Вадим Проскурин - Братья-оборотни

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил да был король Альфред по прозвищу Волчий Клык. Был король Альфред велик ростом, могуч телосложением, имел крепкие зубы и косматую бороду, в которой вечно застревали хлебные крошки. Верные вассалы и благонравные подданные описывали королевский облик как мужественный, а нехорошие люди и потенциальные бунтовщики — как звероподобный. Необычайно силен был Альфред, то и дело гнул и ломал подковы по пьяни, а однажды на спор оглушил ишака-трехлетку ударом кулака и потом протащил этого ишака сто шагов на своих плечах и тащил бы дальше, если его не остановили вассалы. Дескать, куда вы его прете, ваше величество, пари выиграно, теперь-то чего напрягаться? Что касается боевого мастерства его величества, то оно ничуть не уступало его силе, Альфред по праву считался первым мечом своего королевства. Кое-кто, правда, поговаривал втихомолку, что знаменитый Маленький Дракон из дружины барона Айлконгского, в поединке на мечах уделает его величество, как волк свинью, но такого поединка никогда не было и не будет, потому что и Альфред, и Брюс — рыцари благоразумные и отлично знают, с кем мечи скрещивать можно, а с кем лучше не надо.

Помимо вышеперечисленного, Альфред Волчий Клык обладал еще одним неоспоримым достоинством. Он мог выпить за вечер шесть пинт вина под хорошую закуску (без закуски — только четыре пинты), и после этого не только ни разу не протошниться, но и провести интимную беседу с двумя-тремя придворными дамами, причем его величество предпочитал делать это не последовательно, а сразу с несколькими дамами одновременно. Его преосвященство архиепископ Ковентрийский такую привычку не одобрял и время от времени по-отечески журил его величество. Тот отвечал, что с господа всемогущего достаточно того, что король перестал увлекаться содомией, дабы не нарушать божественные заветы. Но на самом деле Альфред забросил содомию не потому, что озаботился спасением души, ему просто не понравилось.

Первым и единственным министром короля Альфреда был барон Роберт из захудалого рода Плантагенет, в устной речи часто именуемого сокращенно — просто Плант. Роберт был умеренно высок и, как говорили дамы, приятен лицом, но тощ, нескладен и неуклюж. Ни в одном из рыцарских умений Роберту не довелось преуспеть, поэтому при дворе к нему относились немного свысока и чуть-чуть насмешливо. Но в открытую не шпыняли, потому что его величество к словам министра прислушивался, и из двух высокородных ярлов, оскорбившим Роберта из-за пустяков, один потом оказался государственным изменником, а другой — злокозненным чернокнижником. Говорят, что однажды, когда Роберт выпил лишнего, кто-то спросил его, как так вышло, а тот отвечал так:

— Во-первых, мне помогает особый ангел по имени Прогрессор Максим. А во-вторых, если каждому изменнику срубать голову, а каждого чернокнижника сжигать на костре, нам с его величеством станет пиздец как грустно и одиноко.

Как бы то ни было, авторитет Роберта при дворе был высок и ничуть не соответствовал ни захудалому происхождению, ни крайне скромным личным заслугам. Кларк Локлирский часто говаривал по этому поводу, что нет в жизни совершенства, и что это весьма прискорбно. Роберт ярла Локлира тоже не любил, и то и дело нашептывал его величеству всякие гадости про этого своего врага. Давайте, дескать, запретим сэру Кларку чеканить свою монету или хотя бы установим королевский стандарт на вес каждой монеты и на чистоту монетного серебра. А еще давайте проведем в графстве Локлирском перепись населения, потому что есть подозрение, что почтенный ярл хитроумно занижает численность подвластному населения, отчего королевская казна терпит убыток. Но король Альфред выслушивал эти наветы, смеялся и говорил следующее:

— Недостойно рыцаря мерить благородство друзей золотом и серебром! Кларк Локлирский — не хер с горы, а мой лучший друг, в битве при Кларабелла он прикрывал мою спину! Кто прикроет мою спину на поле следующей брани?

Роберт отвечал на это следующее:

— Если ввести в королевстве адекватное налогообложение, следующей брани не будет никогда, а Мерсия и Нортумбрия войдут в нашу зону экономического влияния и присоединятся к владениям вашего величества мирным путем.

Выслушав эти слова, Альфред удивился и переспросил:

— Чего-чего? Какое еще экономическое влияние? Ты, опарыш чернильный, не с очкастым монахом беседуешь, а с сюзереном и повелителем! Впредь не смей меня смущать учеными словами! Еще раз такое ляпнешь — запихну муде в чернильницу, а в жопу гусиных перьев напихаю!

После этой заслуженной отповеди Роберт встал на одно колено, склонил голову, и произнес, смиренно и почтительно:

— Прошу принять искренние извинения, ваше величество. Больше не повторится.

— То-то же, — улыбнулся Альфред и ласково шлепнул любимца по щеке раскрытой ладонью.

От этой дружеской оплеухи Роберт покачнулся и едва не упал.

— Рыцарскими делами не пренебрегай, — посоветовал ему Альфред. — А то хилый стал, того и гляди соплей перешибешь.

Говорят, в тот вечер сэр Плант выпил две пинты вина и долго бесновался в своих покоях, сражаясь с невидимыми демонами и чертями. Потом успокоился, но затаил обиду.

На следующем пиру министр дождался, когда Альфред отлучится по нужде, и на обратном пути перехватил его величество и сказал:

— Позвольте, мой сюзерен, показать вам нечто примечательное.

— Показывай, но быстро, — ответил ему Альфред. — Жаркое остывает.

— Много времени это не займет, — пообещал Роберт.

И соврал.

Он увлек сюзерена в заброшенное крыло замка, где раньше располагались гостевые комнаты, а потом, в годы правления Харольда Крысиного Хвоста крышу с этого крыла сдуло ураганом, а казна в то время была пуста, и восстанавливать разрушенное не стали. А потом казна перестала быть пуста, но крышу все равно не отстроили, потому что к тому времени все крыло требовало капитального ремонта, и еще в нем завелись привидения, а какой королевский замок без привидений?

Сегодня в заброшенном крыле вовсю охали и стонали, Альфред даже на всякий случай перекрестился, а затем украдкой сделал еретический знак, отгоняющий нечистого. Но беспокоился он зря, потому охали и стонали вовсе не привидения, а сэр Кларк Локлир и леди Пусси Орли по прозвищу Сова, вторая официальная любовница его величества.

— Ну ты и мудак! — воскликнул король Альфред, заценив открывшееся ему зрелище.

— Я, конечно, приношу извинения, — сказал Кларк, застегивая штаны, — но впредь прошу выбирать выражения, ибо лояльность лояльностью, а честь честью.

— Да я не тебе, — сказал Альфред. — Я вот этому мудаку говорю, — он ткнул пальцем в на Роберта. — Ты, идиот, соображаешь, что творишь? Как я буду первому рыцарю в глаза смотреть?

— Первый рыцарь поимел любовницу вашего величества! — завопил Роберт во весь голос. — Согласно обычаю…

Роберт не смог договорить, потому что был вынужден уклониться от пудового королевского кулака.

— Чего орешь, педрила?! — изволил возмутиться его величество.

Но было уже поздно, тайна вышла из-под контроля, через дверной проем в комнату уже вовсю заглядывали какие-то дворянчики.

К этому времени сэр Кларк окончательно привел себя в порядок. Он горделиво выпрямился, положил руку на рукоять меча и произнес следующее:

— Не возмущайтесь, ваше величество. Шила в мешке не утаишь. Я сожалею о случившемся, но не извиняюсь, ибо… да вы и сами все понимаете.

Закончив свою речь, почтенный ярл выхватил из ножен полутораручный меч, молодецки размахнулся и рубанул по ставню с явным намерением выпрыгнуть в окно и спастись бегством от подразумеваемого монаршего гнева. Ставень раскололся в щепки, но с наружной стороны окна обнаружилась прочная стальная решетка. Раньше ее здесь не было. Ярл и король изумленно уставились на барона Планта.

— Ну ты и педераст, — сказал Альфред.

— Ну ты и Иуда, — сказал Кларк.

Роберт ничего не ответил на эти слова, только пожал плечами и улыбнулся.

— Я сожалею, ваше величество, — сказал Кларк. — Мне очень неловко так говорить, но я не вижу иного выхода для своей чести, кроме как…

Его величество тоже выхватил меч, противники отсалютовали друг другу и стали рубиться, неторопливо и аккуратно, чтобы, но, упаси господь, не нанести противнику серьезную рану. Затем кто-то из мелких дворянчиков, стоявших в самых задних рядах, громко выкрикнул:

— Король трусит!

Кто именно издал это гнусное вяканье, осталось невыясненным. Сам король позже заявил, что эти слова произнес сам дьявол, и никто не решился возражать его величеству. Со временем эта версия стала официальной.