Уильям Беркетт - Спящая планета

Вдалеке раздавалось невнятное бормотание двигателей, и Донован взглянул в небо.

Повсюду то гроздьями, то попарно расцвета ли синие круги — они возникали и мягко опускались, подобно первому зимнему снегу. У Донована отпала челюсть. Он хорошо знал по теленовостям, что это было.

Парашютисты!

Космическая пехота ллари, спускавшаяся на антигравах. И сопротивления им никто не оказывал. Ничто не мешало их приземлению — ни ракеты, ни самолеты, ни автоматические пушки, ни лучи огнеметов. Даже камня никто не бросил.

Донован снова побежал.

Он обогнул два угла и пересек три улицы, прежде чем наскочил на цепочку худых, высоких фигур, стоявших на перекрестке. Он влетел в середину цепочки, чем вызвал удивленные восклицания и некоторую суматоху. У него было время выхватить пистолет и открыть огонь, прежде чем десантники пришли в себя и кинулись к укрытию, оставив двоих убитых на тротуаре.

Он метнулся за пустой автобус, пробежал вдоль него и помчался с бешеной скоростью. Бледно голубой язычок огня пронесся над его головой, вслед неслись злобные вопли. Еще одна огненная стрела пролетела так близко, что Донован почувствовал горячее дыхание ее пламени. Он успел свернуть за угол и с усилием припустил дальше. Культи начали болезненно пульсировать от непривычного напряжения. Внезапно новая цепочка фигур преградила ему дорогу. Он притормозил, остановился и поднял пистолет.

Огненная стрела ударила в бетон у его ног. Донован напрягся и положил палец на курок, а в это время двенадцать вражеских десантников поднимали свое оружие, чтобы накрыть его огнем.

Выбрав самого высокого, он дважды выстрелил, а потом перенес огонь влево, пока ударник не щелкнул, показав, что патронов больше нет. Только тогда Донован понял, что выстрелы противника изрешетили его ноги и теперь они не поддаются управлению.

Пока он стоял, неуверенно покачиваясь из стороны в сторону, другая огненная стрела попала ему в лодыжку и полностью перебила ногу, отбросив ступню в сторону.

Он упал словно подкошенный.

Под безоблачной голубой чашей полуденного неба сельский пейзаж Джорджии был по осеннему расцвечен, гармонию природы не нарушали ни индустриальные дымы, ни сверкающие небоскребы. На полянах и пастбищах царил золотой солнечный цвет, загоняя упрямый ноябрьский холод под вечнозеленые деревья и в тень еще не опавшей листвы. В стороне от заросших полей виднелся покинутый фермерский дом. Белохвостый перепел возился в пыли и потом чистил клювом перья под покосившимися перилами; ржавая колючая проволока свисала с подгнивших деревянных столбов. Возле дома неухоженный орех-пекан простирал в небо мертвые сучья.

Человек, сидевший прямо на земле, прислонясь спиной к большому дубу, удовлетворенно попыхивал трубкой и поглядывал сквозь побитые морозом ветки крыжовника. Земля под его ногами была холодной, а ветер, дувший в лицо, пронизывал его легкую куртку насквозь, но своего места он не уступил бы никому из десяти миров. Джеймс Риерсон был в родной стихии: смекалка и ружье выступали против хитрости зверья на этих вольных просторах. Десять месяцев в году его делом были тонкости юриспруденции, и будни проходили в залах суда Атланты, где он снова и снова выходил против очередного прокурора к барьеру, отделяющему судью от подсудимых. Но это имело для него гораздо меньшее значение.

С первых дней ноября и до конца года Риерсон-юрист становился Риерсоном — сельским сквайром, живущим в покосившемся, грубо отесанном деревянном доме. Джорджия любезно предоставляла эту полудикую местность именно таким сентиментальным чудакам, как он, людям, которым хотелось вернуться в давно прошедшие мирные деньки.

Он, конечно, понимал, что те времена, о которых вздыхали другие, не были полностью лишены недостатков. Но пять столетий — это хорошее успокаивающее средство, которое лишает чувствительности, а имена становятся лишь знаками, словами из забытых книго-пленок. Шерман, Шайло, битва при Атланте — события поблекли, стали чем-то незначительным; был ли кайзер автомобилем или правителем? Хиросима, гидросфера, коммунизм, цензура, церебральный паралич…

Имена, названия и значения слов уже почти ни о чем не говорили. Но смутные чувствования каким то образом остались, передаваясь из поколения в поколение, упрямо отказываясь умирать, подобно именам старых солдат, старых битв и старых изданий. у Дэниела Риерсона, его дяди, была, например, любовь к безмятежному небу и доброму ружью в руках. И однажды Дэниел Риерсон, который издевался над восстановленными районами Земли как над чем то фальшивым и искусственным, упаковал свои пожитки и сел на борт межзвездного лайнера, направлявшегося за крайние пределы Земной Федерации. Он нашел одно хорошенькое местечко и поселился там, и один раз ему удалось уговорить брата отпустить к нему племянника на лето. Визит племянника был коротким, но пятнадцатилетний парень успел убить троих тарлов — мохнатых козлоподобных обитателей гор, и пламя было разожжено. Джеймс вернулся домой заядлым охотником и решил присоединиться к дяде сразу после окончания школы.

Но этого не произошло. Ухудшение отношений между Землей и Лларанской империей при вело к отзыву всех поселенцев, и Дэн Риерсон вернулся домой на борту военного корабля Федерации.

Джеймс Риерсон спустя двадцать три года сумел достичь такого равновесия в жизни, что люди в два раза старше и в сорок раз богаче завидовали ему. Десять месяцев в году он работал как часть юридического механизма, поддерживающего общество; оставшиеся два месяца он покидал это общество и переводил часы на пять столетий назад.

…Его трубка потухла. Вместо того чтобы снова разжечь ее, он сунул ее в карман и поднял ружье, лежащее поперек колен. Это была еще одна часть иллюзии: внешне оружие ненамного отличалось от спортивных ружей пятивековой давности. Его синтетический приклад был выкрашен под ореховое дерево, дуло было иссиня черным. Гладкий приклад, телескопический прицел, поднятый как раз настолько, чтобы можно было пользоваться и обычным прицелом, кожаный ремень — все это были детали из далекого прошлого. Прицел — легкий и более компактный — увеличивал лучше, чем его древний тезка; длинные заостренные патроны летели дальше и обладали большей убойной силой.

Подняв ружье к плечу, он осмотрел край луга, где заканчивалась высокая, побитая заморозками трава и начиналось болото. Именно там уже давно должна была появиться жертва. Риерсон начал поворачиваться, но краем глаза заметил легкое движение и замер, ожидая, когда оно повторится.