Сергей Боровский - Гениальное открытие

Он повернулся, чтобы убежать по лестнице вверх, к спасительным дверям, но я не дал ему ни единого шанса. Коротко взмахнув аплинфолем, я опустил его на голову Феофанова.

Каюсь, не следовало этого делать. Но я просто не сдержался. Нервы, будь они неладны! В моём присутствии глумились над самым святым, что только есть у ученого — над неистребимой тягой к познанию. Или это он всё не мог мне простить того случая с Вероникой?

В общем, черепная кость у него оказалась крепкая — только шишку набил и ушибся немного, когда падал. Коробку конфет я ему в больницу передал, как положено. Вместе с извинениями. Но о новом выступлении на Совете не могло быть теперь и речи.

Умение менять тактику и стратегию по ходу боя — качество, отличающее великих полководцев и исследователей. Я обладал им сполна. Как только меня выпустили из отделения, я взял такси и поехал в редакцию «Ведомостей».

Удостоверение Академика эти болваны от науки забрать у меня не посмели, поэтому я без труда добился аудиенции у главного редактора.

— Чем могу быть полезен? — осведомился тот.

— Хочу предложить вам интервью, — ответил я. — Совершенно бесплатно.

— Вы считаете, оно будет интересно нашему читателю?

— Насчет этого не знаю, но вот что позвольте вас спросить: если завтра начнется война с инопланетянами, вы тоже будете предварительно изучать конъюнктуру рынка или опубликуете новость, не взирая на рейтинги?

— Ещё с утра я не видел на улицах никаких войск, в том числе инопланетных.

Юмор — это хорошо, но в данном виде спорта мы с ним находимся в разных весовых категориях.

— Обычная обывательская логика, — пошутил в ответ я. — Протоны должны кружить в воздухе, как мухи, чтобы в их существование поверил какой-нибудь парикмахер.

По-моему до него, наконец, дошло, с кем он имеет дело. Он задумался, а потом испросил разрешения включить диктофон.

Мы общались с ним час, а то и больше. Он не халтурил и задавал наводящие вопросы. Как мне показалось, очень точные и правильные. Когда всё закончилось, он крепко пожал мне руку и проводил до самых дверей.

— Рад был нашему знакомству, — сказал он на прощанье.

Статья вышла, как он и обещал, через три дня. Он честно перепечатал наш разговор, слово в слово, ничего не исказив. За что ему отдельное спасибо. Но при этом снабдил его таким заголовком: «Сумасшедший профессор разгадал тайну происхождения мира».

Статья имела успех, но не совсем такой, на какой надеялся я. Её перепечатали буквально все желтые газетёнки, благодаря чему меня стали узнавать на улице и показывать пальцами. Может, и детей пугали — с них не убудет.

Даже Миша нашёл в себе силы отметиться, несмотря на давешнюю нашу размолвку.

— Ты становишься знаменитым, — сказал он по телефону.

— А ты опять завидуешь.

— Дурак! В какую ещё историю тебе нужно вляпаться, чтобы ты остановился?

— В энциклопедию мечу. Парамонов разве не рассказывал?

— Эх, Федя, Федя!

По Маниным весёлым глазам я понял, что она тоже ознакомилась со статьей. Принесли доброжелатели. По собственной инициативе она читала только объявления в электричках да счета за коммунальные услуги.

Выпив бутылку коньяку и закусив её двумя апельсинами, я пришёл к выводу, что настала пора подвести некоторые промежуточные итоги. Очевидно, что я потерпел сокрушительное поражение по всем направлениям. Это было тем более странно, что доказательство моей правоты находилось у меня в руках. Треснуло только немного, но работало, как часы. Получалось, что я оказался в стандартной ситуации гения: один против всего мира. До сих пор я читал об этом в книжках и не понимал, как такое может быть. Вот. Теперь понимаю.

Но я не собирался сокрушаться по этому поводу и, тем более, сдаваться.

На Лубянку попасть оказалось легче, чем в Академию Наук. Стоило только набрать номер их приёмной и пообщаться с вежливым секретарем, как мне назначили на следующий же день, к половине третьего.

В два двадцать я был на месте.

Меня заставили опорожнить карманы и пройти через металлоискатель. Он смолчал, показывая, что я девственно чист, но у людей в чёрных пиджаках возникли возражения по поводу аплинфоля.

— С компьютером нельзя, — сказал один из них.

— Это не компьютер.

— Тем более. С незнакомыми приборами категорически запрещается.

Натурально, я тут же вскипел.

— Да вы понимаете, что именно из-за вот этого самого прибора я и иду к вам!

— Не положено.

Заладили, как попугаи. Я сказал им все, что думаю о них и их методах. Они стерпели и остались вполне равнодушными — не 37-ой на дворе.

В кабинете меня встретил пожилой благообразный майор. Нет, формы на нем не было, просто я сразу понял, что он находится в звании майора. Не спрашивайте, как — интуиция учёного, помноженная на многолетний опыт.

Я начал с того, что рассказал о происшествии на проходной.

— Вы представляете, эти недоумки отобрали у меня аплинфоль!

Майор напрягся одним глазом и спросил:

— Чем они мотивировали свой поступок?

— Да ни чем! Инструкциями начальства. Но именно этот прибор и является доказательством того, что я собираюсь вам сейчас рассказать.

— Не переживайте. Излагайте вашу историю, а потом мы вместе сходим за этим… как его?

— Аплинфолем, — подсказал я.

— Вот именно. Начинайте!

И я рассказал ему всё, сделав небольшие поправки к оригинальному тексту — человек всё-таки передо мной сидел военный.

Слушал он очень внимательно и перебивал только по делу.

— Как вы поняли, что именно Бог дал вам аплинфоль?

— Элементарно! Методом исключения. Я перебрал все возможные варианты, и только один из них выдержал испытания логикой.

— Хм. А как вы поняли, что это — именно аплинфоль? Вы его когда-нибудь раньше видели?

— Отличный вопрос! Вот представьте, что вы попросили на день рождения у родителей калориметр.

— Как?

— Не важно. Вы слышали от знакомых мальчишек, что есть такой. Утром вы просыпаетесь и видите незнакомый предмет у себя под кроватью. Скажите, какова вероятность того, что предмет окажется именно калориметром?

— Допустим.

Когда я дошёл в своем повествовании до инцидента с ревнивым мужем, майор тут же спросил:

— В больницу ходили?

— Зачем? — опешил я.

— Зафиксировать побои.

— Ну, знаете, я такими делами не занимаюсь.

— Ясно, — рубанул майор и встал со своего места, подав мне руку для пожатия. — Мы свяжемся с вами, как только нам станет что-либо известно по вашему вопросу.

— А прибор?

— У нас всё по-честному. Вам вернут его на проходной.

— Я имел в виду…

Впрочем, к чему метать бисер…

Выйдя на улицу, я подставил лицо мелкому дождику, который организовался за время моего отсутствия на свежем воздухе. Приятная прохлада привела мой мозг в рабочее состояние. И вот что он сгенерировал. Мы не будем вставать на скользкий путь предателей Родины и на поклон к ЦРУ не пойдем. А нужно нам, Федя, самим продвигать наше открытие и внедрять его в массы.

Лучше не сформулируешь.

Как вы уже, наверное, догадались, недостатком идей я никогда не страдал. Поэтому схема дальнейших действий родилась у меня мгновенно. Я сниму помещение и сделаю из него павильон. Выставку. Назову его… ну, допустим, «Салон путешествий в пространстве и времени». Развешаю по стенам наглядную агитацию, фотографии с тех мест, где сам успею побывать, напечатаю брошюры для раздачи и, конечно, сам аплинфоль поставлю посередине зала на мраморную тумбочку. И повалит ко мне народ. Не академики, нет. Простые граждане, с мозолями на руках, в кирзовых сапогах и портянках. Они скорее меня поймут и оценят.

На банковском счету у меня имелись некоторые сбережения — не лаптем щи хлебаем, но я прекрасно понимал, что при нынешних ценах на аренду и услуги их надолго не хватит. А входные билеты продавать я не собирался. Не цирк ведь. Поэтому у меня родилась комбинация по первоначальному накоплению капитала.

Помню, как в июле 1991-го я получил премию за публикацию книги — сорок тысяч рублей. Положил их на сберкнижку, планируя купить попозже «Жигули», и уехал отдохнуть на Байкал. На два месяца. Когда я вернулся, на эти деньги, которые с трудом удалось выцарапать из банка, я купил видеомагнитофон, хорошенько поторговавшись с продавцом. Абсолютно не нужную вещь, но ещё бы неделя, и моих денег на пиво с чипсами бы не хватило.

Да, чуть не забыл: курс доллара скакнул тогда с двадцати пяти до ста тридцати рублей. Вот на нём я и решил заработать.

У меня где-то завалялась старая сторублевая купюра с чёрным Лениным на обложке. Взял я её, родимую, отправился в июль 1991-го и купил четыре доллара. У криминального менялы одного. Тогда за эту деятельность ещё сроки давали. Переместился в сентябрь, продал их за пятьсот, не торгуясь. Чтобы побыстрее, значит. Вернулся в июль, купил двадцать долларов. Продал в сентябре за две тысячи. Ну, и мотался так, пока не собрал два чемодана «зеленых». Мог бы и больше, но менялы на меня как-то косо стали поглядывать. Примелькался, наверное.