Сергей Панарин - Побег из Шапито

С точки зрения нормального шимпанзе, мир людей дик и абсурден. Более того, опасен. Простой кенгуру, посвятивший себя спортивной карьере, также видит человеческий мир ужасным. Петух из Гамбурга, популярный певец-лирик, иногда кричит во сне и падает с насеста. Ему снится странный ритуал: люди лишают его головы, затем роскошных перьев, потом внутренностей и варят. Такова куриная память предков. Скунсу не нравится даже запах людей. И он как может исправляет эту ситуацию. Увы, звери человека не понимают, а тот усиленно всё запутывает.

При этом шимпанзе, кенгуру, гамбургский петух и скунс работают на людей, ежевечерне выходят на манеж, чтобы человеческие детёныши и взрослые особи страшно скалились (они называют это улыбкой), хлопали в ладоши и кричали пронзительными голосами: «Браво, бис!»

Странно, но актёры привыкли к цирковой жизни, и им в конце концов понравились оскалы, хлопки и вопли. Вызывать своими действиями предсказуемую реакцию такого количества людей – это дорогого стоило.

Между животными-циркачами даже возникло своеобразное соревнование: чьё выступление мощнее «прогремит». И участники «великолепной четвёрки» блистали, состязались, оставляя конкурентов далеко позади, объехали с гастролями полмира, пока… Пока не прибыли в славную Тамбовскую область.

Здесь и начинается наша увлекательная история.

Ранним июльским утром в Тамбов вкатилась вереница цирковых вагончиков. Она тихо двигалась по сонным улочкам мимо домов и столбов, обклеенных яркими афишами:

Цирк, цирк, цирк!Проездом из Парижа в Нью-Йорк!Всего семь дней в Тамбове!СУПЕР-ЭКЗОТИК-ШОУДрессированные животные, бесстрашные люди.Укротитель скунса. Боксёрский поединокс кенгуру-нокаутёром.Гамбургский петух, поющий тенором.Слон под куполом цирка.Шимпанзе, предсказывающий будущее.Акробаты на батуте.И несравненная, очаровательная,прекраснейшая Амели,танцующая на лезвиях мечей!!!Торопитесь, всего семь дней по пять выступлений!

Поплутав по городу, процессия грузовиков остановилась полукругом на одной из широких лужаек, и из кабин выбрались сонные люди. Они дружно занялись распаковыванием вещей, установкой скамеек и возведением шатра. Шапито строилось почти весь день и под вечер было готово к выступлению.

Ещё днём, когда припекло особенно жарко, дядьки-униформисты вывели животных на прогулку. Сначала из вагона выставили клетку с тем самым тенором из Гамбурга. Красавец петух захлопал крыльями и поприветствовал Тамбов громким кукареканьем. Разноцветные роскошные перья играли в лучах солнца.

– Эй, коллеги! – крикнул петух, повернувшись к вагончикам. – Вылезайте скорее на свежий воздух. Здесь есть чудесно.

На деревянный пружинящий трап выбежал кенгуру – серый поджарый атлет с красными боксёрскими перчатками, висящими на гибкой шее. Проскакав вниз, кенгуру остановился на краю трапа, втянул воздух чуть подёргивающимися ноздрями и пощупал траву лапой, словно пловец, проверяющий воду перед заплывом. Хмуро кивнув, атлет сошёл на лужайку. Попрыгал, помахал передними лапами, намечая серии молниеносных ударов. Вышедший за кенгуру человек-униформист почтительно стоял в сторонке – вылитый телохранитель. Правда, он сжимал в руке конец длинного поводка, прицепленного к ошейнику кенгуру. Впрочем, поводок серому спортсмену не мешал.

– Салют, Петер! – поприветствовал петуха кенгуру.

– Гуттен таг, Гуру, – ответил Петер с лёгким поклоном.

Затем поклон стал глубоким: высунувший голову из клетки петух увидел в траве жука и склевал его.

Из соседнего вагона донесся вздох и глухие удары – индийская слониха Зита нетерпеливо переступала с ноги на ногу, желая покинуть душную квартиру на колёсах. Из окошка высунулся хобот и хлестнул деревянную стенку, расписанную видами джунглей. Удар получился громким. Люди напряглись. Это было приятно.

Вслед за кенгуру вывели скунса. Плотный, чёрный в белых полосках зверёк с огромным пушистым хвостом деловито проковылял на траву, нюхнул пару раз и отошёл в тень, таща своего человека за красный поводок.

– Здравствуй, Вонючка Сэм, – проговорил петух.

– Я сколько раз просил? Называй меня Парфюмером, – огрызнулся скунс.

Он раздражённо пригнулся к земле, а хвост задрожал, уставившись в зенит как антенна. Униформист, куривший сзади, поспешил отойти вбок – пахучая струя надолго оставляла «ароматический» след. Зачем рисковать?

Но Вонючка Сэм успокоился и принялся жевать любимую жвачку. А из вагона кубарем скатился цветастый ком – шимпанзе, одетый в штаны и пиджак в сине-красную полоску. Когда артист остановился, на его шее заблестела цепь с висящим на ней увесистым знаком фунта стерлингов. И цепь, и «кулончик» были из жёлтого металла, хотя вряд ли из золота.

– Йо! – крикнул шимпанзе, коротко обозначив руками нечто загадочное и амбициозное. – Привет зверинцу! Хочу в гостиницу! А что, братья, может, скинемся? Оттянемся, отдохнём, продвинемся? Девочки в номер, чтоб я помер. Танцы до упаду, расслабиться надо…

– И тебе салют, Эм Си Ман-Кей, – поспешно перебил поток обезьяньего речитатива Петер. Шимпанзе мог болтать часами и порядком надоел ещё в пути.

– Да-да, Эм Си, – добавил кенгуру. – Это ты здорово размечтался. Гостиница, танцы. Думаешь, в Тамбове есть первоклассные отели?

– А что, нет? – удивился шимпанзе.

– Сильно сомневаюсь, – отчеканил Гуру Кен (его имя было Кен, но публика дала ему прозвище Гуру за то, что он на ринге мог проучить любого соперника).

– Как ты имел сказать? – тихо спросил петух. – Тамбофф?

– Да. Надо было внимательнее слушать разговоры людей.

Петух заметался в клетке.

– Я, всемирно знаменитый Петер, в каком-то Тамбове! – распалялся он. – Я, чьим пением наслаждалась английская королева!..

Кенгуру оборвал актёрскую истерику:

– Ну, во-первых, не английская, а польская. А во-вторых, не королева, а жена мэра.

Петер всплеснул крыльями и замолчал.

– А я могу драться хоть в Тамбове, хоть в Лас-Вегасе, – гордо сказал кенгуру, намечая ещё одну серию ударов.

Скунс хихикнул:

– Не знаю, как в Лас-Вегасе, но в Тамбове помахать кулаками сможешь уже завтра.

Сэм надул пузырь из жвачки.

– Объясни мне, пожалуйста, Парфюмер, – почти ласково проговорил Гуру Кен, – а почему ты постоянно жуёшь жвачку? Ты же не корова какая-нибудь…

– Полегче, боксёр! – Скунс насупился. – Эта жвачка – символ моего образа жизни. Её дед мой жевал, отец жевал, и я своим детям её обязательно передам.

Из вагончиков вывели остальных зверей.

Наконец, шатёр был установлен, клетки расставлены, и актёры заняли свои «апартаменты». Надо было основательно отдохнуть, ведь утром – репетиция, а вечером таланты «Супер-экзотик-шоу» должны будут завоевать сердца тамбовчан…

Представление началось, как обычно, бодрым маршем. Выходя на парад-алле, звери оценивали зрителей. Зрители – зверей. Словно соперники перед боем.

Артистам был привычен этот момент. Сейчас начнётся основное действо, и публика втянется, забудет обо всём, что осталось за брезентовыми стенами шапито.

Не тут-то было.

Зрители разделились. Дети, поглощённые представлением, а также их мамаши живо реагировали на каждый номер. Зато коротко стриженные парни в спортивных костюмах и кроссовках, сидевшие в первом ряду, нетерпеливо ёрзали и морщились в тех моментах шоу, где публика разражалась щедрыми аплодисментами.

Когда гимнасты на шесте исполнили свой блистательный номер, заулыбались даже бритоголовые. И как им не заулыбаться? Ведь даже Эм Си Ман-Кей немного завидовал ловким людям, которые проворно карабкались на шест и вшестером удерживали равновесие.

Настал черёд всемирно известного тенора Петера.

Если бы кто-то спросил у него, зачем он каждый вечер выходит на арену, петух вряд ли бы ответил. Петеру давно не нравился цирк. Певец потерял ощущение праздника. Весёлые рисунки и надписи выцвели, утратили свежесть, позолота облупилась, некогда блестящие металлические части помутнели, шатёр обветшал и покрылся дырами. На крыше их ещё латали, чтобы на зрителей не лилась вода во время дождя, но стены были похожи на решето. Из-за декораций торчали грязные опоры. Цирк, словно рисунок человека в анатомическом атласе, приглашал: «Глядите, что у меня внутри». Петер вспоминал начало своей карьеры и удивлялся: тогда он не видел правды!

Во время выступлений гамбургский циркач наблюдал за публикой. Взрослым бросалось в глаза то же, что и петуху. И лишь после начальных номеров они забывали об убогости шапито и полностью вовлекались в действо, происходящее на арене. Они охотно прощали актёрам ошибки. А как часто, оказывается, циркачи ошибались! Особенно люди. Например, жонглёры. Куда чётче работали друзья Петера. Им зрители хлопали охотнее, громче, даже самозабвеннее.