Терри Пратчетт - Угонщики

Масклин в ужасе уставился на старика. Потом высунул голову из-под брезента — и точно: он лежал там, далеко внизу. Крошечный черный кубик на земле.

Талисман.

Он лежал в луже, хотя что ему сделается? Ему все нипочем. Он даже в огне не горит.

И тут Масклин услышал неторопливые шаги по гравийной дорожке.

— Некогда, — прошептал он. — На это сейчас уже нет времени.

— Но мы не можем уехать без него, — возразила Гримма.

— Да? И почему же? Это же просто… просто безделушка. И когда мы поедем, она нам уже не понадобится.

Едва эти слова сорвались с его губ, как он почувствовал, что сказал что-то не то. «Как это меня угораздило?!» — в удивлении подумал он. Гримма от возмущения потеряла дар речи. И тут во весь свой старческий рост поднялась трясущаяся от слабости матушка Морки.

— Да простятся тебе… — Старуха закашлялась. — Да простятся тебе эти ужасные слова! А ну, скажи ему, Торрит! — И матушка Морки пихнула старика локтем под ребро.

— Без Талисмана я никуда не поеду, — угрюмо объявил Торрит. — Это не…

— Слышал, что предводитель говорит? — оборвала Торрита матушка Морки. — Делай, что сказано! Только подумать: бросить Талисман! Позор. Святотатство, вот оно что! А значит, иди и принеси его. Живо!

Возразить на это было нечего, и Масклин безмолвно уставился на хлюпающую грязь внизу. Потом обреченно перебросил шнур через борт и соскользнул вниз.

Дождь усилился. Теперь с неба падала не только вода, но и хлопья снега. Масклина хлестнуло по лицу порывом ветра; выпустив из рук шнур, он сорвался и тяжело шлепнулся в лужу. Ему удалось доползти до маленького черного кубика, вот он накрыл его рукой… И тут грузовик тронулся с места. Сперва послышалось рычание, которое тут же переросло в сплошную дрожащую стену шума. Потом последовал вонючий выхлоп — и грузовик завибрировал, да так, что у Масклина земля затряслась под ногами.

Он резко схватился за веревку и закричал, чтобы остальные тянули, и тут вдруг понял, что даже сам не слышит собственного голоса, тонущего в этом шуме. Однако Гримма или кто-то другой догадались обо всем и без его подсказок — едва громадное колесо начало вращаться, веревка натянулась и Масклин почувствовал, как его ноги отрываются от земли.

Он висел между небом и землей, раскачиваясь взад-вперед. С тошнотворной медлительностью веревка ползла вверх, вверх… А рядом поворачивалось огромное колесо, и только несколько дюймов отделяло его от этого черного, холодного пятна, несущего в себе смерть. Кровь бешено стучала в висках.

«Я не боюсь, не боюсь, — твердил себе Масклин. — Это самое страшное, что мне пришлось пережить, а я не боюсь. Потому что это слишком ужасно, чтобы просто бояться».

Масклину казалось, что его завернули в какой-то легкий, теплый кокон. И вот уже этот ветер, этот шум остались где-то далеко-далеко. «Я умираю, — мелькнуло в сознании. — Умираю — из-за Талисмана, от которого нам никогда не было никакого проку, умираю ради дурацкой безделушки. Сейчас меня не станет — я отправлюсь на небо. Хотел бы я знать, правда ли то, что рассказывает Торрит о смерти? Почему нужно умереть, чтобы получить ответ на этот вопрос, это же жестоко и несправедливо. А небо… Я смотрел на него каждую ночь, много-много лет, но так и не увидел на нем ни одного нома…»

Однако все это его не трогало: казалось, это происходит не с ним и будто не взаправду.

Чьи-то руки подхватили его и втащили в кузов, под брезентовый навес. Масклин слышал вокруг голоса, кто-то забрал у него Талисман, с трудом разжав судорожно вцепившиеся в черную поверхность пальцы.

Грузовик несся по проселку, оставляя позади себя серую завесу дождя, нависшую над опустевшими осенними полями.

И на всей этой земле не было больше ни одного нома.

А ведь когда-то — в те дни, когда еще не разверзлись хляби небесные, — их было множество. По крайней мере, Масклин помнил не меньше сорока. Но потом провели автостраду, ручей убрали в трубы под землю, живые изгороди выкорчевали. И номы, всегда ютившиеся на задворках мира, где-нибудь в укромном уголке, подальше от людей, вдруг обнаружили, что укромных уголков почти не осталось.

Маленький народец стал таять на глазах. Тому было множество естественных причин: когда ты четыре дюйма ростом, естественной причиной может оказаться любое создание с зубами, костями и желудком, урчащим от голода. Видя все это, Пирринс — ном, отличавшийся редким безрассудством, — возглавил отчаянную экспедицию через дорогу. Путешественники хотели выяснить, пригодны ли леса на той стороне шоссе для обитания номов. Однажды ночью они отправились в путь и никогда больше не вернулись. Кто говорил, что их съели ястребы, кто утверждал, что путешественники попали под грузовик. А некоторые были убеждены, что отряд прошел половину пути и умер с голоду, оказавшись отрезанным от мира на островке посередине шоссе, зажатом с двух сторон бесконечным потоком машин.

Но вот у дороги выстроили кафе, и это было своего рода спасением. Конечно, все зависит от того, как к этому относиться. Если холодные отбросы, состоящие из объедков жареной картошки и обгрызенных куриных косточек, можно назвать едой, то еды теперь хватало на всех.

А потом наступила весна. Масклин оглянулся вокруг и обнаружил, что в живых осталось всего десять номов. При этом восемь из них слишком стары и едва волокут ноги. Папаше Торриту было без малого десять лет!

То было ужасное лето. Те, кто еще мог хоть как-то передвигаться, под предводительством Гриммы устраивали ночные вылазки к мусорным бакам. Масклин пытался охотиться.

Но охотиться в одиночку — только искушать смерть. Твоя дичь сама не прочь поохотиться за тобой. А если тебе все же повезло и ты кого-то убил, добычу еще надо дотащить домой. Перетаскивание крысы заняло у Масклина два дня, да еще ночью он не сомкнул глаз, отгоняя всяких охочих до мертвечины тварей. Десять сильных охотников на что-нибудь годятся: они могут красть шмелиные гнезда, ставить капканы на мышей, травить кротов. Но что может сделать охотник-одиночка, пробирающийся в высокой траве и всей шкурой чувствующий, что никто не прикрывает ему спину? Да он просто-напросто ходячий дармовой завтрак для любой твари, у которой есть когти и зубы!

Чтобы иметь достаточно пищи, нужно много сильных, здоровых охотников. Но чтобы в племени было много сильных охотников, нужно иметь изобилие пищи.

— К осени все образуется, — говорила Гримма, перевязывая Масклину руку, оцарапанную горностаем. — Пойдут грибы, ягоды, орехи, и мы забудем все беды.

Но вместо грибов пошли дожди, и все ягоды сгнили на корню. Орехи, правда, в тот год уродились на славу. Но до ближайшего орехового дерева было полдня пути. Если очистить орехи от скорлупы, сложить их в бумажный пакет, найденный на свалке, и тащить волоком, то за один раз можно было принести целую дюжину орехов. На это уходил весь день, и всю дорогу туда и обратно Масклин трясся от страха, что на него нападет ястреб. А принесенного запаса хватало ровно на то, чтобы прожить один день, не чувствуя голода.

В довершение всех бед из-за проливных дождей осел свод норы, служившей номам убежищем. Масклин поймал себя на том, что даже рад этому. Все лучше, чем слышать беспрерывное брюзжание, почему он еще не занялся ремонтом жилища. А потом случилась эта история с костром. У входа в нору обязательно должен гореть костер. На нем готовят еду, он отпугивает ночных мародеров. Однажды матушка Морки заснула, и костер догорел дотла. Даже сама старуха поняла, что наделала, и вела себя в тот день тише воды, ниже травы.

Когда в ту ночь Масклин вернулся домой, он долго смотрел на кучку мертвой золы у входа, потом воткнул копье в землю и расхохотался. Он хохотал, покуда смех не перешел в рыдания. В тот момент ему никого не хотелось видеть. Он вошел в нору и уселся в углу. Гримма тотчас принесла ему ореховую скорлупку с крапивным чаем. Холодным крапивным чаем.

— Они страшно переживают, что так получилось, — пробормотала она извиняющимся тоном.

Масклин лишь горестно рассмеялся в ответ:

— Ну да. Могу себе представить. Я только и слышу от них: «Парень, у меня вышел весь табак, принеси-ка мне новый окурок». Или: «Что-то в последнее время у нас не было рыбы, выкроил бы ты время сходить на речку». Или: «Вы, молодежь, только о себе и думаете. Вот в мое время…»

Гримма тяжело вздохнула:

— Что ты хочешь от стариков? Они и так делают все, что могут. Просто у них не укладывается в голове, что во времена их молодости нас были сотни, а теперь…

— На то, чтобы добыть огонь, уйдет несколько дней, — угрюмо пробурчал Масклин.

У них было увеличительное стекло, но что толку — ведь нужен еще и солнечный день. Очень солнечный день.

Он бесцельно пнул ногой кучку грязи на полу.

— Все, хватит с меня, — произнес он, не повышая голоса. — Я ухожу отсюда.