Александр Житинский - Хеопс и Нефертити

Надо сказать, что в нашем небольшом городе есть две крупные достопримечательности. Это наше конструкторское бюро кибернетики и бионики – сокращенно КБКБ, или КБ‑квадрат, так мы его называем, и большой зоологический сад, именуемый также зоологическим парком. Зоопарк достался в наследство от прошлых времен. Он был основан одним известным зоологом, уроженцем нашего города. За последние годы зоопарк вырос и расширился. Ассортимент животных, как выражаются в местной прессе, значительно пополнился. У нас есть даже австралийский медведь коала.

Вероятно, КБ-квадрат возникло в нашем городе не случайно. Было принято во внимание, что зоопарк послужит базой для изысканий в области бионики. Наблюдая за поведением австралийского медведя и гималайских тигров, молодые бионики могли извлечь пользу для науки.

Начальником КБ-квадрат со дня его основания был Карл Карлович Монзиевский. На манер французских королей он носил неофициальный титул Непредсказуемый, благодаря особенностям своего характера и творческого гения.

После окончания института в Москве, где я несколько отдохнул от Пуританина и маминой машинки, я распределился в родной город и поступил под начало Карла Карловича. Хоботок пчелы был моей первой научной победой.

Я узнал, что директором зоопарка в мое отсутствие стал Аветик Вартанович Папазян. Я часто ходил смотреть зверей из интереса и по долгу службы, но к Папазяну не заглядывал. Я опасался, что он меня не помнит, а если помнит, то вкупе с мамой, чего мне бы не хотелось. Прошло десять лет с тех пор, как я посещал биологический кружок.

Вернувшись домой, я снова стал жить с мамой и кошками в нашей старой коммунальной квартире. Мы занимаем две комнаты, а в остальных двух живут старый бухгалтер Иван Петрович Грач и молодая продавщица гастронома Лидия, фамилии которой я узнать не успел. Она появилась в квартире после того, как у Ивана Петровича умерла жена и его слегка уплотнили.

В квартире более или менее спокойно. Комнаты большие, с высоченными потолками. Коридор широкий. Соседи относятся к нам сносно.

Бухгалтер Грач любит наших кошек, а Лидия бывает дома преимущественно по ночам, причем чувствуется, что проблемы кошек в это время от нее далеки.

Я еще не женился. Я ждал, когда скажет мама. Пока она говорила, что рановато. Нужно опериться и встать на ноги. Таким образом, я продолжал идти на поводу у мамы. Я ухаживал за кошками и не ухаживал за девушками. Я успокаивал себя тем, что еще успею.

Теперь я сообщил все необходимые и достаточные условия, чтобы начать рассказ о той истории, которая взбудоражила не только КБ-квадрат и нашу квартиру, но и весь наш небольшой старинный городок.

Я проработал в КБ-квадрат полтора года, и тема «Пчела» себя окончательно исчерпала. Мы выжали из нее все возможное. Наш имитатор пчелы в трех железных шкафах давал мед, нектар и воск, а также производил анализ пыльцы. В отличие от пчел, он не летал и не роился, но гудел, как сто тысяч пчел, а также грелся. Каждое утро мы загружали в приемный бункер тонну полевых цветов, из которых устройство изготовляло мед. Было подсчитано, что имитатор окупит себя за семьдесят шесть лет.

Начальство, как водится, получило денежную премию, но государственной не дали. На совещании Карл Карлович сказал, что пришла пора укрупнять тематику. Его потянуло на орден.

Однако плодотворной идеи не было. Месяцев пять мы хватались за всякую халтуру – делали автоматическую змею, заменявшую медицинскую сестру, и соловья, управляемого по радио. Заправленная антибиотиками змея ползала в местной больнице и делала уколы больным, а соловей пел в приемной председателя горисполкома.

Вскоре от больных стали поступать жалобы. Змея пугала их значительно больше медсестры своим бесшумным подползанием и произвольным выбором места укола. Соловей работал исправно.

До рядовых работников КБ-квадрат стали доходить слухи. Они спускались сверху, как летающие тарелки, и были такими же загадочными. Говорили, что министерство отвалило организации три миллиона на разработку принципиально новой темы.

Карл дважды летал в Москву, а потом выступил на общем собрании коллектива.

– Нам поручена новая ответственная тема, – сказал Непредсказуемый. – Вы понимаете, что я не могу во всеуслышание вдаваться в подробности и оглашать характер будущей работы. Отделы и лаборатории получат технические задания и будут работать по ним. Скажу только, что потребуются принципиально новые решения, а сроки сжатые…

Ну, сроки всегда сжатые. Это мы понимали.

– Как называется тема? – спросили с места.

– Мы решили дать ей кодовое название «Нефертити», – сказал Карл с таким видом, будто сообщал нам государственную тайну. – Вы помните, была такая древнегреческая царица…

– Древнеегипетская! – выкрикнул тот же голос, что спрашивал о теме.

– Возможно… Так вот, была такая греческая царица необыкновенной красоты. Этим кодовым названием мы хотели подчеркнуть, что вопросы технической эстетики будут играть очень серьезную роль при разработке новой темы.

– А что она будет делать, эта Нефертити? – снова спросил дотошный голос. Тут я разглядел его обладателя. Это был начальник отдела третьих сигнальных систем Елеходов. Он в свое время открыл эти системы и стал руководителем направления.

– Машина будет делать все, что предусмотрено министерством, – сказал Карл. – А если понадобится, и больше.

Если бы Непредсказуемый знал, насколько он был близок к истине, говоря последние слова!

На этом собрание закончилось, и все разошлись заинтригованные. Было ясно, что надо делать красивую машину, но не более.

Блок-схему машины и технические задания на отдельные узлы и блоки разработал сам Карл. Нам были спущены параметры элементов, характеристики сигналов на входе и выходе и габариты.

Наша группа занялась узлом, представлявшим собою по внешнему виду довольно объемистый цилиндр с диаметром основания сантиметров пятьдесят и высотою около полутора метров. Цилиндр должен был испытывать большие нагрузки на сжатие – около тонны. В днище цилиндра размещались датчики, от которых шли вверх разные сети – энергетическая, сигнальная и обратной связи.

Мы стали гадать, что это такое.

– Элемент дождевого червя, только в увеличении, – сказал Мыльников. – Структура однородная, органов слуха и зрения нет.

– А зачем? – спросил я.

– Рыть туннели для прокладки кабелей, – предположил Мыльников. – Сопротивление почвы большое, отсюда нагрузки.

– Ерунда! – сказал я. – Это осязательный усик бабочки.

– Вот так усик! – сказал Андрюша. – Ничего вы, мужики, не петрите в бионике. Это обыкновенное дерево. Мы занимаемся нижней частью ствола. С деревьями сейчас туго, нужно снабжать атмосферу кислородом.

– Похоже, он прав, – задумчиво сказал Мыльников. – Запустим в серию и будем сажать в крупных городах. Поэтому требуется эстетика.

И мы сошлись на том, что делаем дерево. Через пару недель прислали дополнение к ТЗ. Выяснилось, что в середину цилиндра требуется вставить шарнирное сочленение. Сначала о нем забыли. Версия дерева оказалась под угрозой, но Андрюша ее спас.

– Дереву нужно гнуться под ветром и шелестеть листвой, – сказал он. – В конце концов, это не телеграфный столб.

Мы молчаливо согласились, потому что других версий просто не было. Попутно мы осторожно стали выяснять в курилке, кто чем занимается. Это было запрещено, но любопытство сильнее инструкций.

Лаборатория № 13 делала что-то длинное и гибкое с сетями внутри.

Отдел первых сигнальных систем – вернее, та его часть, что находилась на нашем этаже, – занимался плоским эластичным элементом размером с наволочку.

Мы решили, что это соответственно корни и листья будущего дерева «Нефертити».

– Красотища! – сказал Андрюша. – Ты представляешь, какие лопухи будут на ветках. Сколько кислорода! Как они будут шелестеть!

– Ты сам поменьше шелести, – сказал Мыльников.

Остальные отделы и лаборатории занимали другие этажи, куда доступа мы не имели. КБ у нас десятиэтажное. Это самое крупное здание в городе. Оно даже выше церкви. Его видно из любой точки города. Второй этаж административный, на него может попасть каждый сотрудник. Остальные этажи закрыты для посторонних. Стали мы лепить нижнюю часть ствола. Андрюша занимался датчиками, Мыльников продумывал общую компоновку, а я рассчитывал сети.

Прошло около месяца. Наш этаж благодаря убеждениям Андрюши окончательно уверился в том, что «Нефертити» – искусственное дерево. Между собой мы называли инженеров лаборатории № 13 «корневиками», первосигнальщиков – «листовиками», мы же именовались «ствольниками».

Непредсказуемый заходил к нам несколько раз и интересовался ходом работы. Он появлялся в своей обычной манере – будто конденсировался из воздуха. Только что никого не было – и вдруг рядом с трансформатором высокого напряжения стоит Карл. Но мы к этим штучкам привыкли и уже не удивлялись. Монзиевский без лишних слов брал схему и оглядывал ее сверху вниз и слева направо в течение пяти секунд. Так разведчик запечатлевает в памяти документ.