Марк Валентайн - Невероятные расследования Шерлока Холмса

Правая рука этого сверхзлодея, полковник Себастьян Моран, бывший офицер Индийской армии ее величества и лучший охотник на крупную дичь в восточных владениях, предпринимает неудачную попытку отомстить за смерть Мориарти в рассказе «Пустой дом». Но Холмсу удается обвести его вокруг пальца с помощью своего воскового бюста, изготовленного господином Оскаром Менье из Гренобля.

В цикле есть еще несколько достойных упоминания злодеев. Это выдающийся шантажист Чарльз Огастес Милвертон («худший человек в Лондоне»); гнусный доктор Гримсби Ройлотт, погибший от укуса болотной гадюки, которая должна была ужалить его падчерицу; и многогрешный барон Адальберт Грюнер, автор «дневника распутства». («Это была чудовищная книга. Ни один мужчина, даже если он живет в придорожной канаве, ни за что не составил бы такую».)

И хотя в канонической шерлокиане доминируют мужчины, Холмсу встречаются и сильные женщины. Одна из самых заметных — Китти Винтер, жертва барона Грюнера, в отместку плеснувшая ему в лицо купоросным маслом. Не можем мы обделить вниманием и Рэчел Хауэлз, невесту дворецкого Брантона. («Рэчел — славная девушка, но очень горячая и неуравновешенная, как все вообще уроженки Уэльса».) Обманутая женихом, она заперла изменщика в подвале Харлстонского поместья, где он и умер. Изрядное впечатление на Холмса произвела героиня рассказа «Львиная грива»: «Мод Беллами навсегда запомнится мне как одна из самых красивых и самых достойных женщин».

Но из всех представительниц прекрасного пола, встреченных Холмсом в ходе его расследований, наиболее видная, конечно же, Ирэн Адлер, «эта женщина», как называл ее впоследствии сыщик. Ирэн появляется только в одном рассказе, но ее присутствие бросает тень на весь цикл. В этой одухотворенной, умной, отважной и даже дерзкой особе сам Конан Дойл видел женского двойника Шерлока Холмса: фемину, добывающую себе хлеб насущный с помощью ума, не уступающую детективу в искусстве менять облик и откровенно пренебрегающую обычаями и нравами своего времени.

Естественно, профессиональные обязанности вынуждают Холмса время от времени иметь дело с полицией, и мы видим целый ряд блюстителей порядка. Есть среди них и довольно дееспособные, другим же удается лишь доводить великого сыщика до белого каления. Первый официальный представитель власти, Тобиас Грегсон, встречается нам в «Этюде в багровых тонах». «Грегсон — самый толковый сыщик в Скотланд-Ярде, — сказал мой приятель. — Он и Лестрейд выделяются среди прочих ничтожеств». В этой повести Холмс также сведет знакомство с инспектором Лестрейдом, которого Ватсон опишет как «щуплого человечка с изжелта-бледной крысьей физиономией и острыми черными глазками», и тот станет привычным участником расследований Шерлока, отметившись аж в тринадцати рассказах. И хотя подчас органы правопорядка затрудняют работу великого сыщика, он всегда предпочитает ладить с ними. Хотя случается ему и расширить рамки закона по своему усмотрению. Например, в рассказе «Конец Чарльза Огастеса Милвертона» есть эпизод, демонстрирующий истинное — не слишком почтительное — отношение Холмса к полиции. Наутро после убийства Милвертона инспектор Лестрейд объявляется на Бейкер-стрит.

«— Преступников было несколько? — спросил Холмс.

— Двое. Их чуть-чуть не поймали на месте преступления. У нас есть отпечатки их следов, есть их описание; десять шансов против одного, что мы найдем их. Первый был очень проворен, второго садовнику удалось было схватить, но тот вырвался. Это был мужчина среднего роста, крепкого сложения, с широким лицом, толстой шеей, усами и в маске.

— Приметы неопределенные, — возразил Шерлок Холмс. — Вполне подойдут хотя бы к Ватсону.

— Правда подойдут, — улыбнулся инспектор, которому это показалось забавным. — Точь-в-точь Ватсон».

Среди прочих служителей закона и порядка следует отметить разве что Стэнли Хопкинса (подававшего, по мнению Холмса, большие надежды), — он появляется в трех рассказах; кажется, никто, кроме него, не удостаивается приглашения на Бейкер-стрит ради приятной вечерней беседы.

Хотя в канонической холмсиане нет недостатка в персонажах, многие второстепенные и третьестепенные фигуры упоминаются лишь вскользь. Мы знаем, что Холмс провел немало расследований, кроме описанных, — об этом упоминает и он сам, и доктор Ватсон. Кто из нас отказался бы прочитать об этих таинственных делах: о необычайных приключениях Грайс-Патерсонов на острове Юффа; о мистере и миссис Дандес, которые развелись отнюдь не по причине супружеской неверности, а из-за того, что мистер Дандес имел привычку за столом вынимать изо рта и швырять в жену искусственную челюсть; о некоем Мерридью, «оставившем о себе жуткую память» и занесенном в картотеку Холмса; о мистере Джеймсе Филиморе, который вернулся домой за зонтом и исчез навсегда. И кто из нас не захотел бы узнать, что за политический скандал лежит в основе дела о политике, маяке и тренированном баклане и почему рассказ об этом случае так и не был опубликован.

Мы можем поражаться изобретательности Конан Дойла и восхищаться его персонажами. За прошедший век с лишним другие авторы создали подробные портреты этих героев и добавили своих, заботясь о том, чтобы читательский спрос на приключения Шерлока Холмса не остался неудовлетворенным.

Пробираясь в тумане, подсвеченном газовым фонарем, к дому 221-б по Бейкер-стрит, вы встретите и старых героев, и вновь придуманных. Будут среди них и несколько «соперников» великого сыщика. Чу! На углу поет шарманка, светятся окна Холмса, — новое приключение начинается!

Последняя на сегодняшний день книга Тима Леббона «Bar None» — это роман, где «леденящий кровь саспенс» соседствует с «апокалиптической красотой и превосходным пивом». Еще недавно вышел «The Island», а в начале следующего года появятся на свет новеллизация комиксов «30 дней ночи» и роман «Tell My Sorrows to the Stones», написанный совместно с Кристофером Голденом. Леббон — признанный автор бестселлеров по версии «Нью-Йорк таймс», обладатель премии Брэма Стокера и трехкратный лауреат Британской премии фэнтези.

Наш следующий рассказ — первая из трех историй, которые изначально были напечатаны в антологии «Тени над Бейкер-стрит», книге, где мир Шерлока Холмса переплетается с мифами Ктулху. Создатель последних, Говард Филлипс Лавкрафт, — один из самых влиятельных писателей двадцатого века в жанре ужасов, исследователь «странной фантастики» и автор новаторского эссе «Сверхъестественный ужас в литературе». Его собственные, разрушающие каноны произведения публиковались преимущественно в пульп-журнале «Weird Tales». Рассказы ужасов веками были связаны исключительно с мотивом вечного проклятия, и Лавкрафт — убежденный материалист — чувствовал, что в его время подобные идеи стали надуманными и банальными. Поразительное открытие Эдвина Хаббла, что наша Галактика является всего лишь одной из миллиардов, вдохновило мэтра на создание новой разновидности произведений, действие которых происходит в огромной непознаваемой вселенной, где люди влачат жалкое существование, находясь под угрозой уничтожения невообразимыми силами, абсолютно равнодушными к человечеству.

Холмс говорил: «Отбросьте все невозможное; то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался». Лавкрафт чувствовал, что истина приведет нас к безумию. Там, где сталкиваются два этих взгляда на мир, начинается следующая история.

Этой ночью я стал свидетелем немыслимого происшествия. Однако мне пришлось в него поверить, так как я привык полагаться на собственные чувства: «Увидеть — значит убедиться». Мой друг едва ли одобрил бы такой принцип, но я врач, ученый, и для меня глаза — самый честный орган человеческого тела. Никогда не думал, что они могут лгать.

От зрелища, представшего передо мной в туманных сумерках Лондона, я лишился покоя, веры в установленный порядок вещей и доброту жизни, лежащую в основе всего сущего. Как нечто настолько ужасное может произойти в рациональном мире? И если у Вселенной благая цель, почему в ней кроется подобное безумие?

Такие вопросы я задавал себе тогда и задаю сейчас, хотя дело разрешилось иначе, чем можно было бы подумать.

Я шел домой после операции. Солнце погружалось во мглу лондонского горизонта, а сам город пребывал в обычном смятении, переходя границу между светом и тенью. Свернув за угол, на узкую мощеную улицу, я увидел, как мой старый друг и учитель потрошит человека в канаве. Отблески красных сумерек играли на лезвии ножа. Шерлок рубил и кромсал, но, заметив меня, вроде бы успокоился, стал тщательно и педантично препарировать все еще подергивающееся тело.

Пошатнувшись и опершись о стену, я ахнул:

— Холмс!