Николай Кузнецов - Ваня, деревенский зомби

Я им по-русски говорю, — мол, Ваня я, свой, чего же вы на меня кидаетесь, как на плешивую собаку? Что я вам сделал?

— Ты, — говорят, — есть зомби. А зомби людей едят, детишек крадут и женщин обижают.

Я говорю, — окститесь православные, на кой мне фиг вас лопать? Я вообще ничего не ем. И не сплю. А насчет детишек, так еще подумать надо, кто кого здесь более достал? — По первой, меня местные мальчишки очень уж сильно обижали. То камнями швыряться начнут, то собак науськают. Очень уж мне сильно от пацанят доставалось. Пришлось, конечно же, меры предпринять. Нарезал пару веток крапивы, ну и споймал самых отпетых, угостил горяченьким. Но я же в меру, чтобы не баловали.

— А женщин обижать? Да вы с дуба рухнули, уважаемые сельчане. Вы на Катьку, тьфу, Катерину Миловну посмотрите. На ее девяносто три кэ-ге, с гаком.! Такую забидь? Хотел я бы посмотреть на этого обидчика? И вообще я женщин люблю, то есть любил, черт, запутали вы меня, дорогие мои односельчане…

После, как-то всё устаканилось, само собою. Люди поняли, что я им не враг, а местами очень даже и друг. Стал общаться с народом, то тут подмогну, то там. Свои как-никак, хоть я и нелюдь. Как сказал батюшка, наш местный, отец Сименон, — я Ваня, есть сущность, не мертвая и не живая. Но, духовная и потому не понятная. То есть «третья ипостась», в мире живых и мертвых.

Ежедневно бывая среди людей, особенно среди баб наших местных, даже вернее будет сказать, «вращаясь в кругу местного женского общества», я стал особенно следить за своей внешностью.

Нет, ну а что? Не человек что-ли? То есть, конечно, не человек, но, что это меняет? Одежка моя кой-какая, постоянно в порядке должна быть. Обувка, правда, не налезает. А та, что сможет налезть, ну уж очень будет странно смотреться, на пять-шесть размеров больше. Стопы мои как-то странно расплющились и поэтому в нормальную обувь, ну никак. Лучше уж босиком, летом. Осень в калошах, а зимой валенков, на мой век хватит.

Ну, это еще ничего. Рубаха, штаны, иногда еще и шляпу на голову надеть. И вид вполне приличный. Правда, одно но, маленькое такое «Но». Очень уж неудобное.

Если смотреть на меня со стороны, ну что? Зомби как зомби. Издалека, без очков, даже за нормального человека можно принять. Но вот проблема, переднего, так сказать, плана:

К моей коже зеленоватого цвета еще можно привыкнуть. Но мои зубы! Это нечто. На нижней челюсти их всего пять и все по краям спрятались. На верхней восемь. Из них два, по раздельности, впереди торчат. Мне-то вообще без разницы. Но, как я заметил, наши дамы, общаясь со мной, стараются смотреть мимо меня в сторону. Поначалу-то я и не вдавался в такие тонкости, а потом и призадумался. И очень стало мне неприятно. Хотел даже уйти куда-нибудь и повеситься. Но потом подумал, что это не имеет никакого смысла. Залез на крышу своего сарайчика и думал две ночи.

Алёнка, шустрая девица пятнадцати лет, племяшка Надькина, залезла ко мне на крышу, на третий день моего самовольного заточения:

— Дядь Вань, ты чего? В пространстве потерялся?

— Да не Алёна, проблема есть у меня. Социального, так сказать, плана.

— Да ну? Какие проблемы могут быть у зомби? Давай колись дядь Вань?

— Вот ты, девица малолетняя, на свиданки бегаешь? — и, видя ее подтверждающий кивок, я продолжил, — красишься? Наводишь, так сказать марафет?

— Ты чего дядя Ваня? Тоже покраситься решил? — Алёна смотрит недоверчиво, а потом хохочет.

— Тьфу, детский сад. У человека, понимаешь, проблема. А ей лишь бы поржать.

— Дядь Вань ты не человек. Ты зомби, — и опять хохочет. Потом замолкла, подумала и спрашивает, — а в чем проблема то?

— Да уж, не смейся больше. А то с крыши спихну, прямо в крапиву, — я набрался храбрости и выложил как на духу, — зубы у меня!

- Болят, что-ли?

— Тьфу. Страшные, блин!

— Покажи, — и трогает пальчиком мой передний верхний зуб. На, что мой доблестный зуб скоропостижно вываливается.

— Ой, упал.

— А я, что говорю? Как мне с людьми разговаривать?

— Да уж, видок еще тот. Даже для зомби, комильфо, получается, — держит в руке мой зуб, — даже если его прикрепить, то остальные где взять?

Алёнка посидела, минут десять, выкинула мой зуб в крапиву. Сморщила лобик, еще подумала,

— Ладно. Дядь Вань, прорвемся. У меня «френд» в городе. На первом курсе в медучилище учится. Что-нибудь решим.

Через день Аленка с хитрющим видом, подошла ко мне и говорит:

— Вот дядя Ваня, решение твоей проблемы, — дает мне маленький пакетик, темного цвета. — Дома откроешь. Спасибо потом скажешь, — и убежала хихикая.

А что делать? Я так понимаю, что меня в никакой стоматологии не обслужат. А без зубов, ну никак не обойтись. Правильно? Вот и пришлось воспользоваться Алёнкиным средством.

Челюсти на шарнире, такие, из пластика привезла мне племяшка Надькина. А на них, челюстях, стоит полный набор прелестных пластиковых зубов. Я их аккуратно вынул, подпил кое-где, подогнал под свой размерчик то. И на клей «Супермомент» посадил туда, где им и следовало быть. А что? «Первый парень на деревне».

Интересное, все-таки, человек существо. Вот дали ему кусочек власти, автомат в руки и жезл волшебный. Стоит он и как бы службу несет. За порядком следит на дороге. Правда, у самого, морда шире радиатора, от личного Мерседеса. И деньги в карман летят нескончаемой струйкой. Так ведь, еще изгаляется, власть свою показывает.

Вон, стоит «морда железобетонная». Жирком молоденьким за ушами потряхивает. Документы Надькины читает. Надежда, свет Петровна, стоит рядом по стойке смирно, ругается и чуть не плачет. А этот, от осознания величия своей власти, красный весь. Надулся как индюк. Китель форменный и так уже по швам трещит. Автомат АКС-74У[2], дурацкий какой-то, обрезанный, в народе прозванный «Ксюша», на плече висит.

Лоб широкий, вспотел весь, фуражка на затылке. На погонах четыре звездочки, капитан целый. Напарник его, молодой гаец, к нам не подошел, смотрит издали и автоматом своим коротким водит. Этот, капитан наш, наверняка решил сам срубить бабки. Стоит теперь возле нас и выпендривается.

Проверил документы, вокруг машины обошел пару раз. Меня увидал. Говорит и стволом мне указует,

— Выйдите из машины и документы предъявите.

Что делать бедному зомби? Вышел. Достал свой паспорт, а в нем справка о моей смерти. Шляпу свою низко на лоб опустил, отдал документы. Смотрю, читает внимательно:

«Иван Запредельный. Родился … года. Проживает район …, село …»

— Так, а это, что у нас? — Разворачивает мою справку и читает, — свидетельство о смерти гражданина Запредельного Ивана. Дата смерти… Причина смерти… … года рождения. — Что-о-о? Не понял?

— А, что здесь непонятного? Умер, значит умер. Не живой я. — смотрю я на его рожу и дружелюбно улыбаюсь. Кожа у меня на лице зеленоватая была, правда, когда Надежда предложила мне съездить с ней в город, «по делам», она меня немного припудрила. Теперь я был, с лица не зеленый, а скорее белый. Пришлось и губы немного подкрасить, а то совсем уж серые были.

Ещё перед поездкой, после макияжа я взглянул на себя в зеркало. Увиденное мне напомнило одного героя, по имени «Джокер», из старого фильма про Бэтмана. А если учесть мои ослепительно-белые пластиковые зубы, то вообще вид мой был «хоть куда».

— Щутки щутить, значит, будем? — автоматом на меня, морда злая-презлая, — а ну-ка руки поднял вверх.

Я уже говорил, автомат у гаишника был «Ксюша», у него ствол такой, еще дурацкий, коротенький совсем. Тычет мне в пузо. Думаю, — не дай бог, пальнет сдуру. От меня куски полетят. Тут еще Надька, гляжу, деньги, свои кровные, для дела припасённые, достает, хочет от этого толстого гайца откупиться.

«Не, думаю, шалишь брат», — и такая злоба меня праведная охватила. Беру я этот автомат-коротыш за мушку, его прицельную и сгибаю ее набок. Вместе с куцым стволом. Да так, что и не выстрелить из него. Капитан, доблестных ГИБ, чего-то там ДД, стоит, смотрит на мое лицо, а сам становится белее меня напудренного. Глаза стеклянные, бормочет что-то,

— Иван …предельный, родился такого-то, умер… Мама! — Ой, — Ик. — Я аккуратно беру из его руки свои документы, говорю негромко,

— Зачем тебе столько денег капитан? Ведь умрешь через пять лет, под Новый год. Пьяный до туалета не дойдешь, свалишься в сугроб и все. Денег в гроб себе не положишь. Живи по-людски.

— Да-да, — головой кивает, как болванчик игрушечный. Задышал сильно и часто, расстегнул пуговку на шее, — спасибо товарищ Запредельный, извините, если что. Езжайте, — махнул рукой своему коллеге, — пропусти…

Полкан наглый и здоровский псин. Вон, развалился на крылечке. Смотрит на меня искоса, хвостом виляет. Знает песья морда, что утром, когда буду идти с пекарни, хлебом свежим угощу. Делает вид, что спит. А сам подлец, Ваську караулит.