Билл Болдуин - Легион Кэнби

— Всем обеспечить личную безопасность. Всем обеспечить личную безопасность…

Затем Шкода спросил:

— Навигационное радиозондирование? Кобир переключил внимание на панель связи.

— Ручная настройка… — бросил Кобир. — Как будто она нам еще понадобится.

— Вот уж действительно, капитан, — поддержал его Шкода. — Высотомер и навигационные приборы?

— Э-э… настроены и перепроверены.

Теперь корабль стремительно приближался к озеру. Ряды пенистых гребней волн устремились к кораблю, словно огромная седая армия.

— ЭПР ошибки скорости полета?

— Уменьшены до одного и тридцати девяти — и перепроверены.

— Тормоза?

— Замкнуты.

Выстроившись на маяк, корабли прогрохотали над таинственными развалинами планеты ощетинившимся восьмиугольником. В дальнем конце озера Кобир разглядел в скалах, образующих берег, расщелины. В одной из них светился маяк. Путешествие заканчивалось.

— Э-э… вертикальная гравитация? — спросил Шкода.

— Работает. Три зеленых.

— Тридцать три, тридцать три — зеленый свет.

— Есть, — объявил Шкода. Кобир кивнул.

— Все снизились? — спросил он. Просматривая одну из своих панелей, Шкода, помедлив, ответил:

— Все.

В стороне от правого борта в залитых дождем гиперэкранах проскользнули высокие деревья. Теперь высота составляла всего лишь сотню футов. Кобир осторожно сделал обход рулевых двигателей. «388» неуверенно скользили на посадку, но, несмотря на жесткие порывы ветра, корабль Кобира выправился и шел так, как хотелось капитану. В гиперэкранах заметался ярко-красный вектор. Кобир же сосредоточился на подбиравшейся к кораблю череде волн. Они несколько усложняли дело, но не очень.

Кобир еще раз проверил приборы: ровный ход… приличная скорость… угол атаки… До идеала далеко, но для такого шторма вовсе недурно. Кобир добавил скорости — следовало бы идти на два — четыре узла быстрее, — а затем отключил рулевые двигатели. Нос корабля крутанулся к наветренной стороне, и капитан немного накренил палубу для дрейфа. Потом легонько приподнял нос корабля. Судя по подошвам волн, Кобир увел корабль, умело выровняв палубу лишь на мгновение до того, как потоки серой воды ударили в гиперэкраны, и плавно прилепил его корпус к поверхности. Затем капитан включил гравитационные тормоза, высылавшие вперед два долгих потока гравитонов, которые сглаживали волны, замедлявшие ход корабля. Вскоре корабль остановился, качаясь на поверхности кипевшего от шторма озера.

В другой половине Галактики на планете под названием Земля было девять часов четырнадцать минут утра по всемирному финвичскому времени — наступило двадцать первое ноября две тысячи шестьсот восемьдесят первого года. Для ничего не подозревающих людей новый день начался как обычно.

Наступил еще один День перемирия, ознаменовавший собой принятие Конфедерацией Вольпато Союзнических условий. Эта важная церемония, проведенная на борту обычного космического корабля «IL-271», завершила собой почти шестилетнюю войну между двумя межгалактическими коалициями. И восемь лет спустя Гордон Бернард Кэнби отчетливо помнил все это, проходя с поношенной продуктовой сумкой по шумной Седьмой авеню Бруклинского сектора. Кэнби командовал звеном истребителей «DH98», сопровождавшим тот самый «IL-271» на посадку в святая святых Конфедерации — Мегиддо, главную планету Новокирска.

В то время все казалось проникнуто героизмом. С последующей ратификацией обеими сторонами Договора Хоудака начался год общих Союзнических празднований, завершенных на самой Земле, наверное, величайшим в истории человечества парадом победы. Кэнби помнил и это. Его прославленный Девятнадцатый Звездный Легион отличился в грандиозном полете над Нью-Вашингтоном, бюрократической столицей Имперской Земли, суверенным государством, охватившим тридцать отдаленных звездных систем, девятнадцать обитаемых планет и бесчисленное количество богатых минералами, а потому невероятно важных для межгалактической торговли астероидов.

Впрочем, спустя всего восемь лет когда-то знаменитый (теперь ему исполнился тридцать один год) командир Звездного Легиона Гордон Кэнби стал просто гражданином Кэнби. Согласно Великому новому порядку — или сокращенно ВНП — Имперской Земли, она начала царствовать под личиной демократии. Контроль над «доведенным до совершенства» режимом осуществлял император, вознесшийся на столь высокий пост благодаря тому, что скопил больше богатства, чем другие претенденты, и остававшийся на нем лишь до тех пор, пока не найдется кто-нибудь богаче. Он (или она) председательствовал в Палате знати, главной формальной организации лордов, состоящей из самых обеспеченных жителей Империи. Эти люди контролировали почти весь имперский капитал и могли продавать свои титулы или передавать их по наследству, причем не обязательно кровным родственникам.

Законодатели — главы политического класса — располагались по иерархической лестнице значительно ниже Палаты знати, на щедрость которой полагались при финансировании своих шумных выборов. Как следствие, Палата знати была почти свободна от законов, принятых выбранными ею патронами. Присвоив достаточно средств, те частенько примыкали к своим более счастливым наставникам, выкупив у императора собственный титул.

Главы торговых предприятий обитали фактически в той же социальной плоскости, что и законодатели. Успех коммерсантов измерялся и вознаграждался соответственно прибыли, приносимой ими хозяевам из знати. Коммерсанты тоже могли купить у императора титулы.

Эти немногие — знать, политики и дельцы — образовывали де-факто монархию, которая в основном предназначалась для обеспечения максимальной продуктивности занятых в производстве, минимума беспорядка среди безработных и строгого соблюдения разнообразных законов, неизменно благоволивших высшему классу, что правил получившими избирательные права «полноправными» гражданами, рассеянными по всей Галактике.

С завершением войны в ветеранах увидели реальную угрозу закрепившейся монархии, поскольку миллионы солдат-победителей и астронавтов вернулись к гражданской жизни, уже успели привыкнуть к независимости. Дальновидная коалиция из консервативных политиков, богатой знати и фанатиков самых доктринерских религиозных сект разглядели эту угрозу еще до заключения перемирия. Тотчас же они принялись за выработку законов, призванных надежно контролировать возвращавшихся к мирной жизни мужчин и женщин, причем делали это весьма успешно.