеска. Я надеялся еще, что она не помешает мне спокойно поужинать. Можно ведь и не смотреть в ее сторону. Я принялся за белое мясо цыпленка и виски с содовой, ненадолго мне удалось даже направить мысли в иное русло, впрочем, пока не зазвучал этот знаменитый бархатный голос…

Я слушал, как она поет. Скрипнул стул. В полутьме кто-то сел возле меня. Вглядевшись, я узнал одного из заправил шоу-бизнеса.

— Привет, Бартон, — сказал он.

— Привет.

— Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?

Я сделал пригласительный жест, и он что-то заказал бесшумно подбежавшему официанту. Малеска все еще пела.

Человек, севший за мой столик, уставился на нее с восторженным вниманием, как, впрочем, и все остальные в этом зале, исключая, пожалуй, меня.

Ее дважды вызывали на «бис», и, когда зажгли свет, я увидел, что мой сосед пристально смотрит мне в лицо. Мое равнодушие было, вероятно, слишком очевидно.

— Не впечатляет? — озадаченно спросил он.

Даже и до Коржибского этот вопрос не имел бы смысла: я знал, что не могу ему ответить, и не трудился, — просто промолчал. Краем глаза я видел, как Малеска, шелестя жесткими юбками, пробирается к нашему столику. Я вздохнул.

Она принесла легкий аромат цветочных духов, которые, я в этом уверен, не сама себе выбирала.

— Эдди, — сказала она, опершись о край стола и наклонившись ко мне.

— Да?

— Эдди, я тебя не видела лет сто.

— Да, пожалуй.

— Послушай, почему бы тебе не подождать здесь? Своди меня куда-нибудь после выступления. Мы могли бы пропустить по стаканчику или… А? Как, Эдди?

Ее голос завораживал, в нем было что-то магическое. Таким же он был, когда звучал по радио и на пластинках, а скоро появится и в кино. Я молчал.

— Эдди, пожалуйста!..

Я взял свой стакан, допил то, что там оставалось, стряхнул крошки с пиджака и положил салфетку на стол.

— Благодарю, — сказал я. — Но не смогу.

Она пристально посмотрела на меня — таким знакомым, испытующим взглядом, полным непонимания и растерянности. В зале по-прежнему гремели аплодисменты.

— Эдди…

— Ну ты же слышала. Давай-ка иди… Тебя зовут на «бис»!

Она молча повернулась и направилась к сцене, пробираясь между столами; ее юбки шипели и пенились.

— Эдди, ты с ума сошел? — спросил мой сосед.

— Весьма возможно, — ответил я, не собираясь ему ничего объяснять.

— Ну ладно, Эдди. Я полагаю, тебе виднее. Но все равно это странно: самая красивая женщина в мире бросается к твоим ногам — а тебе наплевать. Это просто неблагоразумно.

— А я вообще не слишком благоразумен, — ответил я. Разумеется, это ложь, потому что я — самый благоразумный человек в мире, и не только в этом мире.

— Ты выдаешь одни избитые истины, — заметил мой собеседник. — Но ведь это не ответ.

— Избитые истины… — я поперхнулся. — Ничего, ничего, все в порядке. А что ты имеешь против избитых истин? От частого повторения они стали банальными, но оттого не стали менее правдивыми, не так ли? — Я посмотрел на Малеску, сделавшую стойку у микрофона: она опять собиралась петь.

— Знал я одного человека, который пытался посрамить эти избитые истины, — продолжал я в раздумье, осознавая, что, возможно, говорю лишнее. — Он вляпался по самые уши. Круто ему пришлось, тому парню.

— А что с ним произошло?

— О-о! Он попал в сказочную страну, спас прекрасную богиню, сверг жестокого Верховного жреца, и… А-а, выброси из головы! Наверно, прочитал в какой-то книге.

— И что же это была за сказочная страна? — довольно безучастно спросил мой сосед.

— Малеско.

Он поднял брови и взглянул сперва на меня, а потом через зал на Самую Красивую Девушку в Мире.

— Малеско? Где это?

— Прямо у тебя за спиной, — ответил я.

Затем я снова наполнил стакан и уткнулся в него носом. Мне больше нечего было сказать, по крайней мере этому типу. Но переливы ее голоса вдруг пробудили глубины моей памяти, вызвав трепетное эхо, и на мгновение грань между нашим миром и тем, далеким, почти перестала существовать.

«Малеско», — думал я, закрыв глаза, и под звуки музыки попытался в темноте представить купола и башни того радужно-красного города. Но не смог. Он ушел, вернулся в сказку, и ворота захлопнулись навсегда.

И все же, когда я думаю обо всем этом теперь, у меня нет ощущения чуда, нет скептической мысли, что я гулял по тем улицам лишь во сне. Это все было на самом деле. И у меня есть очень убедительное тому доказательство.

А случилось все это уже довольно давно…

Вы помните историю про слепцов и слона? Никто из них так и не понял, что же из себя представляет слон. Примерно то же произошло и со мной. Передо мной раскрылся иной мир, а я счел, что у меня что-то случилось с глазами от перенапряжения.

Как-то вечером, с бутылкой виски под рукой, сидел я в своей квартире, как вдруг началось это странное мерцание воздуха.

Я сказал себе, что надо встать и выключить свет, так как Лорна повадилась вваливаться ко мне без предупреждения, если я долго не показывался в пивной, где она работала. Мне не хотелось видеть ее. Лорна Максвелл прицепилась ко мне как пиявка, со всей непреклонной назойливостью, какая была свойственна ее куриным мозгам. Отвязаться от нее не было никакой возможности, разве что пристукнуть.

Лорна все решила очень просто: вот он я, многообещающий молодой актер Эдди Бартон, имеющий за плечами три бродвейских спектакля, прошедших на «ура», и хорошую роль в новой постановке, от которой критики заранее в восторге. Чего уж лучше!

И вот она, третьеразрядная молодая певичка из пивной, не имеющая за плечами ровным счетом ничего. Не спрашивайте меня, как мы познакомились или как она меня подцепила. Я вообще легко попадаюсь на крючок. Дети, звери и люди типа Лорны чувствуют таких, как я, за милю.

Она вбила в свою взбалмошную головку, что стоит мне лишь замолвить словечко, как она займет место рядом со мной, и ее ждет успех и обожание газетных репортеров, и что лишь эгоизм мешает мне сказать это волшебное слово кому-то из власть предержащих, чтобы превратить ее в очередную Золушку. Доводы рассудка на нее не действовали. Поэтому самое простое, что я мог сделать, когда был дома один, это выключить свет и не подходить к дверям.