Александр Шалимов - Ксанта, Бука, Фома и я

"Как она сейчас назовет меня? Неужели дедушкой?.. Если не назовет дедушкой, тогда, пожалуй, останусь тут", - загадал я, а ей быстро-сказал:

- Меня зовут Филипп.

- Иди, Бука, поздоровайся с дядей Филиппом.

Я вздохнул с облегчением. Все-таки дядя, а не дедушка...

Но в этот самый момент здоровенный Бука подошел ко мне вплотную, легко поднялся на задние лапы и, положив передние мне на плечи, лизнул теплым шершавым языком в нос и в губы.

- Пшел! - вырвалось у меня. Сгибаясь под тяжестью огромного пса, я поспешно заслонился локтем от его широкой добродушной морды. Бука мимоходом лизнул меня еще раз в правое ухо и, видимо решив, что достаточно полно проявил дружеские чувства, освободил из своих объятий. Он присел у ног Ксанты и, не сводя с меня круглых янтарных глаз, принялся энергично подметать мохнатым хвостом чистые розоватые плиты площади.

Очевидно, теперь настала очередь Фомы. Он заковылял ко мне, помаргивая маленькими темными глазками и поводя влажным черным носом.

- Ксанта, - жалобно сказал я - Бука еще куда ни шло... Но, право, никогда в жизни я не целовался с медведем, даже с перевоспитанным. Не кажется ли тебе, что нам с Фомой достаточно ограничиться дружеским рукопожатием?

- Пожалуйста, - согласилась Ксанта. - Фома, дай лапу дяде Филиппу. И помни, ты должен во всем слушаться его. Он теперь твой главный начальник.

Фома одобрительно проворчал что-то и, присев рядом с Букой, протянул мне тяжелую когтистую лапу. Я пожал ее с глубоким удовлетворением.

- Ну вот вы и познакомились, - сказала Ксанта. - Я очень, очень рада... Как дела, Фома? Как твое ночное дежурство?

- Уффф! - сказал Фома и принялся тереться широкой коричнево-бурой головой о комбинезон девочки.

- Понимаю, - кивнула Ксанта. - Тебя опять обижали белки? Знаете, дядя Филипп, вам придется что-то придумать. Белки не дают покоя Фоме. Они кидают в него вылущенными кедровыми шишками. Шишки застревают в его косматой шерсти и очень мешают. Вот смотрите, сколько на нем шишек.

- Можно приспособить какого-нибудь кибера. Он будет вычесывать Фому, если Фома, конечно, позволит.

- Позволит, позволит! - закричала Ксанта. - Правда, Фома?

- Уфф! - сказал медведь, иронически поглядывая на меня.

- Вот видите... Фома знает, что для него полезно. А белок надо еще раз предупредить. Они ужасно непослушные. Некоторые даже прибегают в главную диспетчерскую и сорят там орехами.

- Ну, такое безобразие им придется прекратить, - решительно сказал я.

- Вот именно, - согласилась Ксанта. - Я знаю, - добавила она, - у вас с Фомой теперь будет полный порядок.

Потом мы вчетвером отправились осматривать геотермическую станцию. Ксанта показывала мне различные механизмы и объясняла их назначение. Фома кивал тяжелой коричнево-бурой головой, помаргивал маленькими глазками, время от времени одобрительно ворчал. Один Бука держался сдержанно. Он шел позади, опустив хвост, часто зевал, широко раскрывая розовую пасть. Он явно скучал. По-моему, он не любил техники.

Сначала мы пошли к буровым скважинам. Когда я бродил до городу один, я их не нашел. И немудрено... Ведь я искал торчащие из земли трубы с тяжелыми вентилями, как на фотографиях отца. Теперь скважины находились внутри красивых прозрачных башен. Башни были сделаны из стекла и металла и напоминали замок спящей красавицы. К каждой башне вели посыпанные песком, обрамленные цветами дорожки. А над прозрачными стрельчатыми крышами тихо покачивали темными мохнатыми лапами кедры. На кедрах целыми семьями жили неприятели Фомы - маленькие, легкомысленные, рыжевато-серые белки. Они и в нас пробовали кидать шишками. Только не попадали.

- Здесь было пятьдесят шесть скважин, - рассказывала Ксанта. - Они совсем неглубокие: пятьсот-шестьсот метров. Одна - самая глубокая, на краю поселка - два километра. Скважины пробурены до подземного парового котла. Ну, это, конечно, не настоящий паровой котел, а только древние лавы "вулкана Камбального. В лавах было много пустот, заполненных водой. Вода от вулканического тепла нагревалась и превращалась в пар. Пар по трубам поднимался наверх и вращал турбины электростанции. Вот это - одна из таких скважин. А сейчас мы пойдем на электростанцию...

- Подожди, Ксанта, - сказал я. - А что же, теперь эти скважины совсем не дают пара?

- Дают, но очень немного, - ответила девочка. - Сила пара ослабела, он уже не может вращать турбины. Некоторые скважины еще дают горячую воду. Она проведена по трубам в наш поселок. Мы купаемся в ней и плаваем в большом застекленном бассейне. Этой водой отапливаются все домики электростанции. Зимой здесь тепло. А когда приезжают туристы и спортсмены-лыжники, бывает очень весело. Они живут в этих домиках, катаются на лыжах, поднимаются к кратеру Камбального, ездят в электросанях на Курильское озеро. И мы тоже часто ездим туда.

- Значит, тут бывает много людей?

- Конечно! Это сейчас, осенью, гостей совсем нет. А летом и зимой, о, сколько бывает народу! Прилетают детские экскурсии из разных интернатов посмотреть вулканы и Курильское озеро и старую электростанцию. Приезжают студенты-энергетики, которые изучают историю техники, разные ученые, туристы, художники, писатели, приезжают даже космонавты - так, отдохнуть немного... Ведь у нас очень красиво, не правда ли?

- Да, конечно...

Ксанта долго рассказывала мне про историю Паужетской геотермической электростанции, - славную, почти вековую историю большого, настоящего труда, а я думал о том, как обманчиво первое впечатление. Вот до встречи с Ксантой, пока бродил тут один, я увидел лишь брошенный поселок в тайге, покосившуюся мачту и выбитое стекло над дверью диспетчерской, а тут течет своя жизнь - нужная, важная... Конечно, все вокруг - это уже клочок истории. Но разве история не помогает строить будущее? Мы черпаем сейчас электроэнергию из гигантских термоэлементов, опущенных в глубочайшие скважины, мы научились регулировать вулканы, сделали их безобидными факелами, которые зажигаем лишь в дни великих праздников... Достигнуть всего этого помогла и Паужетка, и эта электростанция, тепловая энергия Камбального вулкана, который верно служил человечеству целый век.

"Мы будем счастливы только тогда, когда осознаем свою, хотя бы и самую скромную, роль". Это сказал один из замечательнейших людей прошлого столетия - пионер авиации на самой заре ее развития, поэт, философ. Мне сто двадцать лет, но я отнюдь не считаю, что все позади. Почему бы не поискать счастья тут? Кажется, я смогу стать полезным... Нет, я просто убежден, что я здесь нужен.

- Это очень нехорошо, дядя Филипп, - услышал я голос Ксанты. - Ведь я уже пять минут тихонько читаю вам стихи про всякую чепуховскую чепуху, а вы киваете головой и говорите, что все правильно... "Слон побрил себе усы" - вы сказали: "Ну, конечно", а у слона даже усов не бывает... А потом, когда я прочитала, что "ракетой на Уран улетали раки", вы сказали: "Превосходно, значит так мы и сделаем"... - Голос ее дрогнул и прервался. - Зачем вы так, дядя Филипп?