Михаил Ардышев - Живее всех живых (сборник)

Она открыла шкаф-купе и задумчиво уставилась на развешанные на вешалках платья.

– Я сегодня до обеда прошвырнусь по магазинам, если ты не против. Встретимся здесь… в обед?

– После обеда, часа в четыре. Мне ещё на секционном надо посидеть, – с сожаленьем вздохнул я.

– Как тебе вот это? – спросила Инга, прижимая к груди светло-зелёное в горошек платье выше колен.

Когда я попытался её схватить, она легко увернулась и скрылась в ванной.

Генка Чернов был моим однокашником. Пять лет учёбы в университете нас сильно сблизили. Мы стали друзьями. Почвой для дружбы стал общий интерес, точнее, страсть – мы оба любили путешествовать. Не в смысле всяких там хургад и анталий с загоранием на пляже и наслаждением напитками-закусками по системе «всё включено». Нет. Путешествие в нашем понимании этого слова включало рюкзак, спальник, палатку и прочую атрибутику туриста-дикаря. Маршруты выбирались соответствующие: Алтай, Хакасия, Байкал. И подальше от оживлённых мест отдыха, благо необъятная наша Родина предоставляла такую возможность.

Надо сказать, при первом знакомстве Генка не произвёл на меня ровным счётом никакого впечатления. Щуплый, невысокого роста, застенчивый, в безумных очках-линзах. И в первый месяц учёбы, когда по закону формирования любого коллектива происходит разделение на группы по интересам, нас прибило к разным группам. Роль сыграло и то, что я был местный, а он – общаговский, кемеровчанин.

Но однажды, в начале октября, мы совершенно случайно пересеклись в городе и разговорились. Он рассказал мне про Горную Шорию, про Шерегеш летом, когда нет толп горнолыжников, облепляющих склоны днём и заполняющих битком кафешки внизу, вечером. Я тоже поведал ему про пару своих подвигов типа «пешком с одной ночёвкой по левому берегу Томи до слияния с Обью». Уже в ближайшие выходные мы предприняли вылазку на Синий Утёс с ночёвкой в палатке на высоком яру над вяло текущей рекой. И, что называется, понеслось. За пять лет на карте азиатской части России осталось не так много мест, где не ступала наша нога.

Месяц по озёрной Хакасии, по одному-два дня на каждое озеро. Солёное, пресное. Пресное, солёное… Финиш на Столбах в Красноярске, где Генка не рискнул, а я всё-таки забрался на Перья. Или по берегу Байкала от Култука до Селенги. Денег тогда нарочно взяли только на дорогу, так что я потом долго не мог смотреть на грибы в любом виде. Или Обь-Енисейский канал. Песня! Строившийся ещё в царские времена, но так и не законченный, совершенно не судоходный, с армадами комаров «с палец величиной», с вкуснейшей рыбой, был пройден за две недели двумя смертельно уставшими, но счастливыми идиотами…

После защиты диплома я остался в Томске, а Чернов укатил в Н-ск. Он ещё на четвёртом курсе выезжал пару раз в здешний научный центр на студенческие конференции. Его заметили, взяли в аспирантуру. Я тоже поступил в аспирантуру на своём физфаке. Тогда мне казалось это правильным. Хотя интерес уже пропал… Примерно в то же время я познакомился с Ингой, молоденькой практиканткой-учительницей в школе, где я когда-то учился, и куда меня каким-то ветром занесло в тот день. Взаимная симпатия быстро переросла в любовь, и спустя три месяца Инга стала Морозовой.

Поэтому вчера утром, увидев Генку в холле на регистрации, я искренне обрадовался. Он почти не изменился. Если не считать лысины, которая во времена студенчества уже начала проявляться, но с возмущеньем отрицалась под личиной «очень высокого лба». В облике теперешнего Генки присутствовали также модные очки-щёлочки и дорогой костюм. На пленарном мы сели рядом, и болтали, пока не объявили его доклад. Чернов вышел к трибуне и начал выступление. И я с белой завистью осознал, как он вырос. Выступать с приглашённым докладом на пленарном заседании международной конференции (за моей спиной щебетали китайцы, а чуть в отдалении грыз карандаш рыжий профессор-немец) – это тебе не хухры-мухры. Да и тематика, как я понял из доклада, была самая передовая. Молодец, Генка!

Закончив выступать и ответив на вопросы, два из которых были на английском и французском (ответы, соответственно, тоже!), он опять подсел ко мне, и мы договорились продолжить встречу у него дома завтра вечером.

– Сегодня я не могу, – с огорчением сказал Генка. – Важная встреча. – Он театрально вздохнул. – Но с возлияниями. Освобожусь поздно. А уж завтра мы с тобой…

– Не сопьёшься, Ген? – поинтересовался я.

– Ни в жисть, – засмеялся он. – Приходите, познакомишь с женой.

– А ты не женился?

Генка вздохнул и с серьёзным видом выдал каламбур поручика Ржевского:

– Мне не досуг.

Инга заявилась в шестом часу. Счастливая. С новой сумочкой.

– Ну как? – Два шага ко мне, разворот, два шага назад, улыбка до ушей. – Представляешь, на распродажу попала. Всего три рубля. У нас я такую за десять видела.

Представив себе столь грандиозное событие в жизни любой женщины, и выразив обречённое одобрение фразой «тебе очень идёт», я велел ей собираться, так как Чернов ждал нас в шесть. Инга скрылась в ванной, но уже через минуту (!) – удовлетворённая женщина способна творить чудеса – вышла в полной боевой раскраске.

По дороге мы зашли в магазин и по настоянию Инги («он холостяк, верно? тогда не спорь») купили курицу, колбасу, хлеб, какие-то салаты, а также бутылку коньяка («и лимончик возьми под коньяк») и бутылку водки («теперь ты не спорь, или хочешь, чтоб побежали на ночь глядя?»). Опоздав всего на десять минут, мы зашли в подъезд Генкиного дома.

Поприветствовав меня рукопожатием, Генка переключил внимание на Ингу. Галантно представился:

– Геннадий Чернов.

– Инга Морозова, – в тон ему ответила жена. – Где у вас кухня?

– Прошу за мной.

Я прошёл в комнату. Присвистнул.

Небольшая однокомнатная квартира в стандартной многоэтажке выглядела очень даже ничего. Мягких тонов обои на стенах, неплохой ламинат на полу, двухуровневый потолок с круглым зеркалом в центре и модными лампочками-розетками по окружности. Шкаф-купе во всю противоположную от окна стену. Кровать-трансформер, кресло, компьютерный стол, гибкий TV-экран с диагональю эдак метра полтора. Мои подозрения о финансовом благополучии друга окрепли. Лаконично. Функционально. Холостяцкая нора. Нора-люкс, точнее сказать.

Из кухни появился обескураженный Генка.

– Меня выгнали.

– Правильно сделали. – Я крикнул жене: – Инга, мы пока по чуть-чуть.

Из кухни донеслось:

– Ага. Я лимончик режу.

Генка просиял:

– Золотая у тебя жена, Серёга.

Я вздохнул:

– Жениться тебе надо, барин.

…Через полчаса прозрачного стекла сервировочный столик стараниями Инги приобрёл вполне приятный глазу вид. Сидеть на кухне Генка наотрез отказался, и мы расположились в комнате. Он на правах хозяина занял кресло, а нам досталась его кровать.