Далия Трускиновская - Жалобный Маг

– Жребий! Вашему роду выпал жребий! – хрипло вопил гонец, врываясь во двор и осаживая коня. – Все слышали? Жребий! Радость вашему роду!

К нему бежали с разных сторон толстые прачки со жгутами сырого белья, конюшенные мальчишки, фермеры, что привезли зерно и репу, и даже, подхвативши синюю сутану, старый замковый капеллан Антониус.

– Что за жребий, Бонно? – спросил капеллан, как самый старший среди челяди, ведь ни Хозяина, ни Хозяйки, ни кого из родни здесь не было и быть не могло.

– Позовите благородного сьера Элиаса! – гонец хотел бодро соскочить, но вместо того сполз наземь по конскому боку. – Спешная новость! Жребий выпал вашему роду! Поддержите меня под руки, мерзавцы…

И точно – по Уставу двое пажей должны были помочь спешиться королевскому гонцу и бережно довести его до крыльца, где стоял глава рода. Но пажей в замке уже лет двадцать как не было – ни одна семья не желала отдавать мальчишек на выучку в захудалый, всеми позабытый род…

– Да что за жребий-то? – Антониус что было силенок встряхнул гонца за плечо, как бы давая понять – да хватит с нас этих церемоний!

– Великий, славный жребий! Радость вашему роду!

Не так уж часто доводилось Бонно привозить вести из самой столицы. И он желал, чтобы все было по правилам, всей душой желал, да только вот глотка охрипла и ноги были как неродные.

– Будь ты неладен! Ты что же, полагаешь, что сьер Элиас сюда явится?

Чтобы сократить путь, Бонно, отважно скача через канавы, примчался замковыми огородами и въехал не в парадный, а в хозяйственный двор, двор форбурга, примыкавший к северной стене старого замка.

– Он явится, когда узнает! – чуть потише сказал Бонно и опять завопил во всю дурь: – Жребий выпал вашему роду!

Бонно был королевским гонцом на содержании у города, и встречать его полагалось именно в миг его появления и во дворе – так писалось в Уставе. Главный это был двор или хозяйственный – Устав умалчивал, так что лазейка имелась. Капеллан почесал в затылке.

– Я попробую сообщить Хозяину, – проворчал он. – Жди здесь!

Хозяин отыскался довольно скоро – в молельне, у самого окошка, за резной конторкой, где он по привычке, стоя, листал амбарную книгу.

– Чего тебе, милосердный отче?

– Сумасшедший Бонно прискакал с радостной вестью. Твоему роду выпал жребий! – сообщил капеллан.

– Жребий? Это что еще такое?

– Я думал, ты знаешь.

Старики посмотрели друг на друга с недоверием и одновременно пожали плечами.

– Какие-то новомодные выдумки, – осмелился прокомментировать Антониус.

– Пошли, – решил Хозяин.

Когда они через калитку, пробитую в северной стене, протиснулись во двор форбурга, Бонно сидел на скамье у коновязи и спал, прислонившись к стене. Он сидел довольно прямо, опираясь о стену лишь виском, и если бы не приоткрытый рот – имел бы вид более чем достойный.

– Проснись, гонец Бонно! Сьер Элиас желает выслушать королевское сообщение! – Хозяин выразился именно так, как велел Устав, да и Бонно, пока не заснул от усталости, тоже говорил служебным языком, не позволяя себе ни одного слова из обыденной речи.

Прачки, мальчишки и фермеры замерли – но Бонно не проснулся.

– А новость-то спешная, – шепнул Хозяину на ухо капеллан. Сьер Элиас похлопал гонца по щеке.

– Старый дурак… – проворчал капеллан. Бонно был моложе его на восемь лет, но сейчас другого титула не заслуживал.

– Больше ничего не сказал? – осведомился Хозяин.

– Спешная новость, выпал великий жребий, – повторил Антониус. – А что он еще мог сказать нам? Сообщение-то для тебя!

Хозяин огляделся по сторонам.

– Беги-ка за холодной водой! – велел он старшей прачке, заметив у нее пустое ведро. – Живо, живо! Может быть, война?

– И тебя призывают взять генеральское знамя? Выходит, сьер Магнус скончался – потому что живой он это самое знамя никому не уступит, – усмехнулся капеллан. – Какой они еще там придумали жребий?

Вода была доставлена и почтительно вылита на голову гонцу. Бонно пробормотал что-то несуразное, однако не проснулся.

– Может, тебя избрали в Совет? – предположил капеллан.

– Когда это в Совет избирали по жребию? А, может, готовится большой турнир?

– В наши годы мы уже не тянем жребия, с кем сражаться, – Антониус учтиво сказал «мы», хотя сам никогда не надевал турнирных доспехов. – Нас уже сажают по обе стороны от королевы, чтобы подсказывать ей решение…

Решений он тоже не подсказывал.

– Так что же это за великий жребий? – Хозяин обвел взглядом толпу.

Никто ничего не понял – это и читалось на простых неподвижных физиономиях.

– Несите гонца в замок, – приказал Хозяин. – Да не в калитку, застрянете! Жили в тишине, в благости и просветлении, делами занимались, порядок соблюдали, на тебе – жребий! Чует мое сердце, хлебнем мы беды с этим жребием!..

Бонно получил сообщение для сьера Элиаса в городе из уст старшего королевского гонца, который нарочно для такого случая прибыл из столицы. Старший гонец тоже был немолод, передавать должность сыну не желал, и дорога до такой степени его доконала, что он вопреки Уставу велел Бонно выучить сообщение наизусть и отправил его, хотя такие новости обязан был довезти сам.

А вышло из этого, что их подслушали.

Хозяйка постоялого двора «Королевская сковородка» не имела намерения подслушать. Она просто стояла перед дверью с подносом и ждала, пока старший королевский гонец потребует вина и мяса. Можно было, конечно, установить на этом посту и глухонемого Пьера, который за хлеб и одежду помогал по хозяйству, не чураясь и бабьей работы. Пьер имел свойство сохранять неподвижность часами. Однако хозяйка полагала, что в Уставе про глухонемых ничего не говорится, а владельцы постоялых дворов там уж точно поминаются.

Узнав неслыханную новость, она подноса не уронила, не взвизгнула от восторга и вообще сказала вслух лишь «М-м-м…» Это была очень благоразумная женщина, и она сразу сообразила, какую пользу может извлечь из новости.

Вот почему едва ли не одновременно с Бонно в замок сьера Элиаса прибыла его младшая сестрица, дама Берта, которую он не видел сорок лет – и еще столько бы охотно не встречал. Брат с сестрой насмерть переругались, когда он, старший в роду, выдавал ее, засидевшуюся в девицах, замуж и не поддался на хитрость, которую она измыслила, чтобы увеличить себе приданое.

Берта, невзирая на годы, приехала верхом, ее сопровождали мужья двух ее дочерей и младший внук, это если не считать мелкой челяди.

Въехала она, разумеется, в главный двор, где и не сходила с коня, пока безмерно удивленный сьер Элиас, прекратив возню с мертвецки спящим Бонно, не велел подать себе парадную мантию и не спустился ей навстречу. Оба на старости лет стали чтить Устав так, как не делали этого смолоду, и сейчас Берта была вовсе не старой склочницей, а прибывшей в замок благородной дамой.

С другой стороны, сорок лет раздоров могли бы уж обоим и надоесть…

– Приветствую того, на кого пал высокий жребий! – сказала Берта, склоняясь в придворном поклоне перед братом.

То же повторили и зятья с внуком.

– Воля королевы – воля Судьбы! – ответствовал сьер Элиас, до крайности удивленный. Капеллан, стоя за его спиной, мучительно пытался прочесть по лицу Берты хотя бы намек на смысл высокого жребия. Но зловредная старуха как склонилась в реверансе, так и таращилась на обшарпанные носки братних сапог.

Тогда капеллан окинул взором уже сошедшую с коней челядь дамы Берты. Как почти всякий, кому приходятся с юности видеть больше народу, чем это требуется для спокойствия и счастья, Антониус запоминал лица. И был немало поражен, увидев среди служанок старой дамы, прибывших на крупах солдатских лошадей, как им полагалось по Уставу, одно вовсе неожиданное личико.

Личико было полуприкрыто крыльями белого накрахмаленного чепца, подбородок захлестнут льняной вышитой лентой, однако капеллан знал, кого это принесла нелегкая.

Он не мог сейчас открыто помочь своему старинному другу, Хозяину, но меры безопасности принять все же следовало. Он отступил чуть назад и нашарил руку Бернара, конюшего.

– Пошли-ка ты, поскорее, сынок, за теткой Туанеттой, – не разжимая губ, потребовал капеллан.

– Неужто дама Берта рожать собралась? – так же, не разжимая губ, полюбопытствовал Бернар.

– Делай, что велю.

Поняв, что странный приказ отдан неспроста, Бернар тоже внимательно оглядел гостей – и присвистнул.

– Слушаю, милосердный отче…

А между тем брат и сестра вели странный и путаный разговор. Берта пыталась уразуметь – обогнала ли она Бонно с его спешной новостью, сьер Элиас же соглашался с тем, что жребий – велик, а род его – почтен Судьбой, однако всячески увиливал от подробностей, ожидая, что сестрица проболтается.