Сергей Костин - Легион Безголовый

— Так и писать?

— Так и пишите.

— Только не думайте, я не сумасшедший. Просто жить так дальше невозможно.

— Успокойтесь, товарищ э-э…

— Пейпиво. Иван Силуянович Пейпиво. Фамилия такая.

— Товарищ Пейпиво. Именно. Успокойтесь. Водички глотните. Мутная водичка, потому что после поливки кактуса осталась. К нам сумасшедшие не приходят. А если приходят, мы их быстро определяем куда следует. Но вам это не грозит. Я верю каждому вашему слову. Только на всякий случай еще раз документики предъявите. И справку, если имеется.

Ерзающий на допросной табуретке гражданин лезет за пазуху в поисках требуемых документов. Необходимые бумажки извлекаются из бумажника, завернутого в чистый носовой платок, который, в свою очередь, завернут в еще больший носовой платок, который, в свою очередь, запакован в целлофановый пакет, перетянутый белыми резинками. Сверток для надежности зафиксирован тремя булавками в святом и, главное, надежном для каждого мужчины месте.

Я же тоскливо размышляю о нелегком служебном долге, заставляющем в жаркий летний день сидеть не в парке с шоколадным мороженым, а выслушивать жалобы не совсем, на мой взгляд, здравомыслящего человека.

— Пожалуйста, гражданин следователь.

— Пока не следователь. И еще не гражданин, а товарищ. Просто товарищ старший лейтенант, — улыбаюсь, чтобы хоть немного подбодрить растерянного и смущенного посетителя. Он и сам бы не прочь в парк на скамейку, да груз личных проблем не позволяет.

Листаю паспорт. Внимательно просматриваю справку из диспансера. Число вчерашнее. Практически свежая. Человек, прежде чем прийти в восьмое отделение, в отдел “Подозрительной информации”, тщательно подготовился. Что внушает определенное уважение и доверие.

— Все верно. Пейпиво. А фамилию жены не думали взять? Поймите правильно, это сугубо ваше личное дело, но слишком уж необычная фамилия. Друзья не смеются? — Возвращаю документы Пейпиву.

Посетитель отдела “Подозрительная информация” слегка смущается. Чуть-чуть краснеет. И капельку обижается.

— У супруги моей, товарищ старший лейтенант, фамилия тоже не сахар. Жриводкова.

— Простите. — С головой залезаю в выдвижной ящик стола. Смахиваю набежавшую слезу. Господи, у человека такое горе, а я о мороженом мечтаю.

Психологически разгрузившись, возвращаюсь на рабочее место.

— Продолжим, товарищ Пейпиво. — Посетитель сползает на краешек допросной табуретки и замирает, сложив ладошки на коленях, демонстрируя усиленное внимание и готовность от чистого сердца сотрудничать с внутренними органами. — Значит, вы утверждаете, что мамаша вашей супруги, у которой также удивительная фамилия, является к вам по ночам?

— Именно так, товарищ старший лейтенант. Непременно каждую ночь и является.

— Помедленнее, если можно. Чем подробнее я запишу показания, тем больше шансов помочь без заключения вас под стражу. Сидите, сидите. Шучу. Давайте по порядку.

Посетитель Пейпиво облизывает губы, резко смахивает с виска капельку пота:

— По порядку… По порядку. Все началось две недели назад. Как раз первого числа. В ту злую и роковую ночь она пришла ко мне в первый раз.

— Ночь была страшная, местами черная, мелькала молния и гремел гром?

— Простите? — Посетитель волнуется.

— Это личное. Навеяло. Продолжайте. Кто пришла? Мама жены? — уточняю, старательно выводя буковки, которые в дальнейшем, возможно, станут основой для следствия.

— Да. Мама. Жены. Ровно в полночь вышла из кухни с двумя чемоданами и заявила, что будет с нами жить.

— Это еще не повод для обращения в милицию.

— Все верно, товарищ старший лейтенант. — Пейпиво начинает говорить быстро, глотая окончания, но достаточно внятно, чтобы я мог запротоколировать жалобу: — Да, я согласен. В появлении мамы нет ничего удивительного. Странность другая. Мама живет в Таганроге. Если и приезжает, то только по приглашению. А здесь… В двенадцать часов ночи. Без телеграммы. Из кухни. Без звонка, хоть у нас и нет телефона. С двумя чемоданами. И, знаете, товарищ старший лейтенант, какая-то не такая.

— Продолжайте.

Я не могу полностью осознать глубину расстройства Пейпива. Мамы жены у меня нет, равно как и жены. Вот везет мне пока, и все тут.

— Понимаете, товарищ старший лейтенант, что-то в маме не то. Подождите, не перебивайте, я же волнуюсь. Мама… Она какая-то не такая. Она, простите, словно нарисованная.

— “…нарисованная”. Что? Яснее формулируйте.

— Я стараюсь. Как объяснить… Карандаши, мелки, краски. Нарисованная мама, понимаете? Не живая она.

— Уверены? — На секунду отвлекаюсь от заполнения протокола. Рассматриваю товарища Пейпиво. Лицо вроде нормальное, а говорит ерунду.

— Я ее хорошо знаю. У меня и фотография есть. На всякий случай сфотографировали. Вы мне не верите?

— Очень даже верю. — Вызвать дежурного, что ли? Кого в отделение пропускаем? У нас же месячник за чистоту кабинетов. —Давайте дальше по делу. Продолжайте, продолжайте, Пейпиво.

— А это все, — неожиданно сообщает посетитель. — Мама остается на всю ночь. Мало того, что будит меня в полночь, так потом всю оставшуюся ночь ходит по кухне, грохочет посудой, шаркает, зовет петь русские народные песни и даже иногда играет на губной гармошке. Но с рассветом исчезает на целый день, чтобы в следующую полночь появиться вновь.

— “…появиться вновь”. Записал. Так, может, она никуда и не уезжает, ваша рисованная мама? Днем по магазинам, а вечером на кухне. Так сказать, утром в газете, вечером в куплете?

— Товарищ старший лейтенант! Я ж специально справку показал. Вы не думайте, я проверял. Звонил в Таганрог. Интересовался. Как здоровье? Как хозяйство? Намекал на кухню и губную гармошку.

—И?

— Мама в Таганроге. И никуда не ездила. Злая только, что я каждое утро в пять часов ее с постели поднимаю. Поймите меня правильно. Я категорически уверен, все повторится вновь. Сегодня ночью мне снова не спать спокойно.

— Хорошо! А ведь интересное дело намечается? Похоже на материальное привидение тещи. Ментальные потоки пересекают расстояние от Таганрога до кухни простого девятиэтажного панельного дома и материализуются в рисованную плоть. Хотя, может быть, и мамина шутка.

Скажите, Пейпиво, а жена ваша… как бы это сказать… не вступала в контакты с ночной гостьей? И что она думает о ваших ночных бдениях?

Товарищ Пейпиво отрицательно машет головой. Делает он это так энергично, что допросная табуретка жалобно поскрипывает. Если до конца месяца к нам в отдел “Пи” явится еще хоть парочка таких энергичных граждан, придется проводить допросы на полу.

— Что вы, товарищ старший лейтенант. Жена спит и видит прекрасные, по ее словам, сны. Волнуется только, что я ночью посуду мою.

— А вы не?..

— Ни разу! — Пейпиво крестится на плакат с Баобабовой в главной роли. Она там с капитаном Угробовым в обнимку стоит на фоне неудачно разбившейся летающей тарелки. Угробов, правда, утверждает, что это фотомонтаж, но на то он и капитан, чтобы сомневаться.

— А может, она самолетом? — Кусаю кончик шариковой ручки. Меня определенно заинтересовало дело о ночной маме. Я понимаю, когда с другого конца города или там из района на ночь глядя. Но из Таганрога… Очень интересно. — Хотя вряд ли. Из Таганрога каждую ночь? Только ради того, чтобы зять не выспался? Хотя, знаете, товарищ Пейпиво, в жизни всякие казусы встречаются. Тещи, как поется в одной песне, бывают разные. Кто ж виноват, что вам такая душка досталась? А вы ее выгонять пробовали? А мировое соглашение заключить? А попа на дом пригласить? А иголку с черной ниткой в дверях забыть? А собачку или кошку у соседа одолжить? Или рукоприкладством?

Посетитель смотрит на меня так, словно я никогда не был в разведке. Признаюсь, виноват, сболтнул глупость. По энциклопедической литературе мне известно, чем грозит принудительное выставление мамы жены из квартиры.

— И последний вопрос, товарищ Пейпиво. В каком виде появляется, так сказать, ваша мама? Вы говорили, что в рисованном?

— Мама жены, — поправляет посетитель многозначительно. — Да какой там вид? Глаза цветные, волосы прилизаны, лицо без эмоций. Угловатая, неродная.

— А что она на губной гармошке играла?

— Шлягер какой-то. — Пейпиво морщится. Я его понимаю. Каждую ночь одно и то же. Без справки не обойтись. — Да вы его знаете. Тарам-парам! Тарам-парам!

— Знаю, знаю. Достаточно. Шестая симфония. Все ясно. — Дописываю последние слова, пододвигаю протокол допроса пока что свидетелю. — Подпишитесь вот здесь. С моих слов записано верно и ничего не наврано. Число, желательно сегодняшнее. И подпись, желательно свою. Будем работать.

Посетитель вскакивает, благодарит, прижимая к груди бумажник и носовые платки.

— Товарищ лейтенант, а надежда… Есть?