Евгений Дрозд - НЕКРОМАНТ

«Ладно», обрывает его Диркот, «слишком много болтаешь, раб… Идем.»

Весь путь до дворца на палатинском холме они идут молча, ибо говорить не о чем — все и так ясно — гемикрания — не в первый раз.

Ступив на мозаичный пол атрия и дожидаясь, когда раб-номенклатор доложит госпоже о его прибытии, Диркот наметанным глазом оценивает обстановку и находит ее крайне нервозной. Испуганно жмущиеся по углам рабы, всхлипывающая за колонной служанка с расцарапанным лицом — все свидетельствует о том, что сегодня приступ у госпожи особенно сильный. Ну а в остальном все как обычно — все те же бронзовые статуи, все те же фигурки животных и птиц на облицованных красным мрамором стенах, все те же лилии и анемоны в квадратном бассейне-имплувии с фонтаном в центре…

Бледный номенклатор выбегает из покоев госпожи и усиленно машет руками, приглашая Диркота внутрь.

В кубикле госпожи душно, горит множество светильников, сама госпожа бледная и с печатью страдания на прекрасном лице тихо стонет на помятых, растерзанных простынях и картинно заламывает руки. Диркота она встречает как долгожданного избавителя. «Наконец-то! Я так страдаю…» Диркот молча отвешивает глубокий поклон — еще и для того, чтобы скрыть невольную угрюмую ухмылку — и быстрыми, точными движениями начинает извлекать из корзины свою сосуды и выставлять их на бронзовом блюде, стоящем на столике близ ложа госпожи. Каждый сосуд он берет очень осторожно, чтобы не задеть металлических частей. Госпожа, приподнявшись на локте, следит за его приготовлениями с надеждой и ожиданием. Зрачки ее глаз расширены. Диркот достает из корзины длинную золотую цепочку, разматывает и отработанными движениями соединяет ею все бронзовые шарики в одну цепь. Госпожа откидывается на подушки. Диркот почтительно кладет узкую кисть ее руки на блюдо. Затем берет свободный конец цепочки, к которому приделан серебряный кинжальчик, и точным, быстрым движением прикладывает острие кинжальчика к точке, которую в своем время показал ему Ву Ли, — в височной области, сразу за правой бровью. Тело госпожи дергается, она слабо вскрикивает, но тут же расслабляется и обмякает; на лице ее появляется слабая улыбка. Золотые листочки на всех сосудах Диркота опали, сосуды снова пусты. Диркот сматывает цепочку, прячет сосуды в корзину. Госпожа приоткрывает глаза, делает слабый жест рукой, адресованный рабу-атриенсису, робко наблюдавшему за сценой исцеления из дверного проема, после чего снова смежает веки. Дыхание ее ровное, лицо уже не искажено болью. Диркот кланяется и отступает к выходу, где атриенсис вручает ему туго набитый кошелек, радующий ладонь своим весом, и ведет к выходу из дворца. Здесь Диркота уже ждут провожатые — трое рабов госпожи — два педисеквы, вооруженные мечами, и лампадарий с факелом. Путь в Субуру не близок, уже почти ночь и мало ли что может случиться, а жизнь Диркота-целителя ценна для госпожи. Рабы это понимают и относятся к возложенному на них поручению серьезно, а к Диркоту — как к полноценному гражданину, не как к вольноотпущеннику. Поэтому, когда они, миновав базилику Юлия и храм Сатурна, выходят к «Jovi Optimo Maximо» — храму Юпитера капитолийского, и Диркот вдруг останавливается и задирает голову к небу, они тоже останавливаются и в молчании ждут, когда господин снова пожелает продолжить путь.

Диркот глядит на темную громаду храма, на стоящие рядом колонны, увенчанные статуями богов и императоров, чернеющие на фоне кровавого заката. Светящееся багрецом пространство небес перечеркивают быстрые, ломаные пунктиры летучих мышей. Диркот вспоминает, как много лет назад в такой же вечер стоял он перед храмом громовержца и как осенила его некая мысль, ставшая вторым его великим открытием. Это было в тот период, когда Диркот мучительно размышлял об истоках мощи Рима, покорившего полмира и подчинившего себе народы почти всей Ойкумены. Боги Рима одержали верх над богами всех остальных народов. Римляне правильно выбрали себе покровителей. Но, подумал Диркот, ведь не всегда же эти боги покровительствовали римлянам. Ведь некогда Юпитер был Зевсом, Венера — Афродитой, Марс — Аресом, а Меркурий — Гермесом… И тогда их подопечными были эллины и процветала под ними мудрая Эллада. Так значит, думал Диркот, и от этой мысли ощутил холодок в груди, значит боги могут менять народы, которым они благоволят. И значит, значит может настать время, когда богам надоест покровительствовать народу Рима. Кто-то более сильный и удачливый сможет обратить на себя благосклонное внимание небожителей…

Диркот вспоминает заметно округлившуюся фигуру госпожи, которую он только что лечил. На каком она, интересно, месяце? На шестом или седьмом? И сколько раз за время беременности исцелял ее Диркот от приступов гемикрании? Ву Ли учил его, что все болезни проистекают от нарушения циркулирования силы ци в организме человека. Ну что ж, он, Диркот, восстанавливает эту циркуляцию, вводя в организм госпожи новые порции силы, укрепляя ее огненную психею. И этой силой, этим дополнительным нумен пропитана, наверно, уже каждая клеточка тела госпожи и каждая клеточка плода в ее чреве. Пропитана нумен, который Диркот уловил и сохранил в своих сосудах. Нумен людей, погибших на арене амфитеатра, погибших в страхе и мучениях, чья душа, чья огенная психея могла в последних смертельных муках плоти испытывать лишь одно чувство по отношению к Вечному Городу — ненависть.

Интересно, каким чудовищем одарит госпожа мир через несколько месяцев?..

Раб-лампадарий, уставший ждать, меняет позицию и перекладывает факел в другую руку, пронося его между лицом Диркота и лестницами Капитолия. И на мгновение отражающийся в расширенных, блестящих зрачках Диркота храм Юпитера капитолийского охватывают языки пламени…

Ну да, да — через несколько месяцев, в Анции у Агриппины родится сын. Мальчика назовут Луций Домиций Агенобарб. Но в историю он войдет под именем Нерон.

Vultur (лат.) — стервятник.