Кир Булычев - Главная тайна Толстого

Уважаемая редакция, обращаюсь к вам, потому что мне не до шуток. Я же понимаю, что теперь серьезнее всего люди читают те места, где раньше полагалось смеяться.

Раньше я думал, что великие люди большей частью помирали, как написано в хрестоматии. Если простудился, то от чахотки, если ученый – то от яблока по голове, а если от дуэльной пули – значит, не женись на молодой.

Но теперь, какую газету ни откроешь, какой журнал ни прочтешь, все перевернулось. Уже тысяча газет написала, что поэта Есенина повесили враги. Верно, из-за того, что женился на иностранке. Причем заставили сначала руку разрезать, кровью своей печальное стихотворение написать, потом подарить его своим друзьям-товарищам, с которыми немножко выпивал, а уж потом снова порезать себя, видно, хотел внести исправления в текст... Жалко мне поэта Есенина, ползают по нему исследователи и сплетники, как клопы.

Ну ладно, какой у нас еще поэт был? Маяковский. Вы не слышали? Во всех журналах уже написали. Оказывается, влюбила его в себя одна женщина еврейской национальности, а он возьми да втемяшись в женщину арийской национальности, и только она от него из комнаты шасть – соседи по квартире неизвестной национальности его прихлопнули. И еще приписали ему лозунг, что в этой жизни умирать не трудно, понимаете! Поэт Солоухин сначала сделал открытие, что Блока отравили коммунисты, а потом – мало стало такой кровожадности – написал, что Пушкин был сам масоном, да ненадежным, вот они и направили в него пулю этого Дантеса.

В некотором понятном ужасе я открываю теперь газеты и журналы – не хочется во многое верить, но приходится. Все время лезут свидетели. И не стал бы я беспокоить столичное издание, если бы не новые и совершенно достоверные документы, открытые на днях в городском архиве великогуслярского музея. Мне нужен срочный квалифицированный совет вашей редакции.

Я позволю себе напомнить ситуацию, сложившуюся вокруг знаменитого писателя Льва Толстого к середине 1910 года. Он ощущал завершение своей жизни и решил написать завещание. К сожалению, он не написал завещания в пользу своей семьи, потому что некоторые злопыхатели подсказали классику, что девичья фамилия его жены Берс, а отчество, возможно, Абрамовна. Завещание в пользу нее передавало тогда все средства в руки масонов, что было неправдой, но как мог разобраться в этом больной и немощный старик?

Окружившие Льва Толстого так называемые друзья, а именно некий выдававший себя за пианиста Гольденвейзер, доктор Соломон Маковицкий и английский шпион Мойше Чертков, смогли убедить Льва Толстого, что если он отпишет все свое состояние им, то они его пустят на развитие «толстовских» организаций. Чтобы подтвердить свое намерение действием, они, как можно убедиться из любой официальной биографии писателя, увезли его в лес, где бандит и громила Гольденвейзер вынул пистолет, и под дулом этого оружия Толстой был вынужден составить завещание.

Однако заговорщикам не удалось полностью скрыть свой замысел от семьи Толстого, за которой стояла германская разведка. Завещание было выкрадено из голенища толстовского сапога оберстом Шматке, служившем в доме под видом лакея Васьки.

Разумеется, Гольденвейзер и его сионистская компания готовы были расправиться с писателем в Ясной Поляне. Оружие было готово, ножи наточены. Но старик Порфирий, который когда-то учился в яснополянской школе, успел шепнуть засыпавшему уже Толстому в окно, что жить ему осталось считаные минуты.

Несмотря на почтенный восьмидесятислишнимлетний возраст, писатель схватил завещание, вылез в окно, вскочил на подведенного к окну Порфирием резвого коня Делира, натянул на голову серую шляпу и, несмотря на отвратительную погоду, которая царила в пять утра 28 октября 1910 года, поскакал к станции.

Теперь я должен открыть главную тайну, известную лишь узкому кругу толстоведов и скрываемую от простых людей. На самом деле Лев Толстой всю жизнь любил лишь одну женщину – Аксинью Бузыкину и детей от Аксиньи. Несмотря на то, что, находясь под семейной и масонской цензурой, Лев Толстой не мог поддерживать связей с Аксиньей, он не оставлял надежды когда-то возобновить с ней если не сексуальные, то духовные связи. И вот однажды к нему пришло письмо из нашего города Великий Гусляр, в котором, откликаясь на молчаливый призыв Льва Толстого, их с Аксиньей дочь Стеша кинула в почтовый ящик открытку – жива, мол, папа, маму похоронила, состоим в Союзе русского народа. Тут же Толстой откликнулся на скромный привет Стеши, и между ними завязалась оживленная переписка, пролежавшая без движения, к счастью, никому не известная, до наших дней.

В последнем из своих писем Лев Николаевич сообщил Стеше, что застал ночью Софью Андреевну за обыском в его кабинете (в поисках завещания) и решил бежать, о чем мы уже знаем. Бежать он будет в направлении Великого Гусляра, чтобы встретиться с дочерью в пути и составить новое завещание, которое передавало бы немалые средства Льва Толстого на нужды Русского народа.

Но ни Стеша, ни Лев Николаевич не подозревали, что все письма и записки, полученные в пути, тут же попадали в руки одного из членов масонской банды – доктора Гирша Маковицкого, который уже успел вызвать на станцию Астапово своих сообщников. Сионистское лобби захватило комнату, в которой лежал с воспалением легких писатель, а германские и английские шпионы во главе с Софьей Андреевной осадили дом и установили на водокачке пулемет, рассчитывая прикрыть огнем штурм станции.

Как раз той ночью подоспели наши земляки во главе со Стешей и подъесаулом великогуслярского казачьего войска Владленом Пупицей. И тут наступила трагическая развязка.

Группа сионистов, которая контролировала внутренности станции с помощью сионистски настроенных журналистов, поняла, что с минуты на минуту начнется штурм станции как силами Софьи Андреевны, так и великогуслярскими казаками. Свидетели говорят, что в этот момент великий писатель тревожно спросил, который час. Не приехала ли еще Стеша?

Давид Маковицкий и Гольденвейзер в четыре руки тут же протянули классику стакан цианистого калия.

И когда с одной стороны в помещение начальника станции ворвались наши, а с другой стороны – ихние, все было кончено – сионистская группа уходила через заднее окно и оттуда, огородами к ожидавшей дрезине...

В начавшейся ночной перестрелке погибло еще несколько человек, в том числе супруга писателя Софья Андреевна и большинство его детей. Однако сионистское лобби, войдя во владение Ясной Поляной и всеми авторскими правами Льва Толстого, наняло на роли вдовы и детей классика нужных им людей, а следователи были, разумеется, все куплены. И эта тайна остается неокончательно разгаданной по сей день, хотя документы, которыми я располагаю, совершенно бесповоротны.

Разумеется, среди читателей вашей газеты найдутся какие-нибудь чистоплюи, которые заявят, что строить фантастические и бредовые измышления о великих людях неэтично и даже грубо. Но нельзя забывать и о том, что для масонов все средства хороши. Так что лучше горькая и сомнительная на первый взгляд гипотеза, чем деликатное умолчание.

В настоящее время, продолжая раскопки в нашем городском архиве, я обнаружил еще несколько сенсационных и отлично документированных папок. Достаточно назвать их вам, уважаемый читатель, чтобы вы с нетерпением открывали нашу газету в ожидании подробностей исторической правды.

Вот они, ожидающие исследователя дела:

«Дело о коллективном убийстве герцога гр. Синяя Борода его восемью женами, произведенное с особым цинизмом».

«Дело о каннибализме, выразившемся в пожирании гр. Колобком гражданки Лисы».

«Дело о словесном оскорблении гр. Красной Шапочкой гр. Хасбулатова при исполнении последним служебных обязанностей».

Дальнейшие раскопки продолжаются.

С уважением,

Николай Ложкин, пенсионер,

г. Великий Гусляр.