Ирина Афанасьева - Интервью с Кощеем

Словно опять прочитав мои мысли, Лютовер криво ухмыльнулся:

- Не знаю, как-то забыл спросить. Впрочем, нечего им тут делать. Это мои земли, и я сделаю все возможное, чтобы отвадить всяких мерзавцев болтаться по моим охотничьим угодьям... Итак, я отправился к Яге, а Иван туг же шмыгнул в дом к Василисе. Та при виде мужа пришла в ужас (я забыл ее предупредить о его приходе), но вовремя опомнилась и наврала с три короба, что, дескать, испугалась за его жизнь. Тот все принял за чистую монету, поскольку сам трясся от страха как заяц, и приказал ей подластиться ко мне и узнать, где смерть Кощеева. Трус паршивый, тьфу! Но Василисе ничего не оставалась, как согласиться. Тут и я подо-

спел. Ну и паника началась! Эта парочка заметалась по дому, а потом Васька запихала мужа под мою кровать. Это было что-то! Мы занимались любовью у него над головой, а он даже ни разу не пискнул за всю ночь!

Так, дальше. Василиса, конечно, стала ко мне подкатываться с разговорами о смерти. Я для виду немного поломался, изображая страшную тайну, а потом доверительно рассказал байку про то, что на море-окияне, на острове Буяне стоит дуб... ну, и весь остальной бред, который уже сотни раз рассказывал доверчивым дурочкам. За разговорами наступило утро, и я отправился по делам. Вы бы видели этого типа, когда он вылез на свет Божий! Для начала он немного поколотил Ваську, но она здраво возразила, сказав, что он сам велел ей подластиться ко мне. Короче, крыть ему было нечем и пришлось отправляться в путь-дорогу за моей смертью. Тут снова Серый взялся за дело, только уже вместе с Вороном. Они этого Ивана еле довели до места. Кстати, как вы понимаете, остров находится совсем не на море-океане, а на соседнем Валдае, потому что, если бы я его на ближайшее море отправил, то Васька померла бы от старости раньше, чем он вернулся обратно. В общем, привели они его к озеру. Тут и я подсуетился, щукой прикинувшись. Да, еще Топтыгина за четыре ведра малины уговорил поработать: якобы случайно подвернуться по дороге, а потом, по просьбе Ивана, дуб свалить. Если подсчитать, то возвращением Василисы в семью занималось половина леса... Дальше все развивалось в соответствии со сказочным сюжетом: Топтыгин свалил дуб, Серый пробежался за зайцем, Ворон скогтил утку, а я принес ему яйцо с иглой, которое тот уронил в воду.

Лютовер замолчал, вглядываясь в темное окно. Судя по улыбке, блуждавшей по красиво очерченным губам, он очень живо вспомнил всю эту эпопею. На его лице появилось выражение мальчишеского азарта, и мне почему-то стало до боли обидно, что я сама не участвовала в спасении Василисы. Похоже, этим типам здесь живется совсем не скучно.

— И что дальше?

— А дальше Иван опять появился вон на той полянке и, грязно ругаясь, стал вызывать меня на поединок. Мы немного повздорили, после чего он вытащил злосчастную иголку и медленно разломал ее у меня на глазах. Захотелось мужику на агонию Кощееву, видишь ли, полюбоваться! Пришлось помирать не просто так, а с судорогами, пеной на губах и разными прочими вывертами. Тут Василиса выскочила, бросилась ему на шею. Апофеоз торжества добра над злом! — Лютовер снова криво усмехнулся и продолжил: — Иван кликнул Серого, которого приспособил в качестве ездовой собаки, и они рванули через лес так, что только валежник трещал... Вот таким образом я расстался с самой красивой женщиной, которую только приходилось видеть. Так-то, сударыня!

Его вздох буквально резанул меня по сердцу. Значит, Василиса — красавица. А я-то, дура, думала, что ему понравилась! Ничего-то я в людях не понимаю. Слава прав, мое место в тундре, а не в Куршевеле... Но все-таки здесь что-то не так.

— Позвольте, но вы занимались любовью с Василисой практически на глазах у мужа, а он не вышвырнул изменницу из дома и не закопал живой в землю. Почему?

— Потому что она единственный свидетель его подвигов. Кто, кроме Васьки, подтвердит, что все это время он боролся с мировым злом, а не валялся пьяным в соседней

канаве? Поверьте, сударыня, подвиг тогда становится подвигом, когда рядом с героем есть оруженосец, который потом расскажет благодарным слушателям о смелости господина. Иначе подвиг — всего лишь акт мужества, не более того. Все слышали про бой Руслана с Головой, так красочно описанный Пушкиным? Но ведь богатырь был там не один, иначе откуда поэт узнал о его подвиге?

— Это фантазия гения.

— Это реальное событие. И Руслан был не один. Если бы за ним не присматривало множество глаз — я имею в виду воронов, лисиц и разное прочее зверье, - он бы подъехал сбоку и перерубил Голове сонную артерию. Эффективно и без всякого риска. Но это не было бы подвигом, а ему хотелось прославиться. Вот он и устроил показательный бой. Вы не представляете, как омерзительно выглядели взлетевшие от порыва ветра человеческие кости и полусгнившие трупы! Кстати, вороны рассказали Арине Родионовне все как было, но она пожалела ребенка и не стала его пугать страшными подробностями. Ну а когда тот вырос, то сам уже хорошо знал все законы пиара, как теперь это называют.

От всего услышанного у меня кружилась голова. Или это было действие вина и черноты глаз моего собеседника? Я смотрела на его губы и бешено завидовала Василисе и прочим там Марьям-красам, которых целовал этот рот.

Серый тихонько встал, подошел ко мне и, лизнув руку, беззвучно исчез за дверью. Воздух в комнате затвердел и зазвенел от напряжения. Лютовер продолжал смотреть мне в глаза, лаская длинными пальцами бокал, из которого отпил не больше половины.

Черт подери, что я делаю? Я не хочу, чтобы потом меня пристраивали обратно в редакцию, заставив Славу бегать по лесам за иголкой, где смерть Кощеева! Я представила своего редактора, притаившегося под кроватью, и истерически захохотала. А из глаз текли слезы.

Это была самая настоящая истерика - реакция на бессонную ночь, страх неведомой дороги и жуткий психологический прессинг. Передо мной сидело исчадие ада, страшное нечто из другого мира, ломающее всех, кто соприкасается с ним...

В начале моей истерики Лютовер вскочил, но так и остался стоять на месте. Наконец я смогла взять себя в руки. Голова стала ясной как никогда.

— Благодарю вас за интересное интервью. Думаю, что с ним не будет никаких проблем. Разворот вам гарантирован. А теперь позвольте откланяться. За окном уже светает.

Бокал в его руке хрустнул, залив ладонь чем-то красным — то ли кровью, то ли вином, но мужчина даже не поморщился. Он смотрел на меня, и я чувствовала, как вокруг бушуют волны черной силы, готовой захлестнуть слабую женщину с головой. Я была как маленький солдат посреди пляски темных смерчей.

И вдруг все стихло. Лютовер улыбнулся и протянул через стол руку:

— Серый превратится в человека примерно через час, и еще пару часов ему надо, чтобы выспаться. Таким образом, до отъезда у вас еще есть время. Вы можете отдохнуть в соседней комнате. Клянусь, вас там никто не потревожит.

Я дотронулась до его горячей руки. Сильная ладонь сжала мои пальцы. Он обвел меня вокруг стола и, поддерживая под руку, проводил в комнату рядом. Там была небольшая софа, покрытая медвежьей шкурой. Почему я

сразу поверила, что он не сделает мне ничего плохого, кто знает? Но Лютовер действительно только заботливо укрыл меня мягким шерстяным одеялом и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Мы уже стояли у машины, и тут хозяин валдайских ле сов ласково прикоснулся к моей щеке. — Я не ошибся, пригласив вас сюда. Вы единственная женщина, которая смогла устоять против моего обаяния и моей силы. Я больше не буду вас испытывать. Пообещай-

те только, что примете от меня это кольцо. - На его ладони появился старинный перстень с потрясающим лунным камнем. - Это, выражаясь научным стилем, волшебный артефакт. Если вы когда-нибудь захотите сюда вернуться, коснитесь губами камня. Это вас ни к чему не обязывает. Пожалуйста.

Он положил кольцо на мою ладонь и сжал пальцы в кулак. Я молча кивнула и села в знакомую машину. «Опель» тихо тронулся с места, шурша колесами по палой листве.

Когда я принесла Славе интервью, тот был на седьмом небе от радости, но не преминул попенять, что нет фотографии. Я посоветовала ему прогуляться на Валдай вместо Куршевеля, но он почему-то не захотел. Две недели я ходила по редакции, постоянно слыша шепот за спиной.

Сегодня я положила на стол шефа заявление об увольнении. Слава пришел в ужас, но безропотно подписал. После моей командировки он ни разу не посмел спорить со мной.

Сейчас я сижу дома на диване перед полусобранным чемоданом и смотрю на лунный камень, на котором алеет отпечаток губной помады. И слышу: семью этажами ниже, у подъезда, остановился серебристый «опель». Несомненно, из него вышел мужчина лет сорока пяти - пятидесяти со странными серыми волосами. Вот он открывает дверь парадного, вот подходит к лифту...

Щелкают замки моего чемодана. Возможно, я ступаю на неверный путь, но, куда бы он ни завел, я пройду его до конца.