Лариса Малмыгина - Неприкаянная душа

Как-то незаметно прошла молодость. Олег окончил престижный вуз с красным дипломом, а Алиночка, в девятнадцать лет став женой плечистого одногруппника, перешла на пятый курс университета, надеясь защититься тоже на «отлично». Недавно женился и мой нежный сын. Все сбережения нашей совместной жизни ушли на покупку ребятам жилья, разумеется, не без помощи любящих родителей невестки и зятя. Зато теперь мы остались одни: я и мое сокровище-муж, сделавший, между прочим, приличную карьеру при очень скромном для его положения в обществе заработке. При всех видимых и невидимых недостатках небольших зарплат у них имеется один, но большой плюс: люди, отказывающие себе в «левых» деньгах, спят спокойно.

Уже несколько лет я не работала: надоело делать вид, что зарабатываю деньги на поприще бесплатной, безучастной к судьбам так называемых простых людей, медицины, да и здоровье стало давать сбои после внезапной кончины мамы. Она умерла в ванной от сердечного приступа после того, как от нее ушел молодой муж. Он встретил «свеженькую» цветущую бабенцию моих лет и недолго думая, предложил ей свою ненадежную руку, ветреное сердце. Та приняла эти «сокровища» с невообразимой радостью, да только долго они не прожили: попали в автомобильную аварию. Воистину, подлость и предательство караются Всевышним либо на этом свете, либо на том. Иначе жизнь просто теряет смысл.

Просмотрев один за другим медицинские справочники, я перешла на книги по практической белой магии в поисках заговоров, в которые поверила, когда мгновенно свела у себя ячмень. Лихорадочно выписывая в толстую тетрадь все, что касалось лечения онкологии, я грезила, что спасу Жанну, одновременно прокручивая в памяти всевозможные молитвы известным истинно верующим святым. Однако же, наученная горьким опытом, я по-настоящему доверяла только своим силам, отлично осознавая, что недоступное небо и на этот раз останется равнодушным к горю маленького, беззащитного, им же сотворенного человечка, до сих пор отвечающего за грехопадение праматери Евы.

Устав от монотонной работы, я сладко зевнула и прилегла на старый эксклюзивный диван, изготовленный первыми кооперативщиками в начале диких девяностых. Сие произведение высочайшего кустарного искусства никак не желало ломаться, дети «раритет» к себе не брали; продавать бэушные вещи я не умела, а потому приходилось мириться с его присутствием, дабы выбрасывать старого друга на свалку не поднималась совестливая рука. Задремала я быстро и снова почувствовала на своих губах легкое дуновение, будто кто-то невидимый ласкал жарким дыханием мой рот; затем трепетный ветерок сладкой истомой прошелся по голове, туловищу, рукам, ногам…

Неимоверными усилиями сбросив остатки сна, я рывком вскочила с дивана. Наваждение прошло.

«У самой внуки на подходе, — запивая разыгравшуюся фантазию холодной водой, подумала я, — а туда же: недозволенной любви ей захотелось. Знал бы Сергей.»

Телефонный звонок прервал обличительный внутренний монолог. Звонила Жанна.

— Нашла что-нибудь? — хрипло поинтересовалась она.

— Конечно, сестричка, тысячу методик. Мы вылечимся, обязательно вылечимся, — голоском пятилетнего ребенка, получившего только что долгожданный рождественский подарок, радостно пропищала я, — главное, сделай операцию!

— А потом? — Жанка вновь залилась слезами.

— Все будет хорошо, — авторитарным тоном всезнающего директора школы изрек мгновенно повзрослевший детеныш, — присылай Аллочку за конспектами и книгами.

Жанка отсоединилась. К слову «спасибо» я не привыкла: мне никто никогда не говорил «спасибо» видимо потому, что никто никогда у меня ничего не просил. Я делала для всех все сама, только страждущему стоило о своей просьбе подумать. Как волшебник: надо — извольте!

Алка — младший отпрыск Жанниной семьи, моя любимая племяшка, явилась минут через пятнадцать в то время, когда я раздумывала над тем, чем же мне вечером накормить изголодавшегося мужа. Стряпать я обожала, считалась в честном народе образцовой хозяйкой, но в данной ситуации осмыслить, что бы этакое мне поставить на стол к приходу боготворимого супруга, не могла. Аллочка плакала, слезы струились по ее нежным пятнадцатилетним щечкам, она вытирала их тыльной стороной ладошки, шмыгала маленьким конопатым носиком и тихонечко подвывала. Я обняла тоненькое, дрожащее тельце и почувствовала что, что бы ни случилось в этом несправедливом мире, где старики, которые не в состоянии обслужить себя, живут, проклиная свое никому ненужное существование, а молодые внезапно и нелепо умирают, я никогда, никогда не оставлю эту девочку.

По характеру последыш милой сестрицы напоминал мне Настеньку из сказки «Морозко». Старшие ее дочери были замужем, имели на две семейки трио мальчиков и дуэт супругов. И все каким-то образом умудрялись помещаться в одной четырехкомнатной квартире. На оставленные тетушкой деньги Жанна купила домик в деревне, в который они уезжали на выходные дни всей оравой, оккупируя на четверть пригородный автобус. Остальные «бабки» диковинно испарились. Куда их потратила наследница, никто не знал.

Вручив Аллочке кипу научных, и не совсем, трудов многочисленной армии изобретателей от медицины и магии, я вновь почувствовала эфирное прикосновение к своим волосам. Тихонько, про себя, я выругалась и твердо решила сходить к психотерапевту. Но тут, взглянув в испуганные глаза племянницы, поняла, что ОНА ЧТО-ТО ВИДИТ. Помертвевший взгляд девочки замер на определенном предмете, явно не внушающем ей доверия. Я резко обернулась: неясная серебристая тень метнулась к портьерам и в мгновение ока растаяла в проеме окна. Коленки мои предательски задрожали, хотя разум с пеной у рта бросился доказывать им, что это всего-навсего банальная зрительная галлюцинация. Ойкнув, Алла начала медленно съезжать по стене, конвульсивно захватывая алебастровыми устами ионизированный воздух моей обожаемой квартиры.

— Успокойся, это — игра теней, — с состраданием наклонившись над хрупким обмякшим тельцем, пролепетала я.

— А почему эту игру увидели мы обе, и сразу? — икнула бедняжка, приоткрывая черный зрачок в левом карем глазу.

— Бывают же массовые обманы зрения, — поглаживая блестящие рыжие волосы трусишки, натянуто улыбнулась я, — например, пресвятая Богородица не раз являлась народу.

— Наверное, — шмыгнула носом Аллочка, метлой выметаясь в коридор.

Наконец-то я смогла сесть на диван и серьезно обо всем подумать.

Родилась я 13 сентября в глухую полночь. Не придавая этому значения в молодости, в зрелом возрасте я стала обращать внимание на то, что порою со мной творятся, мягко говоря, необъяснимые вещи. Возможно, виновата в этом чертова дюжина, возможно, просто обстоятельства, но только стоит кому-то обидеть меня, заставить заплакать, через некоторое время у него возникают серьезные проблемы в жизни. Я не желаю никому зла, стараюсь не обижаться на обидчиков, зная про грустные последствия, ожидающие их, но жизнь распоряжается по-своему. То же случилось и с моей Жанкой. Когда умирала от рака тетка, сестричка, зная про завещание, заблаговременно оформленное на ее имя, не приехала ухаживать за страдалицей и хоронить ее. Она без особой благодарности приняла у благодетельницы высланные ей на дорогу деньги, а затем просто исчезла с нашего поля зрения. Весь утомительный процесс ухода за умирающей, а также душещипательные проводы на тот свет легли на мои хрупкие плечи. Сначала я плакала от отчаяния, стирая испачканные простыни и пеленки несчастной, которая, ко всему прочему, не желала признавать памперсы, бегая по магазинам за продуктами, так как тетушка, несмотря на страшную болезнь, обладала повышенным, не свойственным онкологии, аппетитом, прибирая насыщенную человеческими испражнениями квартиру. Потом успокоилась. Но даже в самое трудное время, покорно подставляя фиолетовые ягодицы под жуткие шприцы с сернокислой магнезией, чтобы снизить высокое кровяное давление, которое в те страшные дни преследовало бесплатную сиделку и уборщицу, я не хотела зла Жанне.

И еще: иногда я знаю то, чего совсем не знаю. Например, представляют мне совершенно незнакомого человека, а имя его уже настырно крутится в моей голове. И не только имя. Но и отчество, фамилия, место жительства.

После ухода в мир иной папы, мама осталась одна, ни за что не соглашаясь переехать ко мне в соседний город. Она каждый божий день ходила на кладбище, жгла ночами перед иконами свечки и тихо угасала. Тогда и посоветовали ей люди пустить в дом квартирантку — молодую женщину с десятилетним ребенком. Не зная об их совете, однажды, лежа на своем раритетном диване, я увидела под потолком такую картинку: крашеная блондинка Роза ходила по квартире моей юности и вытирала пыль с полированной мебели мокрой тряпкой, чего моя требовательная родительница не разрешала делать нам строго-настрого, объясняя запрет тем, что «полировка после воды всенепременно побелеет». Около злостной нарушительницы хозяйских законов бегал мальчик и изъяснялся с нею на пальцах.