Кирилл Кудряшов - Гостья

А вот я сделаю это просто так! Пусть все гадают!

Стоп… А почему это все горящие люди так мечутся, катаются по земле и страшно кричат? Вряд ли для того, чтобы привлечь к себе внимание. Боль… Страшная боль, когда ты сгораешь заживо.

Нее… Не пойдет. Это как войти в клетку к тигру — знаешь, как выглядит твой страх. Я предпочитаю темную пещеру с чудовищем внутри. Может оно белое и пушистое, это чудовище. А вот огонь — это тигр.

Хотя… Можно сожрать перед этим восемь пачек анальгина! В общем, наглотаться обезболивающих, чтобы ничего не чувствовать. Метод… Но это как-то уже не так красиво. Люди вокруг, конечно, не будут об этом знать, но я то буду. А ведь я хочу умереть не во имя чего-то, не для кого-то, а для себя самого. Ну и для моей очаровательной собутыльницы, конечно, раз уж она бросила все свои дела, чтобы придти за мной.

Броситься под поезд?

Застрелиться?

Повеситься?

Все не то…

— Ну? — поторопила меня смерть, поглядывая на часы, — Что ты решил?

— Прыжок! — вдруг неожиданно выдал я, — Хочу прыгнуть!

— Куда?

— Не куда, — передразнил я ее, — А откуда. С высоты! Может и летать научусь.

— Молодец! — похвалила меня Смерть, — Пойдем?

Она встала и подала мне руку.

— Что? Уже?

— А чего ждать? — удивилась она, — Или ты хочешь это сделать в конкретное время суток?

— Да нет… сейчас меня вполне устраивает.

Страха не было. Было любопытство. Проклятое человеческое качество, постоянно требующее от него узнавать что-то новое. Что же там, за гранью? Куда она отведет меня?

— С небоскреба? С самолета? Или с горы? — деловито спросила меня Смерть.

— С горы, — подумав, ответил я, — В какое-нибудь глубокое ущелье.

Мир вокруг меня растаял, а затем снова обрел форму. Мы стояли на краю потрясающе красивого ущелья, дно которого с огромным трудом угадывалось где-то внизу.

— Давай! — Смерть подтолкнула меня к краю.

— А ты будешь меня за руку держать? — глупо спросил я, — Страшно, ведь, все-таки.

— Нет, не буду, — ответила она, — Но если хочешь, потом поймаю тебя в полете. Первый шаг ты должен сделать сам, никто тебе в этом не помошник. А дальше мы полетим вместе. Хочешь?

— Хочу…

Я наклонился над краем бездны. Как там у Ницше… «Если долго всматриваться в пропасть, то пропасть начинает всматриваться в тебя…» Ну, пропасть, что ты видишь в моей душе? Ах, да, ты все равно не ответишь. Ну, тогда, земля — прощай! В добрый путь!

Не знаю, почему «Король и Шут» пел «Разбежавшись, прыгну со скалы». Мне, почему-то, совсем не хотелось разбегаться. Я просто встал на краю пропасти и позволил ветру подхватить меня под руки. Почувствовал, что теряю равновесие я не стал противиться этому, а лишь оглянулся на Смерть, которая ободряюще улыбнулась мне.

— Пошел, страус, пошел! — сказал она.

Ветер засвистел в ушах. Земля ушла из-под ног. Сердце покинуло грудную клетку и радостно забилось где-то в желудке.

Я летел!

Оставалось лишь взмахнуть крыльями, для полной иллюзии полета, но я не стал этого делать. Падать вниз не страшно, ведь ты знаешь, что тебя там ждет. Страшно падать вверх, но это и не возможно.

Кто-то взял меня за руку, и я увидел Смерть, раскинувшую руки и падавшую рядом со мной… Наши руки расцепились за секунду до того, как я коснулся дна, и перед тем, как мир в моих глазах угас, я успел увидеть, как она зависла в воздухе, в сантиметрах от острых камней на дне ущелья.

Был тоннель. Был свет. Вот только свет был не впереди или позади, а повсюду. И я летел сквозь этот свет под ободряющий голос Бутусова: «Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки…»

А потом свет ушел. Осталась темнота, продлившаяся до тех пор, пока я не открыл глаза.

Я увидел руки. Свои руки, на которых покоилась моя голова. Поднял голову и осознал, что она жестоко болит. Пригляделся и обнаружил, что мои руки лежат на столе. Принюхался и понял, что рядом стоит недопитая бутылка водки. Обвел взглядом окружающее пространство, и обнаружил, что сижу на своей же кухне.

А как же полет? А как же Смерть?

На столе передо мной лежали три бумажки, свернутые в аккуратные прямоугольнички. Записки…

Я развернул первую.

«Водка на столе, котлеты в холодильнике, 

— каллиграфическим почерком сообщала мне она, —

Я поехала. Твоя крыша…»

Ну Смертушка, ну юмористка!

Я развернул вторую.

«А ты молодец, Лешка! Справился! Истинный пионер и первопроходец! Мы с Судьбой тут посоветовались, и решили, что тебе стоит все-таки еще немного пожить. Может и правда ПНВ изобретешь? Так что живи, и наслаждайся жизнью. Ах да, чуть не забыла, тебе же наверняка обидно, что ты остался жив, что так и не узнал ответы на твои вопросы. Просто разверни третью записку — в ней я открыла тебе один секрет, но он будет ключом ко всем остальным вопросам. Ты человек умный, сам догадаешься…

Я взял в руки третью бумажку и долго крутил ее, не решаясь развернуть. В отличие от первых двух она была подписана:

«Какого, собственно, хрена?!»

Должно быть, это и был тот вопрос, на который она обещала дать мне ответ. Самый важный вопрос мироздания. Может и не стоит разворачивать этот листок? Может не стоит искать ответы на те вопросы, которые не положено даже задавать.

Я все же решился. Все же развернул.

«А что б было!» 

— было написано убористым Смертушкиным почерком.

Ну, Смертушка! Ну, юмористка!

Я налил себе еще стопарик, и услышал, как в соседней комнате вновь ожил компьютер. В Сидюке стоял диск Бутусова, это я знал точно, но из колонок почему-то полилась Янкина песня… А мы пойдем с тобою погуляем по трамвайным рельсам Посидим на трубах у начала кольцевой дороги Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода Путеводною звездою будет желтая тарелка светофора Если нам удастся, мы до ночи не вернемся в клетку Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю Чтоб остаться там лежать когда по нам поедут серые машины Увозя с собою тех кто не умел и не хотел в грязи валяться Если мы успеем мы продолжим путь ползком по шпалам Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернемся Если нас не встретят на пороге синие фуражки Если встретят, ты молчи, что мы гуляли по трамвайным рельсам Это первый признак преступления или шизофрении А с портрета будет улыбаться нам Железный Феликс Это будет очень долго, это будет справедливым Наказанием за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам Справедливым наказаньем за прогулки по трамвайным рельсам Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам

А ведь она права… Ну что ж, моя милая собутыльница, позволь поднять последний тост на сегодняшний день.

Выпьем, что б было! Удачи тебе, Смертушка, в твоей нелегкой работе!

Ноябрь 2005 года.

НГУВТ — новосибирский Государственный Университет Военной Техники. В природе не существует. Выдуман автором для рассказа «Талые воды», после чего намертво прижился в его больной фантазии.

«Ребенок Розмари» — знаменитейшая книга Айры Левин, по которой Роман Поланский снял свой не менее знаменитый фильм. По сюжету Розмари забеременела от самого Сатаны и родила очаровательного ребенка с рожками и желтыми глазами.

«Девятые врата» — фильм все того же Романа Поланского, на протяжении которого Джонни Депп усердно ищет книгу, которая должна помочь открыть врата в Ад, получив таким образом невиданную силу и могущество. Помогает ему в этом миловидная девушка с зелеными глазами, умеющая летать, знающая все на свете и практически не уязвимая. Поланский не дает прямого ответа на вопрос, кто же она, но сомнений в ее дьявольской сущности не остается.

Для тех, кто не знает этого анекдота, если таковые, конечно, имеются. Мужик открывает дверь на звонок, а на пороге стоит Смерть. Маленькая такая, но в плаще с косой, как положено. «Что? Уже?» — испуганно говорит он, — «Да ты не боись, — успокаивает его Смерть, — Я не к тебе, я к твоей канарейке».

В средние века образ Смерти как старухи с косой, родился из облика чумы. Сначала у умирающего отказывают ноги, и считалось, что это Смерть прошлась по ним своей косой.

ПНВ — прибор ночного видения. Крайне полезная в военном деле штуковина, если кто не знает. А вот что такое пирометр — и вообще объяснять не буду — на кой оно Вам надо?