Станислав Лем - История о Множественниках, их короле Мандрильоне, Советчике его Совершенном и Трурле-конструкторе, который сперва Советчика создал, а потом погубил

— Вашему Величеству угодно ни гроша не платить Трурлю? Понятно!

— Если ты хоть кому-нибудь скажешь об этом, я велю сбросить тебя в громадную мельницу, жернова которой вращают триста тысяч моих подданных сразу! — пригрозил Мандрильон.

— Никому не скажу! — заверил Советчик. — Вашему Величеству заблагорассудилось не платить за меня — это проще простого. Когда Трурль вернется, объявите ему, что золота никакого не будет, и пусть себе убирается.

— Да ты просто олух, а не Советчик! — разгневался король. — Я не хочу платить, это правда, но виноват пусть окажется Трурль! Что ему, мол, ничего и не полагается! Понял?

Советчик включил аппарат для чтения государевых мыслей, слегка покачнулся и глухо сказал:

— Вашему Величеству угодно также прослыть справедливым, свято блюдущим законы и свое государево слово, и Трурля выставить плутом, прохвостом и негодяем… Отлично. Тогда, с Высочайшего Вашего соизволения, я брошусь на Вас и начну Вас душить и давить, а Ваше Величество соблаговолит кричать «караул», да погромче…

— Ты, верно, спятил, — сказал Мандрильон, — чего это ради ты станешь меня душить, и зачем мне кричать «караул»?

— А чтобы обвинить Трурля в покушении на цареубийство моими руками! — ответил довольный собою Советчик. — И когда, по Вашему повелению, он будет наказан плетьми и сброшен с крепостной стены в ров, все сочтут это актом небывалого милосердия, поскольку такое злодейство карается отсечением головы, предваряемым жестокими пытками. Меня же Ваше Величество соблаговолит совершенно помиловать, яко невинное в руках Трурля орудие, что вызовет всеобщее восхищение королевской добротою и снисходительностью, и августейшее Ваше желание исполнится в точности.

— Ну, так души, да поосторожней, мошенник! — согласился король.

Как Совершенный Советчик задумал, так оно все и случилось. Мандрильон, правда, хотел, чтобы сбрасыванию со стены предшествовало вырывание ног, но до этого не дошло. Сам король полагал потом, что из-за неразберихи; на самом же деле Трурля спасло тайное вмешательство Советчика через помощника палача. Советчика Мандрильон помиловал и позволил ему опять занять место при своей королевской особе; а Трурль, еле живой, доковылял кое-как до дома.

Тотчас по возвращении пошел он к Клапауцию и поведал о своих злоключениях, а напоследок сказал:

— Этот Мандрильон оказался еще большим прохвостом, чем я ожидал. Так низко меня обмануть! И подумать только: построенный мною Советчик послужил ему для подлого жульничества к моему же ущербу! Но плохо он меня знает, если думает, что оно сойдет ему с рук. Раньше я насквозь проржавею, чем забуду о мести, которой заслуживает этот тиран.

— Что же ты собираешься делать? — осведомился Клапауций.

— Взыскать положенную мне плату через суд; но это лишь для начала, золотом он не откупится за муки мои и позор.

— Больно уж сложный юридический казус! — сказал Клапауций. — Знаешь что: прежде, чем приступать к делу, найди хорошего адвоката.

— Чего мне искать адвоката? Я его сам построю!

Пришел он к себе домой, всыпал в бочку транзисторы — шесть половников с верхом, да столько же сопротивлений и конденсаторов, залил электролитом, накрыл доской, привалил камнем, чтобы все там хорошенько самоорганизовалось, и отправился спать, а через три дня у него уже был адвокат хоть куда. Трурль даже не потрудился вынуть его из бочки, ведь адвокат был ему нужен на один-единственный раз. Он лишь поставил бочку на стол и спросил:

— Кто ты?

— Я адвокатор-консультатор юридический, — с трудом пробулькала бочка, ибо конструктор малость переборщил с электролитом.

Трурль изложил ей свое дело, а бочка спрашивает:

— В программе Советчика была оговорка, что он не может тебя погубить?

— Да. То есть, что он не допустит моей смерти — а больше там ничего не было.

— Следовательно, ты не выполнил соглашения в точности: ведь Советчик должен был уметь все, без единого исключения, а раз не мог тебя погубить, значит, умел не все.

— Но если б он меня погубил, кто бы принял вознаграждение?

— Это отдельный вопрос и совсем иная проблема, предусмотренная статьями об уголовной ответственности Мандрильона; твой же иск носит сугубо гражданский характер.

— Вот еще! Какая-то бочка вздумала учить меня гражданскому праву! — разгневался Трурль. — Чей ты, собственно, адвокат, мой или того монарха-головореза?

— Твой, но король был вправе лишить тебя платы.

— А сбрасывать со стены?

— Это другой вопрос, уголовный, и проблема особая, — булькает бочка.

Трурль прямо затрясся.

— Это что же такое? Я, значит, преображаю кучу старых тумблеров, проводов и железок в разумное существо и в благодарность получаю вместо совета какие-то юридические каверзы? А чтобы ты не самоорганизовывался, крючкотвор несчастный!

Выплеснул он электролит, вытряхнул все из бочки на стол и поразбирал на части, да так живо, что адвокатор не успел даже внести апелляцию на такое решение.

А Трурль взялся опять за работу и построил себе Юрис Консулента — трехэтажного, с четырехкратным усилением обоих кодексов, уголовного и гражданского; а для верности еще подключил к нему международное и административное право. Затем врубил ток, изложил дело и спрашивает:

— Как быть?

— Случай весьма непростой, — отвечает машина. — Требую, чтобы ты в срочном порядке вмонтировал мне еще пятьсот транзисторов сверху да двести с боков.

Трурль так и сделал, а она ему:

— Мало! Нужны добавочные усилители и две большие катушки.

А потом держит такую речь:

— Казус сам по себе любопытный; в нем, однако, наличествуют два аспекта: основание иска — это одно, и здесь многого можно добиться; процессуальная процедура — другое. Ни на какой суд вызвать монарха гражданским иском нельзя, так гласит право международное, а равно космическое. Окончательное толкование объявлю, если пообещаешь не разбирать меня после на части.

Трурль пообещал и добавил:

— Но скажи, сделай милость, откуда ты взял, что тебе угрожает разборка, если толкование мне не понравится?

— Не знаю — так мне почему-то казалось.

Однако же Трурль догадался, в чем тут дело: при монтаже он использовал детали разобранного бочечного адвокатора, и память о той истории отложилась в подсознании нового агрегата, породив характерный комплекс.

— Где же твое толкование? — спрашивает конструктор.

— Вот оно: компетентного трибунала нет — не будет и рассмотрения дела. То есть ни выиграть, ни проиграть его невозможно.

Вскочил конструктор со стула, погрозил юрисконсуленту кулаком, но слово пришлось сдержать, и ничего он ему не сделал.

Пошел Трурль к Клапауцию и все ему рассказал.

— Говорил же я — безнадежное это дело, а ты не верил, — напомнил Клапауций.

— Бесчестье мое не останется безнаказанным, — горячится Трурль, — и если я не добьюсь справедливости юридическим и судебным путем, то разделаюсь с коронованным негодяем иначе!

— Но как, любопытно узнать? У короля есть Совершенный Советчик, и хотя погубить тебя он не может, все остальное ему по силам; он отведет любую угрозу, любой удар, любую беду, которые ты обрушишь на короля или его королевство. И я, дорогой мой Трурль, не сомневаюсь, что так и будет, поскольку полностью доверяю твоему конструкторскому таланту!

— Ты прав. Похоже, создав Совершенного Советчика, я лишил себя всякой возможности наказать эту августейшую мразь. Но должна же тут быть какая-нибудь зацепка! Плох я буду, если ее не найду!

— Что ты задумал? — спрашивает Клапауций, но Трурль только плечами пожал и вернулся к себе.

Долго не выходил он из дому, размышляя в уединении. То в библиотеке лихорадочно перелистывал сотни томов, то в лаборатории таинственные опыты проводил. А Клапауций, навещая его, не мог надивиться упорству, с которым Трурль пытался самого себя превзойти: ведь Советчик, наделенный разумом Трурля, был как бы частью его самого.

Однажды, придя, как обычно, после полудня, Клапауций не застал хозяина. Дверь была заперта, ставни на крепких засовах, а Трурля и след простыл. Понял Клапауций, что коллега его начал действия против повелителя Множественников. Так оно в самом деле и было.

Меж тем Мандрильон вовсю наслаждался властью, а когда не хватало фантазии, обращался за подсказкой к Советчику. Отныне король не боялся ни дворцовых переворотов, ни мятежей и никакого вообще неприятеля, но правил железной рукой; и меньше красуется ягод на лозе полуденного винограда, чем болталось в то время повешенных на государственных виселицах.

А Советчик имел уже четыре полных сундука орденов за проекты, коими порадовал короля. Микрошпик, заброшенный Трурлем в державу Множественников, воротился назад с донесением, что за последнюю услугу монарху — пускание по воде венков, сплетенных из обывателей, — Мандрильон публично обласкал Советчика, назвав его «моя душечка».