Евгений Нестеренко - Тень ведьмы

- Кого убить? - испугался Севастьян.

- Ну, положим, кабана.

- За просто так? Нет, зачем же? Что ж я, изверг какой! Ежели для пищи, так оно, конечно... Да и то, иной раз так рука дрожит, что и ножа не удержишь. Вот! - непонятно чему обрадовался Охотник. - Не можешь. А я могу. Многие благородные господа, а еще более дамы, так нос и воротят: "Фу, содрать со зверя шкуру! Как это жестоко, да как некрасиво!" Но шкурками с "жестоко убитых зверей" пользуются - на стены цепляют, на шею вешают... Вот и выходит, что есть такой дурак - Охотник, который за них в крови пачкается, да жестокости творит. На себя их грехи берет.

- Всякому свое назначение, - как показалось Охотнику, с сожалением сказал Севастьян. - Господам править, холопам - горб гнуть. Не нами так заведено, не нам и менять.

- Можно и так сказать, - согласился Охотник, - только до известного момента. Пускай себе господа правят, мне не жалко. Но если они начинают моей жизнью распоряжаться - тут уж, извиняюсь, не согласный я! Пока мы друг дружке поперек дороги не стали, мне до них дела нет. А если уж стали... - Охотник криво усмехнулся, прищурился, - если стали, то пускай побеждает не тот, кто знатнее, а тот, кто сильнее. Вот так!

Севастьян думал иначе, но перечить гостю не стал. Он разлил по чашкам все, что оставалось в кувшине, нетвердой рукой нарезал еще хлеба.

- Давай, Михаил, выпьем! - сказал он Охотнику. - Ты человек хороший, а с хорошим человеком грех не выпить.

- Не отрицаю.

Когда пить уже было нечего, Севастьян поглядел в окно и предложил идти в корчму. Охотнику было все равно, и он согласился. Шатаясь, они зашагали по вечернему селу, не выпуская из виду светящихся окон корчмы. Корчма называлась просто - "У Демьяна".

Внутри было довольно грязно. Истоптанный земляной пол был небрежно присыпан соломой, несколько низких деревянных столиков хранили на себе следы частого употребления посетителями спиртного: темные пятна со специфическим запахом брожения покрывали их сплошь и рядом. Пустая посуда делилась на две категории: целая и разбитая. Целая находилась на столах, в крайнем случае могла стоять на лавке. Разбитая же непременно валялась на полу; это были либо глиняные черепки, либо осколки стекла.

На потолке висело большое колесо, утыканное свечами. Свечи были зажжены не все. Колесо слабо раскачивалось. Возле порога, как и полагалось, была расстелена непонятно для чего тряпка; над дверями была прибита ржавая подкова.

Народу было немало. Большинство посетителей пребывало уже в состоянии расслабленно-веселом, остальные торопились наверстать упущенное. Кто-то горланил песню, которую иначе как "застольной" назвать было нельзя. Кто-то спал, свалившись под стол. Говорили громко, щедро сдабривая речь ругательствами - старались перекричать стоявший в корчме гомон.

За стойкой восседал на высоком круглом табурете, хозяин - очевидно, тот самый Демьян. Ему было никак не меньше пятидесяти. Толстое, иссеченное морщинами лицо его украшали усы такой пышности, что совершенно скрывали под собой губы, что было весьма кстати, ибо губы были постоянно надуты, словно что-то их не устраивало. И вообще, судя по выражению лица Демьяна, можно было подумать, что дело его было ему противно, посетители надоели до смерти, а сам вид выставленного на прилавке товара вызывает у него если не отвращение, то скуку.

На Охотника и Севастьяна Демьян посмотрел лениво и небрежно. Пошевелил усами. Выпятил живот, на котором держал скрещенные руки.

- Жбан пива! - без лишних вступлений потребовал Севастьян.

Охотник в это время подошел к свободному столику и широким взмахом руки очистил стол от мусора. Демьян еще раз пошевелил усами и нацедил из огромной бочки полный жбан пива.

- Закусывать будем? - поинтересовался он. - Есть вяленые лещи.

- Давай! - кивнул Севастьян так, что чуть не стукнулся лбом о прилавок.

Когда они уселись за стол, неизвестно откуда появилась какая-то баба с метлой и ведром. Она шустро прошлась по корчме, собрав все осколки, черепки и прочую дрянь в ведро. Затем так же незаметно скрылась. В корчме как будто посветлело.

Оказалось, здесь не так уж и плохо. И довольно уютно. Так решил Охотник, когда они допивали пиво. Что было потом, он уже не помнил...

Петр проснулся от грохота.

- Убирайтесь к дьяволу! - кричал Иоанн, нащупывая под кроватью пустую бутылку.

Нащупав, он с силой запустил ею в дверь. Грохот повторился.

- Перестань, Иоанн! - попросил Петр, пытаясь сообразить, что же происходит.

В комнате было темно. За окном тоже. Ночь еще, понял Петр. Непонятно было, почему Иоанн так разбушевался.

- Иоанн, ты чего, а? - спросил Петр, вглядываясь в темноту.

- Да поспать не дают, сволочи! Сказал же - не будить до десяти часов ни под каким предлогом! - прохрипел Иоанн.

- Кто ж тебя будит?

- Это я, графский управляющий! - раздался вдруг голос с той стороны двери. - Откройте пожалуйста!

- К дьяволу! - буркнул Иоанн, зарываясь лицом в подушку. - Какой еще управляющий? - заинтересовался Петр, поднимаясь с кровати.

- Господин Иосиф, управляющий графини Ла Карди. Бывший.

Петр наконец понял.

- А что вам нужно?

- Откройте, я все объясню. У меня к вам срочное дело.

Петр задумчиво потер шею.

- Погодите, сейчас открою! - согласился.

Пошарив по столу, он нашел перевернутые свечи. Обнаружил в кармане непонятно каким образом затесавшееся туда огниво. Зажигая свечи, толкнул Иоанна.

- Вставай!

Иоанн недовольно проворчал что-то.

Петр подошел к двери, повернул ключ. Поднес свечу к лицу человека, назвавшегося управляющим. Лицо было бледным и встревоженным.

- Входите, - пригласил Петр.

Управляющий вошел, осторожно переступая через разбросанные по полу бутылки. Садиться не стал.

- У вас мало времени, - сказал он, пристально глядя на Петра.

- У нас? - удивился Петр.

- Да-да, именно у вас, - подтвердил управляющий. - Я хочу вам кое-что рассказать о госпоже графине...