Марта Уэллс - Стихия огня (Иль-Рьен - 1)

— В пожаре мы не виноваты, — пожал плечами Гидеон. — Это дело рук Грандье.

— Да, хитер мерзавец.

Гидеон, хмурясь, поглядел на него.

Томас промолчал. Дубелл закончил обработку ран, и Мартин помог Гаспарду встать. Когда Кастеро подвел лошадей, Томас направил свою кобылу поближе — так, чтобы было слышно за криками и ревом огня, — и сказал:

— Гаспард, я думаю, вам лучше ехать вместе с Мартином.

— Сэр, мне не нужны няньки. — Исказившееся лицо его молодого подчиненного побагровело.

— Это не предложение, сэр. Ситуация не подлежит обсуждению. Вы можете ехать за его спиной или висеть поперек седла: выбирайте по желанию.

Перед лицом подобного выбора Гаспард утратил пыл и без сопротивления отправился с Мартином к лошадям.

Берхэм собирал врачебный ящичек под присмотром Брауна, Дубелл смотрел на пожар. Томас уже понял, почему Грандье не убил Галена Дубелла. Ответ был прост: Грандье надеялся извлечь какую-то информацию из старика ученого, однако планам его помешала бдительность королевской стражи, обнаружившей дом. Тем не менее Томас сомневался в том, что решение действительно окажется настолько простым. «Огонь мог вспыхнуть, когда я разбил стеклянный шар. Да, он уничтожил бумаги Грандье, одним камнем убил целую стаю птиц. А может, Грандье хотел, чтобы мы спасли Дубелла? Но зачем? Чтобы объявить о своем присутствии? Чтобы показать свое жуткое могущество? Чтобы заставить нас не доверять Дубеллу?»

Берхэм понес ящик с медикаментами к своей лошади, которая стояла с тюком на спине, и Томас, поманив к себе доктора Брауна, спросил, прогнувшись вниз:

— А способен ли Грандье… справиться с другим чародеем, наложить на него заклятие?

Браун брезгливо поморщился.

— Заклятие — геас можно наложить лишь на нетренированный разум, но не на чародея, подобного доктору Дубеллу.

— Вы в этом не сомневаетесь?

— Конечно. — Спустя мгновение под пристальным взглядом Томаса Браун закашлялся и сказал: — Да, я вполне уверен. Мне пришлось присыпать глаза гаскойским порошком, чтобы разглядеть чары вокруг дома, так что я заметил бы геас или любое другое заклятие на докторе Дубелле.

— Хорошо. Сойдет, поскольку некогда возить старого школяра в Лодун на предмет исследования тамошними чародей-философами; просто нет времени.

Дубелл повернулся и пошел к нему.

— Пожар случился некстати, — пожаловался он. — Здесь можно было бы узнать многое.

— Кажется, вы говорили, что опасно творить пламя из ничего? — спросил Томас у Брауна.

— Правильно, — взволнованно подтвердил непризнанный чародей.

Дубелл улыбнулся:

— Все зависит от понимания того, что именно следует считать опасным.

— Действительно так, — согласился Томас. — Во дворце вам захотят задать несколько вопросов.

— Конечно. Я могу только надеяться, что мои скромные познания окажутся полезными для вас.

— Мы разыщем Грандье, — вмешался в разговор Гидеон, останавливаясь возле них.

В глазах Дубелла появилась тревога.

— Если он будет продолжать свои бесчинства с таким размахом, то заметить его будет нетрудно. Он окажется глупцом, если не сумеет понять этого.

— О, я уж никак не назвал бы его глупцом, — ответил Томас.

Кастеро и Берхэм усадили Гаспарда позади Мартина, и гвардейцы направили своих коней в сторону от людной улицы. Пока все сворачивали в переулок, Томас в последний раз взглянул на горящий дом. Своим поведением Грандье выказывал странное сочетание наглости и безжалостности, и Томас не знал, что именно в большей степени смущает его.

Чародей похитил Галена Дубелла прямо из дома в Лодуне, без разбора убивая слуг, оказавшихся свидетелями. Сделал он это с холодным расчетом, без всякой необходимости, поскольку в Лодунском университете хватало чародеев и знатоков магии, способных установить личность Грандье в какие-нибудь считанные часы после осмотра места происшествия. Тем не менее жуткий пожар, как смолу, охватил дом Грандье, словно не желая перебрасываться на другие старые дома. И Томас не мог не усмотреть в этом выпада. Он только гадал: где именно, в каком уголке людного города ждали этого чародейственного пожара и что теперь следует предпринять?

— Подходит ли мне костюм? — Антон Бараселли посмотрел на молодую женщину, сидевшую на перилах балкона и колыхавшую ногой рваный подол юбки.

С бледной искривленной полумаски на него глянули серые глаза.

— Подходит. Я тоже играю?

Бараселли сидел за столом на балконе, выходящем в большой зал таверны «Маскарад лицедея», которую его труппа сделала своим домом. Темные волосы этого уже немолодого мужчины поблекли на макушке, придавая ему жалкий вид, однако некоторый жирок и новая одежда свидетельствовали об известном процветании всей труппы. Крикливые разговоры, усиленные бранью, состязание мандолины и виолы, доносившиеся снизу из зала, где гуляла дешевая толпа, мешали ему слышать глубокий голос женщины. Публика побогаче выпивала в отдельных кабинетах на втором этаже, открыв ставни окон, чтобы слышать музыку.

— Дело в том, что у вас нет рекомендаций труппы, — ответил Бараселли, откидываясь назад. Он не хотел платить ей столько, сколько она может запросить. Просто его последняя Коломбина вчера утром сбежала под венец и даже не попрощалась.

Бараселли явился в Иль-Рьен из покоренной Адеры много лет назад, когда все формы адераского театра в презрении были задвинуты в дальние закоулки и на крестьянские праздники. Теперь война с Бишрой закончилась, и население столицы Иль-Рьена исполнилось космополитического духа, да и денег у всех прибавилось. Вьенна всегда казалась драгоценным камнем в дорогой оправе. Город располагался на равнинах в самом сердце страны; плавные холмы, заросшие маслиничными рощами, тянулись к теплому юго-западному побережью, на север уходил тяжелый чернозем богатых полей, устроенных на горных террасах. Бараселли любил этот город, и уж тем более теперь, когда «Комедия» и прочие зарубежные театры вошли в моду.

Женщина сняла маску и бросила ее на стол. Узкое лицо с ясными глазами и тонким носом, обрамленное неброскими светлыми волосами, казалось слишком обыденным и незаметным, чтобы ей можно было доверить роль героини без маски. Вылинявшее красное платье оказалось изрядно изношенным — оно было несколько лучше, чем у простой поселянки, и без дешевой мишуры гулящей женщины. Что бы ни плели сплетники, из шлюх выходили слишком одноплановые актрисы.

Женщина ухмыльнулась, глядя на Бараселли. Дым свечей и глиняных трубок поднимался вверх к балкам высокого потолка таверны и сгущался в облачко позади нее. Интересный сценический эффект, однако Бараселли он показался несколько тревожным. Женщина сказала: