Фредерик Пол - Эпоха нерешительности

- А может, стоило согласиться? - вслух спросил он.

Но он не хотел. И это не было пассивным желанием, он активно и страстно стремился помешать планам Тайко. И как только неизбежность единственного выбора стала очевидной, он возненавидел его.

Но он ничего не мог сделать. Он просчитал один за другим все возможные варианты. Ни один из них не был приемлем. Его индж безмолвствовал. Выбраться из тюрьмы невозможно. А РС-аэрокрафт вывезет его только в случае смерти...

Смерти?

Он глубоко вздохнул и быстрым шагом вернулся к РС-аэрокрафту. Как он и предполагал, на борту под рубиновой эмблемой было написано: "Западный филиал".

- Человек Форрестер! - глядя в глаза Форрестеру, затянул робот. - Вы арестованы в приказном порядке. Изложить ли вам основные пункты обвинения?

- Страховка бы не помешала, - твердо сказал Форрестер, - но придется рискнуть и обойтись без нее. Надеюсь, ты страдаешь только расстройством речи.

Искомый предмет находился в ховеркаре. Форрестер взял аптечку, перерыл ее. Острый четырехдюймовый скальпель лежал в первой же открытой наугад коробке. Он мрачно оглядел его и, поколебавшись, нашел ручку и кусок картона. Крупными печатными буквами он написал:

Немедленно ОЖИВИТЕ МЕНЯ!

Я знаю о планах сириан.

Он аккуратно приколол записку к переду рубашки.

Затем...

- Машина! - вскричал он. - Исполняй свой долг!

И резким быстрым движением он перерезал себе горло.

Неистовство боли длилось мгновение... А затем отголоски и образы мира стихли и ускользнули из сознания.

- Мне приснился сон, - бормотал Форрестер в теплой, уютной темноте, что я совершил самоубийство. Перерезал горло. Но я ведь так хотел жить.

- Ты будешь жить, Чак, - произнес знакомый голос.

Форрестер открыл глаза и увидел перед собой Хару.

Форрестер резко привстал.

- Тайко! - вскричал он. - Сириане! Я должен рассказать о том, что они делают!

Хара силой уложил его обратно на кровать.

- Ты все рассказал, Чак. О них уже позаботились. Разве ты не помнишь?

- Помню? - Но воспоминание вернулось.

Он вспомнил пробуждение, кошмарную боль в горле и попытки объясниться жестами, до тех пор пока кто-то не догадался принести бумагу и ручку. И он написал все.

Он громко рассмеялся:

- Забавно. Никогда не думал, что так тяжело говорить с перерезанным горлом.

- Ты говорил, Чарлз. Сириане находятся под персональной охраной людей. Каждый из них лишен права передвижения и связи. Тайко с чудовищной скоростью дает показания компьютерной группе, чтобы они могли устранить все его поломки. Основные системы уже полностью восстановлены. - Хара поднялся, пошарил в карманах и с гордостью вытащил пачку сигарет. - Прошу, - сказал он. - Посмотрим, как отреагирует твое новое тело.

Форрестер с благодарностью прикурил. Он с блаженством затянулся, все было в порядке. Он ощупал пальцами горло и обнаружил, что оно покрыто пластиковой пленкой.

- Повязку снимем сегодня, - пообещал Хара. - Ты полностью готов вернуться к людям. Мы оживили двадцать пять процентов недавно замороженных. Они будут заинтересованы в тебе.

- О? - угнетенно сказал Форрестер. - Полагаю, что это неизбежно. Какое наказание полагается за сообщничество в побеге сирианина?

- Равное награде за информацию о Тайко, - весело сказал Хара. - Пусть это не тревожит тебя.

- Ну, а если меня все-таки беспокоят дальнейшие действия сириан?

- Тогда я бессилен, - сказал доктор, небрежно махнув рукой. - Только учти, что во время вывода Центрального компьютера из строя маленькие друзья Тайко были на подъеме, но сейчас их ожидает длительный спад. И я не думаю, что Земля окажется легкой добычей.

Он направился к двери.

- Выписывайся, - приказал он. - А затем нам надо поговорить.

- О горле?

- О твоей девушке, - сказал Хара.

Спустя несколько часов Форрестер уже стоял у входа в Западный филиал Центра выписки. Отдавая дань прошлому, он отшвырнул окурок и наблюдал, как блестящий металлом робот-уборщик схватил его.

Очевидно, центральный компьютер восстановил свои функции.

Он обернулся к подошедшему Харе.

- Что ты говорил о моей девушке? - спросил он.

- Ну... - Хара замялся. - Тяжело и непросто разговаривать с людьми эпохи камикадзе, - сказал он. - Вы чувствительны к странным понятиям. Например, Эдне говорила, что, как ей показалось, тебе неприятен факт, что я отец одного из ее детей.

- Одного!? - закричал Форрестер, испытывая на прочность голосовые связки. - Пресвятая Богоматерь! Я считал, что у них один отец!

- Почему, Чак?

- Почему? Как понять почему? Да она проститутка!

- Что такое проститутка? - Форрестер замешкался с ответом, и Хара продолжил: - В твое время данное понятие имело дурное нарицательное значение. Скорее всего, так и было, хоть я и не специалист по античной истории. Но ты живешь в другой эпохе, Чак.

Форрестер внимательно всмотрелся в усталое, терпеливое лицо Хары. Но разум отказывался принимать сказанное доктором.

- Мне безразлично, - злобно выпалил он. - Как тут не согласиться с Тайко! Человеческая раса где-то совершила ошибочный поворот!

- Чак, - начал Хара, - собственно об этом я и хотел поговорить. Не существует понятия ошибочного поворота. Нельзя переписать историю человечества. Она уже произошла. Ее результат - вокруг тебя. Но если он тебе не по душе, то почему бы не попытаться убедить мир, что необходимо изменить его. На что-то новое, отличное от этого! На то, что ты захочешь! Но вернуться в прошлое невозможно!

Он похлопал Форрестера по плечу.

- Размышляй, - посоветовал он. - Пусть твой мозг решает вопросы правоты, а не подчиняется остаточным вбитым с детства догмам. Они мертвы в моем мире... Да. Еще одна вещь, - вспомнил Хара. - Я ознакомился с расписанием... Процесс оживления проходит интенсивно. И через два дня придет очередь Эдне.

Хара ушел.

Форрестер долго смотрел ему вслед. "Будет невыносимо тяжело, размышлял он. - Но есть ли у меня иной выбор?"

Форрестер вызвал флайер и приказал доставить его в подходящую квартиру в Шогго. Он был готов ко всем тяготам будущего. И он принял верное решение. У него были блестящие перспективы. Ему предстояло жить не дни и годы, а с помощью фризариумов - многие тысячелетия. И в каждом он будет здоровым, активным, обеспеченным.

И прожил он долго и счастливо. Как и все человечество.