Анатолий Днепров - Когда задают вопросы

– Рискнем, ребята?

Мы рискнули, но почему-то почувствовали себя очень неловко. Как будто оказались на приеме у врача, от которого ничего не скроешь.

Первым сел в кресло Мигай. Алик приладил у него на голове восемь электродов и включил электроэнцефалограф. Медленно поползла бумажная лента. Перья оставались неподвижными.

– Никакой работы головного мозга, – прокомментировал Самозванцев.

– Прибор еще не разогрелся.

Вдруг мы вздрогнули. Тишину резко прорезало громкое скрипение острого металла о бумагу. Мы уставились на ленту. По ней как сумасшедшие с огромным размахом царапали восемь перьев, оставляя после себя причудливую линию.

– «Когито, эрго сум»[1], – облегченно вздохнув, продекламировал Мигай. – Теперь проверь мозги у членкора. Это очень важно для ученого совета нашего института. Он там председатель.

Мы страшно удивились, когда обнаружили, что у членкора биотоки точно такие же, как у Мигая, у Самозванцева и у меня. Если разница и была, мы не заметили.

Мы вопросительно уставились на Алика. Он таинственно улыбнулся.

– Ребята, электроэнцефалограммы одинаковые потому, что вы, так сказать, на одном уровне опьянения. У пьяных всегда так… Как у шизофреников или эпилептиков перед приступом…

Нам стало неловко, и мы выпили еще. Монин оставил ленту и, покопавшись, в бумагах, показал нам еще несколько электроэнцефалограмм.

– Вот запись биотоков мозга спящего человека. А вот типичная кривая бодрствования. На альфа-ритм накладываются тета и гамма…

– Любопытно, – задумчиво произнес Федя. – Так где же, по-твоему, находится память человека?

Алик начал нервно заталкивать бумаги в стол. Потом он сел и по очереди посмотрел на каждого из нас.

– Не темни, Фарадей. Мы чувствуем, что ты что-то знаешь. Где память, говори…

Мигай поднялся и шутливо взял Алика за борта халата. Он у него был расстегнут, под ним виднелся старенький, потертый пиджак,

– Ну, если вы так настаиваете…

– Хорошенькое дело, «настаиваете»! Мы просто требуем. Должны же мы знать, куда мы складываем нашу драгоценную эрудицию!

Мигай никогда не был тактичным человеком. Его мышление было идиотски логичным и отвратительно прямолинейным. Когда он так сказал, мне показалось, что в глазах у Монина блеснула недобрая искорка. Он плотно сжал губы, встал из-за стола и подошел к одному из шкафов. Он вернулся, держа в руках человеческий череп, который можно увидеть в биологическом кабинете любой школы. Ни слова не говоря, он поставил его на стол рядом с электроэнцефаяографом и качал прилаживать на нем электроды. Мы окаменели от изумления.

Когда электроды оказались на месте, Алик пристально посмотрел на нас из темноты, затем повернул тумблер.

Восемь перьев все одновременно пронзительно взвизгнули и заплясали на бумаге. Как загипнотизированные, мы смотрели в насмешливые пустые глазницы. А прибор продолжал торопливо и взволнованно выписывать лихорадочную кривую биотоков бодрствующего человека.

– Вот так… – назидательно сказал Монин.

Мы поднялись и поспешно стала с ним прощаться, боясь еще раз взглянуть на столик рядом с электроэнцефалографом.

В темноте мы сбились с пути, долго шли по высокой мокрой траве, обходя низкие темные здания, шагали вдоль металлической решетки, за которой простиралась тускло освещенная сырая улица. Ветки шиповника цеплялись за плащи и противно царапали по поверхности. Когда наконец мы вышли из ворот и остановились, чтобы передохнуть, наш членкор Федя Егорьев сказал:

– Наводки. Конечно, наводки от сетевого тока.

С этой удобной, успокоительной мыслью мы разъехались по домам.

Я мыслю, следовательно, существую (лат.)