Станислав Лем - Путешествие двадцать четвертое

На тысяча шестой день после того, как я покинул локальную систему туманности Нереиды, я заметил на экране ракеты крохотное пятнышко и попытался стереть его замшей. Из-за отсутствия какого-нибудь другого занятия я чистил и полировал экран четыре часа, пока не сообразил, что пятнышко — это планета, которая быстро увеличивается. Облетев это небесное тело, я с большим удивлением обнаружил, что его обширные континенты покрыты геометрически правильными узорами и рисунками. Соблюдая необходимую осторожность, я сел посреди голой пустыни, усеянной странными круглыми лепешками, диаметром с полметра; твердые, блестящие, они тянулись длинными рядами в разные стороны, образуя фигуры, замеченные мной до этого с большой высоты. Проделав необходимые предварительные исследования, я сел за руль и полетел над самой поверхностью, пытаясь разобраться в заинтересовавших меня узорах. Во время двухчасового полета я обнаружил один за другим три огромных прекрасных города; я спустился на площадь одного из них, но он был абсолютно пустой: дома, башни, площади — все вымерло, никаких следов жизни, никаких признаков разрушения или стихийного бедствия. Испытывая все большее замешательство, я полетел дальше.

Около полудня я оказался над обширным плато. Заметив какое-то блестящее строение, вокруг которого что-то двигалось, я немедленно сел. Над каменистой равниной возвышался дворец, весь сверкающий, словно высеченный из цельного алмаза; к его золотистым воротам вела мраморная лестница, у подножья ее суетились несколько десятков неизвестных мне существ. Присмотревшись к ним, я пришел к выводу, что если только меня не обманывает зрение, они, несомненно, живые. Более того, они так походили (особенно издали) на людей, что я назвал их animal hominiforme. Это название у меня было уже готово, так как во время путешествия я выдумывал различные определения для подобных случаев. Здесь animal hominiforme очень подходило: существа ходили на двух ногах, имели руки, голову, глаза, уши и рот; правда, рот находился посредине лба, уши — под подбородком (по паре с каждой стороны), глаз же, оспинами усыпавших щеки, было десять, но путешественнику, который в своих экспедициях встречался с самыми невероятными созданиями, эти существа поразительно напоминали людей.

Приблизившись к ним на разумную дистанцию, я спросил, что они делают. Они не ответили, внимательно вглядываясь в бриллиантовые зеркала, установленные у нижней ступеньки лестницы. Я попытался оторвать их от этой работы раз, другой, третий и, видя, что они никак не реагируют, потеряв терпение, энергично тряхнул одного из них за плечо. Тут все обернулись в мою сторону и, как будто только теперь заметив меня, стали с некоторым удивлением смотреть то на меня, то на мою ракету, потом задали мне несколько вопросов, на которые я охотно ответил. Поскольку они то и дело прерывали беседу, чтобы взглянуть в бриллиантовые зеркала, я беспокоился, что не сумею как следует расспросить их. Наконец мне удалось уговорить одного из них удовлетворить мое любопытство.

Этот индиот (как он мне сказал, они назывались индиотами) уселся со мной на камнях неподалеку от лестницы. Я радовался, что именно он был моим собеседником, так как в его десяти глазах светился незаурядный ум. Откинув уши на плечи, он рассказал мне историю своих соотечественников.

— Неизвестный путешественник! Ты должен знать, что мы — народ с большим и прекрасным прошлым. Население этой планеты с незапамятных времен делилось на спиритов, достойных и ишачей. Спириты углублялись в познание сущности Великого Инды, который сознательным актом творения создал индиотов, поселил их на этой планете и в неизъяснимой милости своей окружил ее звездами, разгоняющими ночь, а также приспособил солнечный огонь, чтобы он освещал наши дни и посылал нам благодетельное тепло. Достойные устанавливали подати, толковали значение государственных законов и несли на своих плечах заботу о заводах, на которых скромно трудились ишачи. Так все сообща работали для блага общества. Мы жили в мире, согласии и гармонии; наша цивилизация расцветала все пышнее. Многие века изобретатели строили машины, облегчающие труд, и там, где в древности ишачи гнули залитые потом спины, там с течением столетий у машины их осталось лишь немного. Наши ученые все больше совершенствовали машины, и народ радовался этому, но надвигающиеся события показали, насколько преждевременной была эта радость. Однажды один из ученых конструкторов создал Новые Машины, такие совершенные, что они могли работать абсолютно самостоятельно, без всякого присмотра. И это было началом катастрофы. По мере того как на заводах появлялись Новые Машины, множество ншачей теряли работу и, не получая вознаграждения, оказывались на краю голодной смерти.

— Позволь, индиот, — спросил я, — а что делалось с доходом, который приносили заводы?

— Доход, — ответил мой собеседник, — попадал к законным владельцам, к достойным. Как я сказал, угроза гибели нависла…

— Но что ты говоришь, достойный индиот! — воскликнул я. — Достаточно было сделать заводы общественной собственностью, чтобы Новые Машины превратились для вас в благодеяние!

Едва я произнес это, индиот задрожал, замигал тревожно своими десятью глазами и замахал ушами, проверяя, не слышал ли моих слов кто-нибудь из его товарищей, суетящихся у лестницы.

— Ради десяти носов Инды, умоляю тебя, пришелец, не произноси такой ужасной ереси, которая является гнусным покушением на основы наших свобод! Знай же, наш высший закон, называемый законов свободной инициативы гражданина, гласит: никого нельзя принуждать, заставлять или даже склонять что-либо делать, если он этого не желает. Кто бы осмелился забрать у достойных фабрики, коль скоро они желали наслаждаться своей собственностью? Это было бы ужаснейшим покушением на наши свободы, какое только можно себе представить. Так вот, как я уже сказал тебе, Новые Машины создавали множество необычайно дешевых товаров и отличных продуктов, но ишачи совсем ничего не покупали, потому что ничего не зарабатывали…

— Но, мой индиот, — закричал я, — не станешь же ты утверждать, что ишачи поступали так добровольно? Где же были ваши вольности, ваши гражданские свободы?!

— Ах, достопочтенный пришелец, — со вздохом ответил индиот, — законы уважались по-прежнему, но они только позволяют каждому гражданину делать со своей собственностью и деньгами все, что он хочет, но не говорят о том, откуда их взять. Ишачей никто не угнетал, ни к чему не принуждал, они были абсолютно свободны и могли поступать, как им заблагорассудится, но вместо того, чтобы радоваться такой полной свободе, они гибли как мухи… Положение становилось все более ужасным; на заводских складах вырастали горы товаров, которых никто не покупал, по улицам же бродило множество похожих на тени бедствующих ишачей. Правящий государством Великий Дуринал, высокочтимое собрание спиритов и достойных, круглый год совещался о борьбе со злом. Его члены произносили длинные страстные речи, пытаясь найти выход из создавшегося положения, но их усилия не дали плодов. Как только начались заседания, один из членов Дуринал а, автор знаменитого труда о сущности индиотских свобод, потребовал, чтобы у конструктора Новых Машин отобрали золотой лавровый венок, а взамен выкололи ему девять глаз.

Этому воспротивились спириты, взывая к милосердию во имя Великого Инды. Четыре месяца Дуринал пытался разобраться, попрал ли государственные законы конструктор, создавая Новые Машины, или нет. Собрание разделилось на два яростно борющихся между собой лагеря. Конец спору положил пожар архива, который уничтожил все протоколы заседаний, а так как никто из высоких членов Дуринала не помнил, какую позицию он занимал в проходивших дебатах, этот вопрос отпал. Затем возник проект уговорить достойных — владельцев заводов, чтобы они отказались строить Новые Машины. С этой целью Дуринал образовал смешанную комиссию, но ни ее просьбы, ни мольбы не принесли результата. Достойные ответили, что Новые Машины дешевле и быстрее ишачей и что производить товары этим способом — их горячее желание. Великий Дуринал стал совещаться дальше. Был предложен законопроект, по которому владельцы заводов отдавали определенную часть дохода ишачам, но и это предложение провалилось, ибо, как правильно отметил Архиспирит Нодаб, такая даровая раздача средств существования деморализовала бы ишачей и унизила бы их души.

Тем временем горы товаров росли и, наконец, начали переваливаться через стены, окружающие заводы, а голодные ишачи толпами сбегались к ним, издавая грозные крики. Напрасно спириты по-хорошему объясняли ишачам, что таким образом они восстают против законов государства и осмеливаются противиться непостижимой воле Инды, что они обязаны покорно подчиниться своей судьбе, ибо, умерщвляя плоть, они возносят на недостижимую высоту свой дух и получают уверенность в небесной награде. Однако ишачи остались глухи к этим мудрым речам, и для обуздания их злостных притязаний пришлось использовать вооруженную стражу.