Филип Дик - Бегущий по лезвию бритвы

— Вот установишь ты эту свою комбинацию и завязнешь, не захочешь из нее выходить, — сказал Рик. — Такое всеобъемлющее отчаяние имеет свойство само себя поддерживать.

— А я, — хитро улыбнулась Айран, — запрограммировала автоматическое изменение установки, сразу на три последующих часа. 481, осознание многогранных возможностей, открытых для тебя в будущем, новая надежда на…

— Да знаю я, что такое 481, — перебил Рик, который уже много раз пользовался этой комбинацией и очень в нее верил. — Послушай. — Он сел на свою кровать, взял Айран за руки и усадил рядом с собой. — Любая депрессия крайне опасна, даже с автоматическим прерыванием. Так плюнь ты на свое расписание, я плюну на свое, мы с тобой оба наберем 104, испытаем его в полной мере, а потом ты останешься в нем еще на какое-то время, а я перестроюсь на «деловое, активное», схожу на крышу проверить, как там наш баран, и поеду на службу, не опасаясь, что ты тут куксишься перед выключенным телевизором.

Он выпустил ее длинные, изящные пальцы, перешел из просторной спальни в еще более просторную гостиную, где стоял запах последних вчерашних сигарет, и протянул руку к телевизору.

— Терпеть не могу телевизор до завтрака, — сообщила Айран; она так и осталась сидеть на его кровати.

— Набери 858, — сказал Рик, наблюдая, как прогревается трубка. — Желание смотреть телевизор вне зависимости от программы.

— Ничего я не хочу набирать, — сказала Айран.

— Тогда набери 3.

— Я не могу набрать комбинацию, которая заставит меня хотеть набрать другие комбинации. Если уж я вообще ничего не хочу набирать, то уж эту-то комбинацию и тем более, потому что тогда я захочу набирать, а желание набирать представляется мне сейчас чем-то отвратительным. Я хочу просто сидеть здесь, на кровати, и смотреть в пол.

С каждым словом голос Айран звучал все глуше и безнадежнее; казалось, что ее душа необратимо каменееет, окутывается пеленой абсолютной инерции.

Рик включил звук телевизора, и квартиру до краев заполнили звуки наглого, приторно панибратского голоса.

— …хе-хе, ребята, — грохотал Дружище Бастер, — самое время кратенько рассказать вам про сегодняшнюю погоду. По сведениям с метеорологического спутника «Мангуст», к полудню осадки достигнут максимума, а затем начнут помаленьку убывать, так что тем из вас, кто захочет высунуть на улицу нос или там что-нибудь другое…

Дальше Рик не слышал — к нему подошла беспредельно унылая фигура в волочащейся по полу ночной рубашке и выключила телевизор.

— Ну ладно, — горько вздохнула Айран, — сдаюсь. Я наберу все, что ты хочешь, пусть даже экстатическое сексуальное блаженство, — я чувствую себя так хреново, что даже и это выдержу. Хуже не будет, потому что хуже уже некуда.

— Я сам наберу для нас обоих.

Рик приобнял жену за плечи и препроводил ее назад, в спальню. Здесь он набрал на ее пульте 594, охотное приятие превосходящей мудрости мужа во всех возможных вопросах, а на своем — творческий, изобретательный подход к работе, хотя в последнем и не было особой необходимости — он и сам, безо всякой искусственной стимуляции, подходил к работе именно таким образом.

Торопливо позавтракав — нужно было наверстывать время, бездарно угробленное на препирания с женой, — в полной экипировке для высовывания на улицу (включавшей, естественно, и освинцованную мотню «Аякс» фирмы «Маунтибэнк») Рик поднялся на крышу (крытую, естественно, крышу), где мирно пасся его электрический барашек — хитроумный механизм, щипавший траву с таким натуральным удовольствием, что никто из соседей не догадывался о его истинной природе.

Можно не сомневаться, что некоторые из их животных тоже являлись электронными фалшаками, но Рик никогда не пытался разобраться в этом поподробнее, равно как и соседи никогда не проявляли излишне въедливого интереса к его барану — это противоречило бы общепринятым нормам поведения. Спросить: «А ваш баран, он настоящий или электрический?» — было бы бестактностью много худшей, чем если бы вы спросили человека, пройдут ли его зубы, волосы и внутренние органы тест на аутентичность.

Рик окунулся в тошнотворно-бурые волны утреннего, сплошь пронизанного радиоактивной пылью воздуха, который превращал солнце в тусклый медный пятак и все время раздражал носоглотку характерным металлическим запахом, вынуждая непроизвольно принюхиваться к этому «аромату смерти». Нет, «аромат смерти» — это слишком уж сильно сказано, решил он, поспешая к участку земли, который достался ему в комплекте с чрезмерно просторной квартирой. В эти дни последствия Финальной Всеобщей Войны уже утратили свою изначальную драматичность, стали чем-то будничным. Те, кто не мог устоять перед радиацией, давно отошли в мир иной, так что последние годы заметно ослабевшая пыль, которой противостояли выжившие — то есть самые крепкие — из людей, только медленно подтачивала им разум и наследственный аппарат. Рик не захотел эмигрировать, и теперь, несмотря на все предосторожности, пыль день ото дня оседала в нем все новыми и новыми порциями смертоносной грязи. Пока что ежемесячные медицинские обследования неизменно подтверждали его статус нормала, человека, имеющего законное право производить потомство, однако каждый раз возникала пугающая возможность, что медицинская комиссия Сан-Францисского полицейского управления вынесет противоположный вердикт — всепроникающая пыль непрерывно превращала бывших нормалов в аномалов (но, к сожалению, не наоборот). «Эмигрируй или деградируй! Думай сам, что лучше!» — кричали телевизионные ролики, уличные щиты и правительственные листовки, ежедневно опускавшиеся в каждый почтовый ящик. Весьма разумно, думал Рик, отпирая калитку своего миниатюрного овечьего загона. Только вот я не могу эмигрировать. Из-за моей работы.

И тут его окликнул Билл Барбур, хозяин соседнего пастбища и сосед по дому; как и сам Рик, Билл, вообще-то, шел на работу и забежал сюда на пару секунд, проверить свое животное.

— Моя кобылка забрюхатела! — Он гордо указал на крупную, философического вида першеронку. — Ну, что вы на это скажете?

— Скажу, что скоро у вас будет пара першеронов.

Рик уже подошел к своему барану, который лежал на траве, задумчиво пережевывая жвачку, и внимательно следил за руками хозяина — не принес ли тот ему горстку геркулеса. В программу данного конкретного экземпляра была заложена страстная любовь ко всяческим зерновым хлопьям; завидев такое лакомство, электробаран непременно вскочил бы на ноги и поскакал бы (весьма убедительно) навстречу Рику.