Кордвейнер Смит - На планете драгоценных камней

В зале раздались аплодисменты.

5

Месяцем позже Кэшер О`Нейл сидел в каюте лайнера - плосколета средних размеров, находясь уже вне досягаемости Понтопидана. Наследный правитель планеты драгоценностей не изменил его мозга и не поверг ниц зелеными лучами. Молодого человека переполняли воспоминания.

Он вспомнил Женевьеву, плачущую в саду.

- Я очень несчастна, - рыдала она, и ее слезы капали на его накидку. - Официально я владелица этой планеты, богатая, могущественная, свободная. Но фактически я собой не распоряжаюсь. Я не могу уехать отсюда. Я слишком важная персона. Мой дядя тоже не может делать то, что хочет: он наследный правитель и всегда должен выполнять то, что решает совет после недельных дебатов. Я не имею права любить вас. Вас ждут странствия и сражения, справедливые и неправедные дела. А я не свободна. Иногда я ненавижу, ненавижу, ненавижу себя. Пожалуйста, Кэшер, можете ли вы взять флайер и увезти меня в космос?

- Лазеры вашего дяди разрежут нас на кусочки прежде чем мы уберемся отсюда.

Он держал ее прекрасные маленькие ручки и ласково смотрел на нее. В это мгновение он испытывал к девушке необыкновенную нежность. Его эмоции были мягкими и спокойными. Это была простая, ясная приязнь одной личности к другой.

Она взглянула на него и поняла, что он не собирается целовать ее. Что-то в выражении ее лица позволило ему предположить, что она предлагает ему нечто большее, чем романтичный поцелуй в саду.

Он обратился к ней с грустью и участием:

- Вы помните ту женщину-собаку, ту, что работает посудомойкой в госпитале?

- Конечно. Это доброе и жизнелюбивое существо, она помогла всем нам.

- Иди и работай с ней. Ничего не спрашивай у нее. Ничего не говори. Просто работай с ней и ее машинами. Скажи ей, что я так посоветовал. Счастье мимолетно. Но ты можешь поймать его. Я думаю, что мне его немного досталось.

- Полагаю, я поняла вас, - тихо сказала Женевьева. - Кэшер, прощайте и всего самого наилучшего вам. Мой дядя ожидает нас.

Вместе они вернулись во дворец.

Другим воспоминанием было прощание с Филиппом Уинсентом наследным правителем Понтопидана. Спокойный, гладко выбритый, с хорошо ухоженным лицом, он глядел на него с милостивой благосклонностью. Кэшер О`Нейл почувствовал большое уважение к этому человеку. Он понял, что для правителя неискренность часто является платой за мир и благополучие его народа.

- Вы умный молодой человек. Вы могли бы вернуть себе власть.

- Я не хочу такой власти! - закричал Кэшер О`Нейл.

- Я дам вам один совет, - сказал наследный правитель. Это хороший совет. Я достаточно освоил искусство политика: иначе я не выжил бы без отказа от власти. Используйте мой опыт. Не скрывайте от ваших врагов имя дяди. Уничтожьте его. Примите свое собственное имя и управляйте мудро, тогда никто в течение десятилетий и не вспомнит вашего дядю. Только вас будут помнить. Пока вы еще слишком молоды. Вы не можете сейчас победить, но вы прогрессируете и добьетесь триумфа. Поверьте мне, я разбираюсь в таких вещах. Ваше оружие уже тайно упаковано, и вы можете уехать с ним.

О`Нейл едва дышал, не веря своим ушам. Он пытался вникнуть поглубже в смысл слов могущественного и более опытного человека, когда правитель добавил с легкой улыбкой:

- Спасибо вам за то, что сберегли мне деньги. Вы оправдали свое имя, Кэшер.

- Сберег вам деньги?

- Я имею в виду производство люцерны. Ведь лошадь надо кормить люцерной.

- Ерунда, - воскликнул Кэшер О`Нейл. - Это же было очевидно.

- Но я сам не подумал об этом, - сказал наследный диктатор, - и мой штаб тоже. А ведь мы не тупицы. Это показывает, насколько вы талантливы. Вы догадались, что Перинье должен был иметь пищевой конвертер, чтобы сохранить лошадь живой в Хиппи Дипси. Все, что необходимо было сделать, это настроить его на производство люцерны и избежать расходов на поставку пищи для лошади дважды в год. Мы рады сберечь такой кредит. Мы не бедны, но нам не нравится тратиться зря. Ну а теперь вы можете раскланяться со мной и уезжать.

Кэшер О`Нейл так и сделал бросив прощальный взгляд на влюбленную Женевьеву, неподвижно стоявшую рядом с креслом дяди.

Его последнее воспоминание касалось совсем недавних событий.

Он заплатил двести тысяч кредитов за то, что задумал, прямо на лайнере. Он нанял стояночного капитана, скучавшего теперь, когда корабль был в полете и ходовой капитан принял дела.

- Можете вы наладить мне телепатический контакт с лошадью?

- С какой лошадью? - поинтересовался ходовой капитан. - Где она? Вы хотите заплатить за это?

- Лошадь, - терпеливо объяснил Кэшер О`Нейл, - это немодифицированное земное животное. Не псевдочеловек. Крупная особь, но не разумная. Она находится на Понтопидане. Я заплачу по обычной цене.

- Миллион земных кредитов, - заявил стояночный капитан.

- Вы с ума сошли! - заорал Кэшер О`Нейл.

Они столковались на двухстах тысячах за хорошую связь и десяти тысячах кредитов за использование корабельного оборудования, если связь не удастся наладить. Но Кэшеру сопутствовала удача. Техник был человеком-змеей: проворным, хладнокровным и превосходно знавшим свое дело. В считанные минуты он настроил сеть и вежливо произнес:

- Я думаю, готово.

Так оно и было. Он забрался прямо в мозг лошади.

...Бескрайние пески Миззера обрушились на Кэшера О`Нейла. Длинные линии Двенадцати Нилов прорисовывались вдали. Он скакал ровно и мощно. Поблизости были другие лошади, другие всадники, другие механизмы, но сам он осознавал только удары собственных тяжелых копыт о крепко спрессованный песчаник и тяжесть ездока у себя на спине.

Смутно, как при галлюцинациях, Кэшер О`Нейл мог одновременно видеть маленький орбитальный корабль, в котором старая лошадь легко галопировала в разреженном воздухе с удивленным курсантом, сидящем у нее на спине. Там, вверху, не имея веса, старое изношенное сердце будет биться еще много-много лет.

Он снова увидел лошадиный рай. Стук копыт раздавался в ушах. Ожидание стабильного конца, массаж, обильная зеленая пища, и взгляд кобылки утром...

Лошадь Понтопидана ощущала необычайное спокойствие. Она доверяла людям - источнику дружелюбия и властителям звезд. И люди были добры к ней. Лошадь чувствовала себя очень сильной снова. Кэшер ощущал движение старого тела к берегу реки как грезу о силе, как завершение службы, как окончательное исполнение партнерства.