Ант Скаландис - Пиявки от дурости

В общем, помимо благодарных сограждан, накапливались у меня потихонечку и враги, например те, которые о своей утраченной дурости с огромной тоскою вспоминают. Или другие, бестолковые, к кому дурь обратно возвращалась, а они больше лечиться не хотели, вместо этого распространяли слухи, мол, Евграфыч-то наш – шарлатан. А ведь у любого человека мозг имеет обыкновение периодически зашлаковываться, в том числе и у меня самого. Да, да, время от времени я выпускал пиявушек и на свою теперь уже естественную лысину. Без этого работать не мог.

И еще проблемка возникла. Тринадцать особей – команда неплохая, но, конечно, на весь Мышуйск маловато будет. После больших нагрузок им иногда и отдыхать требовалось по несколько дней. Отсюда тоже обиды всякие у народа пошли. А как увеличить поголовье бесценных тварей, придумать не удавалось. Надо было, конечно, изучить феномен всерьез, объединить усилия с ведущими биологами, психологами, нейрохирургами. Но где ж их было взять в нашем маленьком городке?

Вот и надумал я отправиться в Москву. Городские власти этого шага не одобрили, в мэрии, в департаменте здравоохранения, командировку выписать отказались и даже мягко так, но настойчиво не советовали никуда ехать. Но я уже закусил удила. Обойдусь без всякой поддержки! Зря я, что ли, деньги зарабатывал?

А поезда из нашей глуши ходили на запад нерегулярно, с самолетами в тот момент и вовсе сложности были: то ли размыло полосу в Бусыгино-1, то ли опять керосину не завезли. Короче, отправился я пешком – не привыкать. Мне бы хоть до какого города дойти, а оттуда на перекладных, на попутках – доберусь до столицы. Но получилось странно: по какой бы дороге я не выходил из Мышуйска, даже если и вовсе без дороги шагал лесом или лугами, попадал в итоге на широкое новое шоссе, построенное солдатами спецчасти Водоплюева и ведущее аккурат в тот район, где расположена у нас хорошо известная всем психбольница имени Вольфа Мессинга. Очень странно. Восемь попыток я совершил, прежде чем догадался: это – знак.

А тут еще добрый человек в белом халате, куривший на ступенях центрального входа и мигом узнавший во мне знаменитого лекаря, высказал любопытную мысль. Мол, именно здесь, у Вольфика – небывалый простор откроется и для моих кровососущих друзей, и для научных исследований, ведь самые светлые головы Мышуйска как раз под этой крышей и собрались. В тот момент я как-то не задумался, о каких конкретно головах судачил встреченный мною врач и был ли он вообще врачом. Я загорелся новой идеей и двинулся прямиком к главному на прием, ну, то есть на переговоры.

А Клементий Виссарионович, естественно, не мог не знать о моих успехах. И он, мерзавец, вмиг сообразил, чем обернется вторжение моих пиявок в его серьезный научно-лечебный процесс. Элементарно: через год-другой некого будет наблюдать и таблетками пичкать, потому как содержать за высоким забором толпу потенциальных нобелевских лауреатов – это просто безнравственно. И вот, поднаторевший в общении с самыми разными персонажами, от эксцентричных до полностью неадекватных, главврач обставил дело так, что за каких-нибудь полчаса я из благополучно практикующего пиявкотерапевта превратился в пациента психиатрической лечебницы, а мои скользкие подружки перекочевали в собственность дальновидного эскулапа. Справедливости ради скажу, что для всех окружающих операция эта прошла незаметно. Больница подписала со мной договор о сотрудничестве, зачислив Знахарева З.Е. в штат, с предоставлением жилья и содержания. Да, собственно, меня и запирать не стали – по двум причинам сразу.

Во-первых, без своих пиявочек и их профилактического воздействия я через пару месяцев превратился бы в растение, отличающееся от лопуха и крапивы разве что неспособностью к фотосинтезу. Комплексное обследование показало, что я уже доигрался до полного привыкания по типу наркотической зависимости. И куда ж мне теперь было деться?

А во-вторых, они собрали солидный консилиум и поставили мне диагноз: «Маниакально-депрессивный психоз на почве развившейся вялотекущей шизофрении. Особое примечание: склонен к несанкционированному лечению людей без гарантированного результата с использованием клинически неопробированного материала». В общем, вздумай я заартачиться, только начни права качать, и уже на вполне законных основаниях загремел бы в «палату №6». А так эта грозная бумажка лежит в сейфе у Виссарионыча без движения вместе с рукописью, которую вы читаете, и которую я имел возможность написать в свободное от работы (или лечения?) время.

Вот так, и не осуждайте меня за то, что я столь быстро и легко примирился с нынешней участью. Мне здесь и впрямь хорошо: кормят, поят, дают работать, пиявочек-подружек строго по мере надобности к голове допускают. Грех жаловаться. Да и куда? Если сам городской голова Никодим Поросеночкин раз в неделю у главврача процедуры проходит всякие, в том числе и пиявочные.

Так что, будете в Мышуйске, заходите.

Интересно, для кого я последнюю фразу написал? Давно же и всем известно, что из Мышуйска ни одна собака не выйдет, ни один голубь почтовый не улетит. Ох, не иначе мозги опять отказывают. Пора мне у Клементия Виссарионыча очередной сеансик пиявкотерапии выклянчить.

На том разрешите откланяться. Здоровья всем и ума побольше.

Искренне ваш

Зосипатор Знахарев.

На некоторое время в кабинете главврача повисла гнетущая тишина, и сделалось слышно, как злая осенняя муха с безнадежным жужжанием бьется головой о стекло. Форточка была распахнута настежь, но муха-дура ее не видела. Корреспонденту «Мышуйской правды» отчего-то стало жаль несчастное насекомое, и он чуть было не вскочил мухе на помощь. Но Клементий Виссарионович поднялся первым и нарушил молчание.

– Вот вы и познакомились с этим удивительным документом, дорогой товарищ, – проговорил он, аккуратно собирая в стопочку пожелтевшие листы рукописи Знахарева и направляясь к сейфу. – С собою дать не могу.

– Понятно, понятно, – кивнул корреспондент. – Да и к чему они мне? Вы же все от начала до конца вслух прочли, а у меня диктофончик включен.

– Очень хорошо, – главврач уселся обратно в кресло и сдвинул очки на лоб. – Вы, конечно, публикуйте у себя в газете этот материал, но только с одним необходимым дополненьицем.

– Это с каким же? – заинтересовался сотрудник «Мышуйской правды».

– Следует обязательно поместить рядом мой научный комментарий или если угодно, votum separatum главврача.

– То есть ваше особое мнение, – проявил эрудицию газетчик.

Главврач кивнул.

– Так вот. Если вы давно в Мышуйске, то понимаете, что в моей клинике нет безнадежно больных людей. И в то же время во всем городе нет абсолютно здоровых. Все мышуйцы – мои потенциальные пациенты.

– Да, да, – согласился журналист. – Я тоже в свое время провел здесь несколько недель.

– Так вот. А что касается Знахарева, мы здесь имеем довольно тяжелый случай. Его пиявки от дурости – мощнейшее психотронное оружие. Знаете, когда я это понял? Когда, еще будучи на свободе, Зосипатор решил подлечить Прокофия Кулипина – нашего самого знаменитого изобретателя. Чем дело кончилось, знаете? Прокофий избавился от дурных снов, от пагубной привычки к алкоголю и тремора. Но вместе с тем и от своего таланта. Вот уже больше трех лет его не посещала ни одна идея. То, что Знахарев называет дуростью – на самом деле есть творческое начало.

– А как же он сам? – удивился корреспондент. – Ведь только на пиявках вся его деятельность и держится.

– Правильно, он сам – исключение. Возможно, Знахарев элементарно вытягивает творческую энергию из других людей и впрыскивает ее себе. Представляете, как он опасен! Изолируя его в своей клинике, я просто стремлюсь уберечь город от полного отупения и озверения. А возможно, и не только город. Возможно, весь мир от гибели спасаю.

– В каком смысле?

– А вспомните, как Зосипатор хотел уйти из Мышуйска и не смог. Это был первый случай подобного рода. До этого от нас уезжали и улетали все, кто хотел. Между прочим, в кругах, близких к генералу Водоплюеву утверждают, что именно тогда и опустился на город некий энергетический колпак, проницаемый лишь в одном направлении. Само мироздание сопротивлялось знахаревской «борьбе с дуростью»!

– Жуть какая! – выдохнул журналист. – Неужели это правда?

Клементий Виссарионович не успел ответить, потому что дверь кабинета внезапно распахнулась, и на пороге объявился взлохмаченный и сильно перепуганный человек в больничной пижаме.

– Что такое, Филипп Индустриевич? – заботливо поинтересовался главврач.

И тут же отрекомендовал вошедшего представителю прессы:

– Доктор физиологических наук Филипп Индустриевич Мозжечков.

– Клементий Виссарионович! – взмолился Мозжечков, чуть не плача. – Этот бандит Знахарев опять бегает за мною со своими пиявками.