Почтальон (СИ) - Никонов Андрей

Все персонажи и их имена, а также события, места действия прочее в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми случайны. Неточности в описании деталей быта, мест, технических устройств и методов работы органов — на совести автора.

Пролог

Март 1928

Псковский округ, 6-я застава 9-го погранотряда, наблюдательный пост

— Митрич, покарауль чуток, дай до ветру сбегать, — молодой парень, рыжий, весь в веснушках, в очках с перевязанной дужкой, переминался с ноги на ногу, опираясь на винтовку. — Будь человеком.

Окоп был заглублён в землю на метр, с бруствером, скрытым под спёкшимся снегом, с бревенчатыми стенками и полом, выложенным кругляком. Он свободно вмещал пятерых бойцов, рядом с пограничниками на деревянных козлах лежали четыре дохи ушедших в патруль товарищей. Метрах в двадцати от укрытия по вырубке шла накатанная зимняя дорога, петляющая по лесу, весна в этом году припозднилась, но солнце, с каждым днём поднимавшееся всё выше, спекало снежную крошку в наледь. От окопа расходились протоптанные в снегу тропинки, по которым пограничники обходили территорию.

— Не положено, — Дмитрий Сомов, которого все в погранотряде назвали просто Митричем, был старше собеседника, лицо его было прорезано глубокими складками, нос картошкой и пухлые щеки придавали ему простоватый вид. Шапку он снял, тёмные волосы растрепались, немного скрыв залысины. Митрич сидел на деревянном ящике на дне окопа и точил нож, рядом на ящике стояли термос и котелок, сложенные в стопку жестяные тарелки. — Тебя тут для чего оставили? Границу сторожить государственную, пока товарищ командир твоих товарищей ищет, а не ногами дрыгать, словно пиздрик. Граница, товарищ комсомолец, дело сурьёзное, ну как враг попрёт, а ты там выставил хозяйство напоказ вместо кулемёта. Хочешь до ветру, вон, на краешек отойди и пруди, не приведи увидит командир, что пост свой оставил, осерчает, а мне за тебя оставаться не положено, мы люди мирные, вот, еду разносим. И так с вами задержался.

— Живот бурчит, Митрич, войди в положение, ведь нет никого, — рыжий свёл колени вместе, чуть присел, скривился. — Обделаюсь прямо тут. Десять минут с винтовкой посиди, если что, пальнёшь.

— От ты какой шебутной, Петруха, — Митрич сплюнул. — Нечего жрать подозрительный продукт, да ещё дармовой. Вон, глянь, командир твой наконец-то возвращается с потеряхами, у него и отпрашивайся.

По протоптанной в глубоком снегу тропе через подлесок к наблюдательному посту гуськом шли трое, впереди щуплый человек в будёновке и коротком тулупчике, за ним ещё двое, поздоровее. До окопа им оставалось метров сто.

Петруха обрадованно закивал, скинул доху, вслед за ней, чуть не оторвав пуговицы — шинельку, отшвырнул винтовку и побежал в сторону возвращавшихся пограничников. Когда он перелезал через снежный завал, очки с красноармейца слетели, он подхватил их, нацепил как были — заляпанные снегом, на нос. До своих Петруха не добежал метров пятнадцать, остановился, а потом бросился назад.

— Чужие это, — закричал он, съезжая на заднице в окоп. — Митрич, чужаки.

— Не гоноши, — Митрич вскочил с ящика, притянул Петруху к себе. — Какие чужаки?

— Да вон там, — тот вытянул палец. — Будёновка вроде наша, а человек чужой, рожа не евойная, не командирская, и остальные, смотри. Подмогу надо звать.

И потянулся за винтовкой. Митрич бросил короткий взгляд на приближающихся людей, качнул головой, всадил нож парню в спину чуть ниже рёбер. Пётр дёрнулся, почти ухватил оружие, и тут напарник ударил его второй раз, в шею, отскочил в сторону, чтобы не запачкаться стрельнувшей кровью. Красноармеец упал, засучил ногами, руками пытался протащить себя вперёд, царапая ногтями подмёрзшее дерево, но быстро затих.

Тройка людей тем временем добралась до окопа.

Двое — кряжистые, в коротких меховых куртках и валенках, очень похожие друг на друга чертами лица, словно родственники. Одному на вид было хорошо за сорок, другой — лет на десять, а то и пятнадцать моложе. У старшего рваный шрам шёл через левую щёку и ухо к затылку. У младшего на плечах висели винтовки, две штуки.

Третий, щуплый, в будёновке, уселся прямо на снег.

Мужчина с винтовками вложил в рот три толстых пальца, заливистой трелью разрезал морозный весенний воздух, сделал паузу, повторил. Через пару минут на дороге со стороны границы показалась гружённая телега, за ней вторая, третья. Обоз шёл споро, полозья легко скользили по укатанному насту. Тем временем старший спрыгнул в окоп, потыкал ногой труп.

— Молодец, — сказал он, — чисто расписал.

— Да уж как получилось, — ответил Сомов. — Только уж, Фома, не договаривались мы на это. Должен я был проследить, чтобы задохлик не сбёг, а мочить красных ваша забота.

— Накину за него тебе ещё пятьдесят червонцев, — человек со шрамом кивнул. — Твой пацан покажет, где они, что говорить, помнишь?

— Не дурнее других, — Митрич обиженно засопел. — Мы чай не совсем обделённые умишком на себя валить, что сговорено, расклад дам. Только пусть хозяин твой не обидит сиротинушку, выдаст как обещал.

Старший бандит кивнул, вылез из окопа, цепляясь перчатками за мёрзлую землю, и направился к приотставшей последней телеге. Младший ушёл за ним, подхватив винтовку погибшего пограничника.

— Силён ты, дядя Митяй, пырнул как его. Художественно, — парнишка спрыгнул вниз, уважительно покивал, помог оттащить тело красноармейца к бортику. — А тех как почикали, я и пикнуть не успел, на дереве сидя, Фома с Фимой под снег спрятались, простынёй накрылись, с двух шагов не увидать, а потом вскочили и раз-раз, те сдохли и не поняли ничего. Дождались командира вашего, тот, правда чуть не выстрелил, но не успел. Пойдём? Тут с полверсты будет до них.

— Вот ты трепло, Пашка, язык без костей. Идём.

— А чего ты его сразу не почикал, малого этого?

— Дурак ты, договорились, что эти двое сами всё сделают. По нужде пришлось, энтот-то хлюпик признал, что ряженые вы.

— Глазастый, хоть и в стекляшках, — парнишка сплюнул на труп пограничника. — Дядя Митяй, правда, я хорошо сыграл?

— Ты, Пашка, прямо вылитый Миронов, упокой душу этого дохляка. Если б не знал, сам вас за блохачей принял, — Митрич вытер пот со лба. — Перо не трожь, здесь оставим.

— Так ить справное, дядь Мить.

— Потом в ГПУ зайдёшь, потребуешь, — Сомов бросил последний взгляд на залитый кровью наблюдательный пост. — Там тебе и перо дадут, и другой какой коленкор.

— А вдруг как тебя наградят? — Пашка легко запрыгнул вверх. — Авось медальку повесят.

— Нет у этих нехристей медалей, — Митрич сплюнул, полез вслед за Пашкой на тропинку. — Только орден, и тот один, поганый, со знаками сатанинскими. Сучи ногами, рванина. Вот ведь удумали диспозицию, значит, я их нахожу, кричу, вдруг какой дурак откликнется, бегу опять сюда, вдругорядь кричу и бегу на ближайший пост за подмогой, будто нельзя было абы какой наган оставить, чтоб я пальнул. Ладно, что не сделаешь ради прокорма, ты-то сразу смывайся, в избе меня жди, и будёновку рядом с Мироновым скинуть не забудь, командирская.

Глава 1.

Апрель 1928.

Город Псков, Ленинградская область, РСФСР

Каменное двухэтажное здание под номером 7, выходящее торцом на улицу Советской, бывшей Великолуцкой, было выстроено архитектором Иваном Ивановичем Альбрехтом для статского советника Брылкина, где тот и проживал некоторое время со своей супругой и тремя детьми. Дом неоднократно перестраивался, и к тому времени, когда его занял Псковский почтамт, был исполнен в чисто классическом стиле. Над цоколем с окнами-бойницами возвышался парадный этаж с балконом и высокими окнами со сдержанной отделкой. Треугольный фронтон с двумя женскими фигурами в обрамлении цветочного орнамента и изящные балкончики привносили в его облик долю буржуазного кокетства.