Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда

Дара прорицания у бедняжки не было и в помине, но сама она мнила себя чуть ли не ясновидящей. Этот довольно увесистый хрустальный шар она купила по случаю у какой-то гадалки и с тех пор часами глазела на него, пытаясь предугадать свое будущее. А время от времени изрекала какое-нибудь «пророчество», нарочно понижая голос и презабавно хмурясь. Меня при этом всегда смех разбирал, но я считал, что такое развлечение ничуть не хуже любого другого, и потому не позволял себе не только хихикнуть, но даже улыбнуться. Пускай себе забавляется, коли ей это по душе.

— Ты, поди, увидела меня спешащим к тебе в глубине этой штуки? — спросил я.

— Некоторым образом, — кивая, ответила Розали низким шелестящим голосом и бережно опустила свой шар на пол.

Мне потребовалась секунда, чтобы скинуть тунику и приспустить панталоны. А еще через мгновение дверь с треском распахнулась и на пороге появился Гранит собственной персоной. Мне сэр рыцарь со страху показался куда внушительней, чем когда он удалялся от дворца верхом на коне, а я провожал его взглядом с верхней галереи замка.

Но устрашающая его фигура мелькнула передо мной во всем своем великолепии лишь на долю секунды: едва только дверь начала отворяться, я быстрой рыбкой нырнул за кровать, откуда меня совсем не было видно, успев прихватить с собой тунику. Недостатков-то у меня хоть отбавляй, в том числе, увы, и физических, но на скорость своей реакции я никогда не жаловался. Здесь сказались не только врожденная стремительность движений, но и долгие годы практики. Так вот, я ни жив ни мертв притаился на полу, позади кровати. Шум моего падения был, к счастью, заглушён грохотом двери, которая ударилась о стену — с такой силой Гранит ее распахнул. Но после этого любой неосторожный шорох мог бы привлечь его внимание, поэтому я не рисковал переменить неудобную позу, в которой приземлился. У такого бравого вояки слух наверняка не менее острый, чем у сторожевого пса. Я даже дышать боялся и только о том и думал, как бы унять бешеный стук сердца, отдававшийся у меня в ушах словно грохот кузнечного молота.

Розали, как я уже упоминал, никогда не отличалась ни умом, ни находчивостью. Бедняжка вконец растерялась при виде столь некстати вернувшегося супруга. Все, что она успела сделать, как только он вломился в покои, — это прикрыть простыней свою наготу. Я мысленно представил себе, как она в отчаянии обводит прекрасными глазами спальню, ища подходящие к случаю слова, чтобы начать разговор и тем положить конец затянувшейся паузе.

— Милорд… — пролепетала она наконец несчастным голосом. — Я… я…

— Вы… Вы!.. — сердито передразнил ее Гранит. — Что вы намеревались мне сообщить?!

— Я… я…

— Смелей, дорогая!!

Розали внезапно сбросила с себя простыню, чтобы получше скрыть меня от глаз супруга, и та опустилась прямо мне на голову. Я мысленно поблагодарил свою возлюбленную за такую предусмотрительность и присутствие духа, хотя, если хоть кусочек злосчастной ткани, смявшейся комом, оказался бы в поле зрения Гранита, эта попытка меня замаскировать сослужила бы мне дурную службу, ведь белью, насколько я знаю, не свойственно дрожать от страха.

— Я вас ждала, милорд, — выдохнула наконец Розали и сделала какое-то движение. Не иначе как раскрыла объятия. Не сомневаюсь, что выглядела она в эту минуту более чем соблазнительно. — Возьмите же меня!

Я все еще старался сдерживать дыхание, что, по правде говоря, удавалось мне без особых усилий, — оно и без того почти уже иссякло в моей груди. И сердце практически замерло. Мне было ужасно тесно, и душно, и неудобно. От всего этого я едва не лишился чувств. А между тем мне следовало быть настороже. Если бы Розали преуспела в своем начинании и подмяла себя под Гранита, мне стоило бы рискнуть выползти из-под кровати по-пластунски и примерно таким же манером покинуть спальню сэра рыцаря.

— Куда это вы хотите, чтобы я вас взял? — недовольным тоном вопросил Гранит.

Тут я подумал, быть не может, чтобы он ее не понял. Просто хочется ему отчего-то в очередной раз выставить ее дурой, вот и все.

— Берите меня! Я ваша! — страстно воскликнула Розали.

Ни на секунду не забывая о том отчаянном положении, в котором находился, я тем не менее просто в толк взять не мог, как этот чурбан способен был устоять против такого приглашения? Да я бы на его месте сам домогался сейчас тех милостей, которые ему столь щедро предлагали. Вернее, почти навязывали. Уму непостижимо! А потом мне вдруг пришло в голову, что, видать, на то он и рыцарь, чтобы так себя держать. Рыцари, конечно же, не чета нам, простым смертным. Они скроены из куда более прочного и жесткого материала, чем все остальные. Или же он что-то заподозрил и не желает быть сбитым со следа. Но тогда… Чем упорней будет бедняжка Розали добиваться его мужского внимания, тем больше даст ему пищи для сомнений. Сомнений в искренности ее порыва, а значит, и в ее верности супружескому долгу. А также в том, была ли она одна в спальне в момент его внезапного возвращения… Я весь взмок от таких мыслей, а диалог между супругами, от которого зависела моя участь, шел своим чередом, и я был вынужден оставаться лишь безмолвным тайным его слушателем.

— Как же это вы могли меня дожидаться, если я сам не ведал, что вернусь? — строго спросил Гранит.

— Я… — Розали причмокнула, облизывая губы. Надо думать, они у нее от страха совсем пересохли. — Я предвидела… вернее, я надеялась… надеялась, что вы вернетесь и еще раз напоследок удостоите меня своего внимания, милорд.

— Ничего подобного у меня и в мыслях не было, — развеял ее и мои надежды Гранит. — Я возвратился за своим заговоренным кинжалом. Я его в спешке позабыл.

— Вот как?

Если бы Розали, выдохнув эти два слова, закрыла свой розовый ротик и продолжала молчать в течение ближайших нескольких минут, нам с ней, возможно, и удалось бы выйти сухими из воды. Гранит ведь привык считать ее едва ли не слабоумной, а все, что она сказала и сделала в его присутствии, пока что вполне подходило под это определение. Но возникшая тишина отчего-то начала ее тяготить, и, чтобы разрядить сгущавшуюся, как ей казалось, атмосферу, она вдруг взяла да и ляпнула:

— Ну да, конечно, я как только увидала его здесь на стене, на привычном месте, так сразу и подумала, что вы непременно должны вернуться.

Гранит, к несчастью для нас с Розали, не пропустил ее слова мимо ушей. И не забыл, о чем она говорила минуту назад.

— Вы только что заявили, что надеялись на мое возвращение ради нежного прощания с вами. А теперь утверждаете, будто знали, что я вернусь за своим заговоренным кинжалом. Извольте объясниться, миледи.

— Да, я… вообще-то говоря… понимаете, я…

В покоях снова воцарилось молчание, и на сей раз в нем и вправду угадывалось нечто зловещее. Я представил себе, как кровь отлила от щек Розали, как задрожали ее тонкие пальцы. Она, поди, изо всех сил напрягала свои бедные мозги, придумывая убедительную отговорку. Я услыхал, как повернулась дверная ручка, и понадеялся было, что Гранит решил покинуть жену без дальнейших объяснений, слишком наскучила она ему своей глупостью, но надежда эта растаяла как дым: следом раздался звук поворачиваемого в замке ключа. От ужаса меня аж знобить начало.

Надо отдать должное покойному Граниту: он-то уж глупцом не был.

— Что такое, — проревел он грозно, — здесь происходит?!

И я стал мысленно проговаривать то, что должна была бы, по моему мнению, ответить Розали, словно надеясь вложить в ее уста мой безмолвный монолог: «Я немею… немею от страха и восторга, как всегда в вашем присутствии, милорд… Я готова сказать что угодно, лишь бы вам было приятно это слышать… Дело в том, что я надеялась быть удостоенной вашего внимания, когда вы вернулись бы за своим кинжалом…»

Пусть бы она произнесла это или что угодно в подобном же роде. Но Розали рассудила иначе.

— Не убивайте… — Голос ее прервался от рыданий. — Пожалуйста, милорд, не убивайте его…

Сказать, что у меня при этом душа ушла в пятки, значило бы не сказать ничего.

В ответ на ее трогательную просьбу Гранит издал рычание. Вероятно, оно заключало в себе слово: «Что-о-о?!» — но разобрать его сквозь этот рев было не легче, чем расчленить на отдельные звуки завывание урагана. Сэр Гранит, четко печатая шаг, обогнул кровать и сдернул с меня простыню. Я оглянулся на него через плечо, поверх своего слегка выпяченного и совершенно голого зада.

Гранит стоял на месте как вкопанный. Его крепкое тело содрогалось от ярости, столь неистовой, что он не мог с ходу сообразить, в какую форму ее облечь.

Я решил воспользоваться его минутным замешательством: сперва перекатился на спину, потом привстал, натянул наконец свои панталоны и выпрямился, держась за один из четырех столбиков кровати, на которых был укреплен роскошный полог. Это чтобы не опираться на свою правую ногу, которая у меня с рождения кривая и хромая — словом, почти что бесполезная. Воображаю, что за зрелище я собой являл в тот момент! Тощий, нескладный, с чрезмерно развитой мускулатурой рук и плеч — все из-за упомянутого выше физического уродства, — лопоухий, со спутанной копной огненно-рыжих волос. Вдобавок мой нос был слегка кривоват и немного горбат — неправильно сросся после перелома. Дела давних дней. Пожалуй, единственной мало-мальски привлекательной чертой моей внешности были глаза — большие, серые, на редкость красивого, я бы даже сказал, изысканного оттенка, таившие в глубине своей выражение задумчивости и легкой грусти и весьма облагораживавшие мое некрасивое лицо простолюдина. Боюсь только, Гранит в те минуты был далек от того, чтобы залюбоваться моими очами.